Работа с недисциплинированными учащимися

Существует немало способов установления в классе порядка и дисциплины. Одни способы эффективнее других, но никому еще не удалось найти какой-то один, универсальный способ, одинаково надежный во всех случаях. Поэтому начинающий учитель всегда должен действовать в зависимости от обстоятельств. Если избранный им подход не решает проблему, нужно прибегнуть к другому, использовать третий - и так до тех пор, пока не будет найдено эффективное решение в каждой конкретной ситуации. Но учитель должен быть реалистом и понимать, что, как бы он порой ни старался, нельзя застраховаться от тех или иных неудач.

Методы обращения с недисциплинированными учащимися, которые мы рекомендуем, прошли испытание в практике работы многих учителей. Оцениваются эти методы неоднозначно. Мы попытаемся рассмотреть их с точки зрения того, насколько эффективными они оказались, судя по опыту большого числа начинающих учителей.

Беседа с глазу на глаз. Речь идет о наиболее действенном методе разрешения вопросов дисциплины и различных проблемных ситуаций в целом. Искренний, откровенный разговор чаще всего убеждает ученика в том, что для учителя он - личность и что сообща можно попытаться решить возникшую проблему. Беседа с глазу на глаз располагает ученика к большему сотрудничеству: в такой ситуации ему не нужно опасаться за свое достоинство перед одноклассниками и привлекать к себе их внимание.

Порицающие замечания. Это один из наиболее часто используемых методов борьбы с такими незначительными нарушениями дисциплины, как перешептывание, разговоры, невнимательность. Порицания со стороны учителя обычно бывает вполне достаточно для восстановления порядка. Правда, на закоренелых нарушителей дисциплины это далеко не всегда действует, и поэтому к ним приходится применять более крутые меры воздействия. Эффективность порицающего замечания зависит от индивидуальности каждого ученика. Некоторые школьники всеми силами стремятся избежать неодобрения со стороны учителя. Другие в ответ на его замечания лишь пожимают плечами, и, следовательно, учителю приходится думать о каких-то других, дополнительных мерах, способных восстановить в классе должный порядок.

Саркастический тон. Метод порицающего замечания вполне приемлем для восстановления порядка, чего нельзя сказать о саркастическом тоне. Порицание выражает простое неодобрение учителем того или иного поступка учащегося. Но саркастический тон, язвительные суждения унижают чувство собственного достоинства учеников. Не исключено, что саркастическая реплика заставит школьника приутихнуть. Но она же вызовет у него внутренний эмоциональный протест и чувство обиды, что может послужить источником возникновения более серьезных проблем во взаимоотношениях. Делая подобные замечания, учитель рискует потерять уважение учеников. Поскольку с помощью саркастического тона нельзя добиться ничего позитивного, его следует решительно избегать.

Частый опрос. Задавая вопросы по материалу урока ученику, отличающемуся болтливостью и невнимательностью, можно быстро добиться нужного результата - отучить его от склонностей подобного рода. Такой ученик очень скоро обнаруживает, что при недисциплинированном поведении ему приходится отвечать на вопросы учителя гораздо чаще. В результате ученик начинает больше следить за своим поведением в классе, становится более внимательным^*.

^* (Соображения автора вызывают ряд возражений. В принципе опрос не должен превращаться в "дисциплинарную" меру. Еще более недопустимо, чтобы он служил наказанием за нерадивость. В подобных случаях опрос лишается своего первоначального предназначения, утрачивает конструктивные дидактические функции, а это неизбежно приводит к снижению уровня учебного процесса.)

От устной работы к письменной. Если значительная часть класса проявляет недисциплинированность, восстановить порядок можно немедленно, стоит только прекратить устный опрос и предложить классу короткий письменный тест по теме урока. В результате класс моментально успокаивается. Этот прием позволяет учителю в какой-то мере застраховаться от подобных беспорядков в будущем. Оценки за внеочередную письменную работу, как правило, будут ниже, чем за обычную. Проверив работы, учитель может с полным основанием сказать учащимся, что это результат их легкомысленного поведения. Но не стоит придавать слишком большое значение этим работам при выведении итоговых оценок: нужно учитывать, что обстоятельства, в которых выполнялись тесты, не давали возможности ученикам показать свои истинные знания.

Консультации с родителями. Очень часто учитель может получить содействие от родителей учеников в решении той или иной сложной и "хронической" проблемы, и не надо этим пренебрегать. Но иногда родители не допускают мысли о том, что их дети могут нарушать школьную дисциплину. Это в особенности относится к тем, кто не стремится к встрече с педагогом и не посещает родительские собрания. Консультации с родителями полезны как для них самих, так и для учителя. Родители получают реальное представление о школьных делах и поведении ребенка, учитель же получает необходимые ему сведения для более глубокого понимания проблем конкретного ученика. Обменявшись информацией, обе стороны, возможно, придут к взаимному согласию относительно конкретных форм родительского содействия учителю. А школьник, знающий о тесном сотрудничестве родителей и учителя, становится, как правило, более покладистым.

В общении с родителями учитель должен проявлять максимум тактичности. Не нужно стыдить родителей и уж совсем не следует намекать на невыполнение ими своего долга по отношению к сыну или дочери. В принципе подход учителя должен быть таким: "Перед нами стоит общая проблема. Что мы можем предпринять для ее решения?" Тактичность особенно важна с теми родителями, которые полагают, что их дети неспособны на дурные поступки. Не найдя к ним правильного подхода, учитель неминуемо столкнется с их возмущением и отказом от дальнейшего сотрудничества - несмотря на то, что речь идет о благополучии их ребенка.

Иногда ту или иную проблему дисциплины можно разрешить весьма просто, стоит только пригрозить ученику вызовом родителей в школу. Эффективность этого приема зависит от того, насколько высок авторитет родителей в глазах ученика. О любопытном варианте этого приема сообщил один начинающий учитель, у которого возникли трудности с недисциплинированным учеником. Однажды во время урока, к которому ученик не проявлял ни малейшего интереса, учитель поинтересовался его домашним адресом и, не останавливаясь, продолжал объяснение материала. После урока учащийся спросил учителя, для чего понадобился его домашний адрес. Учитель ответил, что родителям ученика будет небезынтересно узнать о его поведении в школе. Школьник стал упрашивать ничего не сообщать родителям, обещая исправить свое поведение. Учитель согласился и при-" обрел еще одного образцового ученика.

Содействие лидера группы. Каждая группа имеет своего признанного лидера. В особенности это характерно для подростков, которые порой слепо подчиняются авторитету своих кумиров и готовы безоговорочно следовать за ними. Если учителю удастся привлечь на свою сторону лидера определенной группы в классе, то у него заметно поубавится трудностей в работе. Заручиться поддержкой такого неформального лидера можно, например, попросив его помощи в каких-то повседневных делах, касающихся всего класса. Однажды оказав помощь, он будет содействовать учителю и в последующих начинаниях.

Само собой разумеется, что привлечь на свою сторону неформального лидера класса непросто. Основной путь к этому-беседа с глазу на глаз, во время которой учитель может уважительно отозваться о лидерских качествах своего подопечного и предложить ему активно использовать их для содействия другим учащимся. Обращение к самосознанию ученика наряду с признанием его лидерских качеств может сделать его союзником учителя.

Изоляция. Подросткам свойственно стремление быть своими в группе и ею признанными. Физическая или психологическая изоляция от группы (класса) является весьма эффективной мерой педагогического воздействия на нарушителей дисциплины.

При физической изоляции ученика обычно сажают отдельно где-нибудь в последнем ряду, откуда ему будет гораздо труднее привлекать к себе внимание одноклассников. Нелишне разъяснить школьникам, что их товарища изолировали по той причине, что он мешает заниматься всему классу, но как только нарушитель порядка проявит готовность соблюдать дисциплину, он получит разрешение вновь присоединиться к классу.

В тех случаях, когда двое или более учащихся, сидящих по соседству, явно соревнуются в нарушениях дисциплины, их необходимо немедленно рассадить. Сделать это можно открыто или незаметно - пересадив не только их, но и некоторых других учащихся.

Применяя прием психологической изоляции, учитель разрешает ученику оставаться на своем рабочем месте, но игнорирует его и тем самым исключает из общей деятельности. Вопросов ему не задают, не обращают внимание на его попытки участвовать в работе класса и т. д. Этот прием эффективен в той степени, в какой учащийся ищет одобрения учителя^*.

^* (Эти соображения автора представляются весьма сомнительными. Психологическая изоляция скорее отрицательно сказывается на учебной работе школьника. Этот подход допустим лишь в качестве чрезвычайной меры дисциплинарного воздействия. Психологической изоляции можно подвергнуть учащегося за поведение, в равной степени неприемлемое как для учителя, так и для всего класса в целом. Однако сама необходимость прибегать к этому приему воздействия, как правило, свидетельствует о просчетах, допущенных учителем в предшествующей работе.)

Оставление в школе после уроков. Эта широко распространенная форма наказания эффективна только тогда, когда нарушаются последующие планы ученика. Если учащийся после школы спешит в клуб,на футбольную тренировку или же опаздывает на ту или иную работу, он всеми силами будет избегать действий, которые повлекут за собой вынужденную задержку. Но когда школьник не знает, куда себя девать, эта мера воздействия теряет всякий смысл.

Рекомендуется учитывать некоторые недостатки данной формы наказания. Во-первых, она создает большие трудности ученикам, зависящим от перевозок школьными автобусами. Во-вторых, учащийся может быть лишен возможности участвовать во внеклассной деятельности, которая принесет ему больше пользы, чем наказание такого рода. В-третьих, это может поставить под угрозу работу учащегося по найму с неполным рабочим днем или помешать выполнению домашних обязанностей. В конце концов, и сам педагог оказывается жертвой такого наказания, ибо и ему приходится оставаться в школе после уроков^*.

^* (Автор неправомерно рассматривает оставление ученика после уроков как меру дисциплинарного воздействия, которая носит однозначно "репрессивный" характер. Между тем, оставляя ученика после уроков, педагог не может и не должен прекращать взаимодействие с ним. Оставление после уроков возможно как в целях специальной беседы с учеником о его поведении, так и в целях организации его дополнительной учебной деятельности. В любом случае основной педагогической целью должно быть не наказание как таковое, а конструктивное целенаправленное воздействие на ученика. Прибегая к данной мере, учителю не следует подчеркивать момент наказания. Действия учителя и их восприятие учеником (и его одноклассниками) должны быть подчинены основной учебно-воспитательной задаче: корректировке учебной деятельности или поведения учащегося.)

Дополнительные задания. Известно, что дополнительные задания не должны служить наказанием за плохое поведение. Правда, среди определенной части учителей бытует мнение, что подобная мера наказания весьма эффективна, и поэтому они ее решительно отстаивают. Опасность в этом случае заключается в том, что у учащегося может возникнуть ассоциация между занятиями в школе и наказаниями, в результате чего он буквально возненавидит учение. Тем не менее поборники такой меры наказания утверждают, что учащиеся слишком не любят дополнительных заданий, поэтому будут вести себя безупречно, лишь бы избежать их. Может быть, в этом есть доля истины, но сам по себе такой метод едва ли вызовет у школьников желание трудиться. Разумнее поступает тот учитель, который не обременяет своих подопечных дополнительными заданиями ради наведения должного порядка в классе.

Занижение оценки. Оценка учащегося по предмету должна основываться на его действительных успехах, а не на поведении. Конечно, иногда зарвавшегося ученика можно утихомирить угрозой занижения оценки, но практика эта не заслуживает одобрения, поскольку искажает картину реальных познавательных достижений школьника. Если же учитель все-таки примет решение снизить оценку, перед ним возникнет масса проблем. Не говоря уже о возмущении учащихся, эта мера чревата еще и тем, что школьная администрация и родители могут потребовать от учителя объяснить подобное решение, а это будет непросто.

Удаление из класса. Мера эта серьезная. Она сродни исключению из школы на определенный срок. Разница лишь в том, что в данном случае речь идет о запрете на посещение уроков не по всем, а по одному предмету. Отсутствуя в классе, учащийся, естественно, значительно отстанет. Поэтому прибегнуть к такому наказанию учитель может, только исчерпав все остальные методы воздействия. Решившись на эту меру, учитель тем самым демонстрирует свою неспособность справиться с создавшейся ситуацией.

Ни при каких обстоятельствах учителю не следует удалять из класса ученика, не указав при этом, чем ему надлежит заняться. Если учитель просто велит школьнику покинуть класс, тот, по всей вероятности, с радостью проведет предоставленное ему свободное время по собственному разумению. Вместо этого учитель должен потребовать, чтобы ученик сообщил о случившемся школьной администрации. Как только учитель освободится, он обязан проверить, выполнено ли его указание. Рекомендуется предупредить учащегося, что он будет допущен в класс, лишь получив письменное разрешение от администрации школы.

Публичное извинение. Для учащегося нет большего унижения, чем стоять лицом к классу и публично каяться в неблаговидном проступке. С точки зрения взаимоотношений учителя с учениками такие извинения не приносят никакой пользы. Тлеющая в душе ученика обида не побуждает его к учебной работе. Пожалуй, лишь в одном случае публичное извинение можно как-то оправдать: в ситуации, когда ученик оскорбил весь класс.

Телесное наказание. Метод "убеждения силой" вызывает неутихающую полемику. В принципе к этому методу прибегать не следует, ибо возникающие проблемы можно решить с помощью гораздо менее крутых мер. Тем не менее можно представить себе ряд случаев, когда учителю необходимо применить силу: например, можно решительно выставить за дверь ученика, затеявшего драку. Или утихомирить учащегося, ведущего себя нагло и вызывающе. За учителем остается и право на самозащиту в случае угрозы его безопасности со стороны ученика. Такие случаи происходят нечасто, и хороший педагог редко с ними сталкивается.

Верховный суд Соединенных Штатов подтвердил правомерность телесных наказаний в школе, если для этого имеются веские причины. Тем не менее власти на местах соблюдают известную предусмотрительность. Приступив к работе, молодой учитель должен поинтересоваться у администрации, существует ли практика применения телесных наказаний в данном школьном округе. В любом случае учителю лучше их избегать, поскольку учащиеся и их родители, как правило, возмущаются подобными действиями. Кроме того, всегда существует опасность нанесения физического увечья ученику, за что учителя могут привлечь к суду. Если начинающий педагог полагает, что возникшую проблему можно решить исключительно путем применения физического наказания (что крайне маловероятно), он все-таки должен посоветоваться с более опытными коллегами или с директором школы ^*.

* (Применение телесных наказаний в американских школах отражает такие уродливые социальные явления, как стремительный рост преступности среди молодежи школьного возраста, вандализм, нападения на учителей. В этих условиях учителя бывают вынуждены принимать меры для пресечения агрессивного поведения отдельных учащихся и даже прибегать к самообороне. Упоминаемое автором решение Верховного суда США о допустимости телесных наказаний в школе является вынужденным официальным признанием неспособности американской школы справиться с острыми социально-педагогическими проблемами.

В советской школе категорически исключается применение не только физических наказаний, но и любых других наказаний, унижающих человеческое достоинство.)

Приводимые ниже примеры дисциплинарных проблем часто встречаются в практике начинающих учителей ^*. С некоторыми из них молодые педагоги справлялись вполне успешно. В остальных случаях учитель лишь обострял ситуацию, подходя к ней неверно или действуя с промедлением.

^* (Автор использует отчеты своих студентов, начинающих учителей.)

Беседы с классом помогают восстановить дисциплину.

До встречи с этим седьмым классом мне достаточно о нем порассказали. То, что я слышал, ничего доброго не предвещало. Из различных источников поступали сведения об учащихся как о "тупицах" и "будущих отбросах общества". О прочих ярлыках не хотелось бы упоминать. Психологически я был готов к встрече с "монстрами".

Я никогда не забуду свою первую встречу с этим классом. Джон, не переставая, болтал. Грег не желал сидеть с Луиз, потому что она была, по его выражению, "неряхой". Джо бродил по классу, когда ему того хотелось. Энн гораздо больше нравилось заниматься укладкой волос и косметикой, нежели учебой.

Я перепробовал самые различные способы, чтобы навести порядок и заинтересовать их, но все напрасно. Мне понадобилось около двух недель, чтобы убедиться в том, что мои методы ничем не отличаются от методов предыдущих учителей, работавших с этим классом. Я понял, что если хочу чего-то добиться, преподавая в этом классе, то следует подумать о каком-то ином подходе.

Несколько дней я обдумывал и взвешивал план действий, стараясь представить себя на месте двенадцатилетнего подростка. Наконец я пришел к выводу, что больше всего мне бы хотелось поделиться с кем-то своими проблемами. Следующей моей задачей было попытаться стать своеобразным "постом улавливания" того, что у моих учеников на душе. С этой целью я постарался так построить уроки английского языка, чтобы в конце каждого урока оставалось время на различные обсуждения и дискуссии.

Разъяснив свой подход учащимся, я заверил их, что мы будем обсуждать любую избранную ими тему. Их восторг трудно было описать.

В отведенное мною для дискуссий время в основном говорили ученики, а я только и делал, что выслушивал их. Очень скоро поведение класса резко изменилось в лучшую сторону. Мы форсировали программу, неизменно оставляя время для бесед. Довольно неожиданно для себя я обнаружил, что они полезны и мне самому. Мы говорили обо всем: о загрязнении окружающей среды, наркотиках, исторических событиях, взаимоотношениях между мальчиками и девочками, наконец, просто о жизни. Я до сих пор не знаю, много ли школьники почерпнули для себя из учебника, но я совершенно уверен в том, что они намного лучше стали понимать реальности жизни. И было ясно, что мои ученики стали гораздо более ответственно относиться к урокам английского языка. Ведь все они без исключения активно поддерживали ту практику непринужденных дискуссий, инициатором которой я был. У меня еще оставались некоторые сомнения относительно правильности избранного мною курса, но все они рассеялись, как только я получил по почте письмо от одного из моих "разбойников":

Дорогой мистер...

На Ваших уроках просто здорово. Мне впервые понравился английский. По этому предмету у меня начали появляться более высокие оценки. На Ваших уроках мы успеваем делать больше, чем на других. Мне нравится, как у нас проходят дискуссии. Очень надеюсь, что у Вас будет долгая и счастливая учительская карьера. Быть в Вашем классе- одно удовольствие. Я бы проводил там время сутками.

Ваш ученик...

Я понимаю, что никакого чуда не совершил, но это письмо заставило меня поверить, что найден путь к сердцу по крайней мере одного из моих учеников. Дни, полные изнурительной работы и отчаяния, не прошли даром. Мне будет очень недоставать этого класса.

Чувство юмора учителя содействует разрешению дисциплинарной проблемы. С Джерри я столкнулся в первую неделю моей самостоятельной работы преподавателем английского языка в восьмом классе. Он сидел, развалясь, за последним столом, развлекая себя и окружающих. Коллеги предупреждали меня, чего можно ожидать от Джерри, которого абсолютно не интересовали школьные занятия, учителя, да и сама школа.

Родителей Джерри вызывали несколько раз по поводу его плохого отношения к учебе. Но они были убеждены, что их сын-образец добродетели, и обвиняли учителей в мелочных придирках. Без содействия родителей попытки школы сладить с этим подростком были безуспешны.

Дурная репутация Джерри была известна всем. Но я решил, что мнения других учителей не должны влиять на мои взаимоотношения с учащимися. Мне не хотелось, чтобы у кого-либо из школьников возникло такое чувство, будто им заранее приклеивают ярлык. А подобное встречается довольно часто. На уроках я старался предоставить каждому учащемуся возможность доказать на деле, чего он стоит.

К концу первой недели моей работы с классом все школьники, кроме Джерри, знали, что от них требуется, и активно участвовали в занятиях. Все учащиеся своевременно сдавали домашние работы, прилежно трудились в классе и очень неплохо себя вели. Все - за исключением Джерри. Когда я просил его сдать на проверку домашнюю работу, ее не оказывалось или же Джерри признавался, что не выполнил задание. Вызывая его отвечать, я должен был втолковывать, на какой странице мы остановились, какое предложение разбирали и т. п. Довольно скоро стало очевидно, что Джерри превосходно понимает материал, но просто не желает работать. Мне подумалось, что, если с Джерри обращаться как с первоклассником, вызывая его почаще на уроках, он призадумается и начнет переоценивать свое поведение. Но я заблуждался. Применив несколько раз этот метод, я был вынужден от него отказаться, поскольку он требовал большой и совершенно напрасной траты времени.

Тогда я попробовал действовать по-другому. В школе была заведена система так называемых отрицательных баллов для нерадивых и недисциплинированных. Количество отрицательных баллов регистрировалось в информационных карточках для родителей, чтобы они имели четкое представление о поведении своих детей. Но для Джерри коллекционирование отрицательных баллов превратилось в настоящее хобби, их числилось за ним уже более 150. Понимая, что дополнительные пять баллов лишь добавят Джерри гордости за свою "коллекцию", я решил не пользоваться этим методом и попробовал оставлять его после уроков. Но оказалось, что он и без того должен "отсиживать" в школе на несколько недель вперед - за провинности на уроках других учителей.

К концу второй недели моей работы произошло событие, которое полностью изменило мои взаимоотношения с Джерри. Находясь в глубине класса во время ответа одного из учащихся, я увидел, как Джерри сунул в рот коробочку из-под таблеток. Он подул в нее, произведя при этом душераздирающий звук.

Ученик закончил отвечать, а я стоял и наблюдал за Джерри. Он попытался незаметно спрятать коробочку в стол. Внезапно весь инцидент показался мне до предела комичным. Вместо выговора я разразился смехом, вспомнив, что и сам проделывал примерно то же самое всего лишь несколько лет назад. Смеясь, я попросил парня продемонстрировать классу, каким образом он умудряется производить столь неподражаемые звуки. Джерри не заставил себя долго ждать. Хохотал весь класс, хохотал Джерри, хохотал и я. Спустя какое-то время смех утих, и класс был готов продолжать прерванную работу.

С этого дня Джерри словно подменили. Он вовремя сдавал домашние работы, активно отвечал на Уроках, поведение его заметно улучшилось. Ответы Джерри были не всегда верны, зато отношение к делу явно переменилось.

Разговор по душам с нарушителем дисциплины. Перед началом урока я обычно тратил пять-семь минут на наведение порядка. Приходилось переходить на крик, чтобы восстановить дисциплину. Но как только я начинал урок, в классе возникал едва различимый гул, источник которого невозможно было установить. Догадываясь, что эта шалость исходит от одного или двух школьников, а затем подхватывается всем классом, я решил пересадить нескольких учащихся. Но и это не помогло в той мере, в какой я рассчитывал.

Спустя несколько дней я наконец выявил зачинщика. Им оказался высокого роста парень, который выглядел старше своих лет. Он был второгодником, и весь класс воспринимал его как "героя". Выяснилось, что этот ученик не выносит школу и всюду, где бы ни появлялся, сеет смуту. Один из моих коллег высказал мнение, что телесное наказание - единственный способ обращения с этим парнем. Однако мне не хотелось прибегать к подобной мере воздействия. В глубине души теплилась надежда, что его удастся образумить другим путем.

Как только в очередной раз этот ученик нарушил дисциплину, я громко назвал его по имени и перед всем классом сделал выговор. Парень несколько утихомирился, но затем стал отказываться отвечать. Прошло несколько дней, и он опять взялся за старое. Ничего не изменилось и после того, как его пересадили за другой стол. Я уже почти отчаялся, но все-таки решил поговорить с ним с глазу на глаз. Выглядело это приблизительно так:

- Послушай, дружище, я не знаю, в чем дело и отчего ты так себя ведешь. Но могу сказать одно: как бы ты ни старался, но порученную мне работу я буду выполнять. Если тебе не по душе пребывание в школе, что ж, решать тебе. Но доучиться до положенного возраста тебе все равно придется, так что с таким же успехом ты мог бы вести себя и поприличнее. Не желаешь работать в классе - ну что ж, вольному воля, но не мешай своими разговорами другим. Еще раз беседовать на эту тему я с тобой не намерен. С сегодняшнего дня, хочу надеяться, ты перестанешь будоражить класс. Я говорил с тобой как мужчина с мужчиной. Полагаю, что ты сам сделаешь необходимые выводы из нашего разговора.

В ответ я услышал:

- Идет. В классе будет тихо, но заниматься не собираюсь. Работай или не работай - оценка выше не будет.

Я пообещал, что с моей стороны все будет по справедливости и он может рассчитывать в любом случае на заслуженную оценку. Уже на следующем уроке он вел себя превосходно, но не стал отвечать ни на один вопрос, заданный ему по теме занятия. Я продолжал вызывать его на каждом уроке. Наконец он начал отвечать, но при этом невероятно смущался: ему было трудно расстаться с прежней ролью, и он никак не желал, чтобы класс заподозрил его в слабости характера. Однако постепенно ученик втягивался в работу и даже тянул руку при устных опросах. Я продолжал держаться с ним строго и твердо, но никогда не упускал случая похвалить его, если он того заслуживал. Думаю, что похвалы эти его воодушевляли. В конечном итоге результаты работы именно с этим парнем принесли мне наибольшее удовлетворение.

Применение телесного наказания в целях восстановления дисциплины. Коллеги заранее предупредили меня, что четырнадцатилетний Дональд - озорной и своенравный подросток. Его совершенно не заботили учителя и школьные занятия, даже спортом он не интересовался. На переменах он дрался и "выяснял отношения" с другими ребятами. В классе Дональд сидел развалившись, то и дело зевая. Прошла всего одна неделя моей работы с классом, а он уже взял себе за правило подавать едкие реплики при ответах своих одноклассников. Я сделал ему замечание, затем выговор, но Дональд продолжал безобразничать. Чтобы привлечь к своей персоне дополнительное внимание, он, например, принимался жужжать или барабанить карандашом по столу.

Учителя, которым пришлось иметь дело с Дональдом, признавались, что все их усилия оказались безрезультатными. Школьный психолог со своей стороны информировал, что, судя по интеллектуальным и личностным тестам, Дональд во всех отношениях нормален, но домашние условия способствуют скверной успеваемости мальчика и его эмоциональной неуравновешенности. Будучи вдовой, мать Дональда вынуждена трудиться на двух работах, чтобы обеспечить семью. Психолог предполагал, что с возрастом у Дональда исчезнет потребность привлекать к себе внимание окружающих.

Хорошенько все обдумав, я пришел к выводу, что Дональд нуждается в сильном мужском влиянии. Применение силы,- крайний шаг, но в данном случае, на мой взгляд, это было необходимо.

Во время ответа одного из учащихся Дональд, как всегда, встревал со своими саркастическими репликами. Неторопливо подойдя к его столу, я влепил ему звучную оплеуху. Парнишка перепугался, он был ошеломлен и не вымолвил ни слова. Между тем опрос учащихся продолжался. До конца урока Дональд сидел не шелохнувшись.

С того дня ученика точно подменили. Он активно участвовал в работе класса и даже выразил желание украсить классную аудиторию к рождественским праздникам,

Дисциплина на занятиях в кабинете биологии. Особое значение вопрос дисциплины приобретает во время лабораторных занятий. Принятие надлежащих мер предосторожности может оказаться очень важным с точки зрения безопасности как учеников, так и учителя. Но несмотря на мои детальные инструкции, некоторые учащиеся ими явно пренебрегали.

Стерилизация нагара в автоклаве - процедура опасная. Наш автоклав не был автоматическим, поэтому поддерживать давление на уровне, близком к предельному, было рискованно. Когда стрелка манометра достигала почти максимальной отметки, мы снимали автоклав с нагревателя, позволив тем самым давлению несколько упасть. После чего автоклав новь водружали на нагреватель. Без соблюдения известных мер предосторожности весь процесс стерилизации, длившийся полчаса, таил в себе потенциальную опасность. Группа учащихся с ориентацией на поступление в колледж действовала очень осмотрительно. Но за остальными нужен был глаз да глаз, ни вели себя так, словно задались целью взорвать кабинет.

Еще один случай. Интерес учащихся вызывало установление у них группы крови. Однако и тут возникли проблемы: многим отнюдь не хотелось, чтобы у них брали кровь из пальца. Один четырнадцатилетний мальчик был до того напуган, что наотрез отказался от данной процедуры. Глядя на своих товарищей, он сделался белым как мел. Полной противоположностью ему был другой ученик, жаждавший продемонстрировать окружающим свое мужество. Ему мало было уколоть палец, и он лихо резанул себя чуть выше запястья. Порез оказался неглубоким, но кровотечение не прекращалось. Пришлось отправить парня на перевязку к школьной медицинской сестре. Тем временем при виде кровотечения некоторые школьники ударились в панику. Поэтому ничего не оставалось, как на какое-то время прекратить лабораторные исследования.

В моей практике были и такие "светлые" моменты. Однажды один мальчик спросил, не хочу ли я поглядеть, что у него в спортивной сумке. "Конечно",- ответил я. Мальчик запустил руку в сумку, вытащил оттуда полуторафутовую змею и принялся размахивать ею. Девочки были испуганы до слез, и я, не выбирая средств, переправил "озорника" к директору школы, лишь бы избавиться от ползучей твари.

Одной из трудноразрешимых проблем при работе в лаборатории является желание учеников все испытать на себе. И это невзирая на предупреждения о возможной опасности.

В целом существует немало проблем, с которыми приходится сталкиваться учителю биологии во время лабораторных занятий. Вот лишь некоторые из них. Школьники работают над опытами вдвоем. Это создает две проблемы: а) ученики громко разговаривают, их постоянно требуется одергивать; б) нередко один ученик работает за двоих, тогда как его напарник бездельничает.

У некоторых учащихся стойкая аллергия на различные бальзамирующие составы. Даже легкая форма аллергии на эти составы выражается в покраснении кожи, образовании припухлостей, в обильном выделении слез.

У многих учащихся вызывает отвращение работа с образцами. В кабинете биологии самая распространенная жалоба: "Ну и гадость! Не собираюсь к этому прикасаться. Один запах чего стоит!"

Учитель не интересуется подлинными мотивами поведения ученика. Как правило, учителю приходится сталкиваться со многими любопытными характерами. Меня особенно заинтересовал один ученик по имени Майк. Я с самого начала заметил, что он держится замкнуто, в стороне от остального класса. В школу он являлся в одиночестве, покидал ее также один и не делал никаких попыток сближения со своими одноклассниками. Естественно, меня заинтересовало, чем вызвано его столь явное стремление к одиночеству.

В течение последующих нескольких дней я обнаружил, что этот подросток часто плачет. Учащиеся, разумеется знавшие об этой его слабости, дразнили парня "плаксой". Это усугубляло его и без того подавленное состояние и заставляло плакать еще больше.

Я решил побеседовать с Майком после уроков. Объяснил, что одноклассники третируют его из-за плаксивости. Убеждал его, что бесконечные слезы больше подходят младенцу, но никак не учащемуся средней школы. Я также спросил его, видел ли он хоть одного своего одноклассника, готового заплакать по малейшему поводу. "Не видел",- ответил он и пообещал покончить со слезами.

Несколько недель все было спокойно. Но однажды, обнаружив, что Майк при выполнении контрольной работы пользуется шпаргалками, я сделал ему строгое внушение перед всем классом. Не выдержав, Майк разрыдался. Мне вновь пришлось ему напомнить о необходимости самоконтроля.

Вскоре после этого случая во время обсуждения пьесы "Юлий Цезарь" выяснилось, что Майк читает иллюстрированный журнал и не следит за тем, что происходит на уроке. Как ни в чем не бывало Майк заявил, что успел прочитать эту пьесу заранее. Я спросил, хорошо ли он понял ее содержание. "Разумеется",- с гордостью ответил он. Пришлось задать несколько дополнительных вопросов, чтобы доказать ему, как плохо он знает материал. Я привел его в замешательство перед всем классом, и глаза у него снова наполнились слезами.

После уроков у нас состоялся очередной разговор. Я спросил его, правильно ли он поступил, читая во время урока журнал. С виноватым видом он признал свою неправоту. Что касается слез, то я посоветовал ему повзрослеть и воспринимать критику без лишних эмоций, так как в жизни бывает всякое. Кажется, я помог своему ученику.

Потасовка между школьниками. Рональд и Томас занимались в классе, где я вел курс грамматики английского языка. Обоим было по шестнадцать лет, и на нехватку жизненных сил они не жаловались. Их поведение в классе оставляло желать лучшего, и это часто вынуждало меня энергично призывать их к порядку. Особенно нелегко мне приходилось в течение первого месяца самостоятельной работы.

Однажды, когда несколько учеников работали у доски, а я занимался с остальными на местах, неожиданно возник шум и беспорядок. Сцепились Томас и Рональд! Не поделив куска мела, ребята утратили контроль над собой.

Я кинулся к драчунам и, крепко ухватив за плечи, растащил их. Поскольку с такой ситуацией мне довелось столкнуться впервые, единственное, что я мог в тот момент придумать, это развести ребят на безопасное расстояние и дать им успокоиться.

Я велел драчунам занять свои места. Но надо было решить, как поступить с ними в дальнейшем. Можно было отправить обоих в кабинет директора школы. Но я понимал, что эта мера - крайняя. И тогда я попросил ребят быть мужчинами: пожать друг другу руки и извиниться не только передо мной, но и перед всем, классом.

К тому времени мальчишками уже больше владело смущение, нежели злоба, но извиниться вслух перед всеми представлялось им унизительным. Чтобы помочь им выйти из этой затруднительной ситуации, я заметил, что не тот храбрый, кто теряет самообладание и пускает в ход кулаки, а тот, кто сумеет публично извиниться за свое недостойное поведение, вобравшись с духом, драчуны стали лицом к классу и стыдливо обменялись рукопожатиями. После этого ребята извинились передо мной и перед своими товарищами.

С того дня оба вели себя безукоризненно. Не исключено, что в данном конкретном случае лекарство оказалось куда горше самой болезни. Быть может, именно это и стало тем сдерживающим средством, которое предотвратило дальнейшие выходки как со стороны Рональда и Томаса, так и со стороны других учеников.

Девочка боится учителей. В самом начале своей работы я заметил, что Сьюзан неимоверно боится учителя, который курировал меня на первых порах. Девочка обратилась за помощью к школьному психологу-консультанту, который принял разумное решение: организовать встречу Сьюзан и этого учителя в его присутствии. Цель этой встречи, как считал психолог, заключалась в том, чтобы помочь девочке взглянуть на учителя другими глазами, увидеть в нем личность и вместе с тем педагога, который принимает в ее судьбе искреннее и заинтересованное участие. Успех этой встречи превзошел все ожидания. Отношение Сьюзан к своему учителю полностью переменилось. И тогда меня неприятно поразила мысль: хотя с моим коллегой у девочки все утряслось, но ведь в скором будущем ее ждет очередная коллизия - на сей раз со мной.

Когда я окончательно принял класс, Сьюзан по отношению ко мне вела себя учтиво и уважительно. Но не прошло и недели, как обнаружилось, что девочка боится меня не меньше того самого учителя. Видимо, какие-то особенности моего внешнего облика или поведения нагоняли на нее страх. Я высокого роста, говорю громко, отличаюсь властными манерами, но мне всегда казалось, что мой вид и мое поведение способны внушить уважение, но никак не страх со стороны учащихся.

В конце второй недели работы в школе мои уроки посетил преподаватель колледжа, в котором я учился. Среди прочего он отметил, что моя манера поведения напугала даже его. Вскоре после урока ко мне подошла Сьюзан и заявила, что боится меня и что мой стиль преподавания кажется ей слишком суровым. Я ответил, что приношу свои извинения, если напугал ее, и заверил, что это было непреднамеренно. Казалось, Сьюзан поверила моим словам.

Однако во время проведения мною в этом классе первой контрольной работы случился очередной казус. Сьюзан явно была больше занята своими эмоциями, чём подготовкой к письменному тесту, В результате в ее работе набралось лишь 25 процентов верных ответов. Излишне говорить, как она расстроилась. После звонка я заверил Сьюзан, что это был лишь один тест из многих и что одна неудача еще ничего не означает. Я постарался как мог утешить ее, упомянув о том, что всем людям свойственно ошибаться. Иначе для чего, спрашивается, к карандашам приделывают ластики? Успокоенная моим шутливым тоном и искренностью, Сьюзан ушла улыбаясь.

После следующей контрольной Сьюзан было чему радоваться. На ее счету оказалось 85 процентов верных ответов, и лицо девочки сияло. После урока я как бы мимоходом спросил Сьюзан, по-прежнему ли. она боится меня. "Конечно, нет",- со смехом ответила она. Нечего и говорить, насколько это меня обрадовало. Лишнее доказательство того, что высокие оценки могут сделать ученика только лучше. Ведь ничто не окрыляет больше, чем успех.

У Сьюзан возникали в школе и другие проблемы. Во время занятий по автоделу она помяла об автобус принадлежащую школе машину. Последовали неизбежные насмешки одноклассников, а девочка и без того была подавлена случившимся. Пришлось спросить школьников, как бы они ощущали себя на месте Сьюзан, и мои слова попали в точку: насмешки прекратились.

В другой раз мы обсуждали роль религии в истории Америки. Сьюзан решительно заявила, что она является приверженцем трансцендентальной медитации, а все прочие религии, о которых говорилось в школе,- "самая настоящая ерунда ^*". Класс буквально взорвался от возмущения. Несколько учеников своими насмешками довели Сьюзан до слез. Пришлось напомнить им о свободе вероисповедания.

^* Трансцендентальная медитация - сосредоточенное самопогружение с целью отключить рациональное сознание. Практикуется в восточном мистицизме (йога, тибетский буддизм, дзен-буддизм) как один из приемов, якобы помогающих достичь мистического "просветления духа", "озарения". Наряду с другими элементами восточного мистицизма трансцендентальная медитация в последние годы привлекает внимание части американской молодежи, представителей американской интеллигенции. В социально-психологическом плане увлечение трансцендентальной медитацией выступает как попытка создания обособленного внутреннего мира личности, оторванного от окружающей реальности, и тем самым как средство ухода от острых социальных проблем, иллюзорного бегства от действительности.

Ближе к завершению моей работы с этим классом перспективы Сьюзан стали еще более благоприятными. Сверстники относились к ней доброжелательно, и она отлично занималась. Мой курс она закончила с оценкой "хорошо". Перед самым моим уходом Сьюзан подошла ко мне и сказала, что я замечательный учитель и что она многому у меня научилась. Не скрою, это мне было очень приятно. Поблагодарив Сьюзан за теплые слова, я в то же время заметил, что в этом есть и ее заслуга, поскольку она успешно преодолела немало трудностей, мешавших ей хорошо учиться.

Из этой истории я сделал вывод, что источником возникающих у учащихся трудностей могут оказаться отношения с педагогом. Сам же я за время работы в школе стал более вдумчивым учителем.

Способный ученик и "трудный" класс. Еще до начала ведения курса по всемирной истории меня предупредили о том, что мой будущий класс в большинстве своем состоит из отчаянных бузотеров десятых классов. Директор школы уведомил меня, что в порядке эксперимента их выделили в отдельную группу. В предыдущие годы этих нарушителей дисциплины распределяли по классам равномерно, что причиняло немало беспокойств учителям и учащимся. Директор полагал, что в одной группе с ними будет легче управиться. Таким образом, в классе насчитывалось двадцать девять юношей и пять девушек.

Было очевидно, что причин для безобразного поведения и скверной учебы у моих подопечных более чем достаточно. Фактически у них совершенно отсутствовал интерес к школьным занятиям, да и при желании они были бы уже не в состоянии работать, как это требуется в десятом классе. Главным было отсутствие у них стабильных навыков чтения. Кроме того, в группе были заики, а у двух школьников обнаружилось нарушение слуха. Из-за нежелания или неспособности трудиться на уроках мои ученики развлекались кто как умел.

На Джона я обратил внимание, поскольку он явно выделялся на общем фоне умением хорошо читать. Впрочем, на задаваемые ему вопросы он не мог, вернее, как обнаружилось позже, не желал отвечать. Поначалу я предположил, что Джон смущается, но, понаблюдав за его поведением, отбросил эту версию. На уроках он часто болтал с соседями, совершенно игнорируя все то, чем должен был заниматься. Казалось, парень ищет одобрения у основной группы нарушителей дисциплины. Меня это обеспокоило.

Поговорив с учителем, который курировал мою работу, я выяснил, что Джон - парень способный, но его энергию необходимо направлять в нужное русло. Пришлось вызвать подростка для беседы с глазу на глаз. Разговор получился откровенный. При этом выяснилось, что у Джона никогда не было трудностей по курсу всемирной истории. Я проинформировал его о полученных им в последнее время неудовлетворительных оценках, предупредив, что его дальнейшее шутовство завершится плачевно. В ответ я услышал, что поступает он без злого умысла - развлекается, и только. В конце нашего разговора Джон обещал постараться хоть немного поправить дела.

Но уже на следующий день стало ясно, что все это лишь пустые слова. Вел он себя по-прежнему вызывающе и едва получил зачетный балл. Казалось, это послужит ему хорошим предостережением и он наконец по-настоящему возьмется за дело. Но парня хватило лишь на несколько дней.

Я попросил побеседовать с Джоном моего куратора. Это не дало никакого результата. С моей стороны последовали повторные предупреждения. Пришлось пересадить ученика за другой стол. Я сознавал, что буду вынужден прибегнуть к крайним мерам. Наконец поведение Джона ухудшилось до такой степени, что я удалил его из класса и отправил в дирекцию. Директор исключил моего подопечного из школы на два дня.

На следующий день мне позвонил отец Джона и поинтересовался, в чем дело. Я разъяснил ситуацию. Поблагодарив за полученную информацию, он пообещал сделать все, чтобы исправить положение.

После возвращения в школу Джона словно подменили. Вместо попыток произвести впечатление на группу наиболее закоренелых нарушителей дисциплины Джон стал активно общаться с одноклассником, который хорошо учился, участвовать в классных дискуссиях по теме урока. Приятно было наблюдать за поведением ученика, еще недавно отказывающегося отвечать на вопросы учителя. Теперь он сам забрасывал меня вопросами, проявляя при этом неподдельный интерес к занятиям.

По-видимому, двухдневное исключение из школы послужило ученику горьким уроком, но в данном случае это было просто необходимо. Пример Джона сослужил добрую службу и нескольким другим его одноклассникам, прежде не отличавшимся усердием в учебной работе.

Искренность и твердость. В школе мне предложили попробовать свои силы в "трудном" классе в целях обогащения моего педагогического опыта. Приняв этот класс, я сразу обнаружила свою профессиональную неподготовленность. Хотя явных эксцессов не было, в аудитории постоянно стоял приглушенный гул. Ученики откровенно меня игнорировали, им было безразлично, нахожусь ли я в помещении или отсутствую, говорю или молчу - они разговаривали в свое удовольствие. Привлечь внимание к своей персоне я могла разве что криком.

Что мне было делать? Я пробовала, стоя перед сидящей аудиторией, обратить на себя внимание своим ледяным молчанием. Не вышло. Я пустила в ход устные замечания - тоже безрезультатно. Тогда я обратилась за консультацией к своему куратору. Она не смогла ничего посоветовать, но предложила понаблюдать за учениками на моих уроках. Я отказалась, поскольку принять подобное предложение означало признать собственное поражение.

Однажды, отчаявшись, я объявила, что задаю письменную работу, которую все обязаны сдать в конце урока. Болтовня продолжалась. Выйдя из себя, я поставила класс в известность о том, что завтра предстоит выполнить контрольный тест.

В тот же день мне довелось беседовать с одним учеником из этого класса, которому потребовалась моя помощь в подготовке курсовой работы. Покончив с этим делом, мы заговорили о плохой дисциплине в классе. Я не скрывала своей озабоченности, и тогда ученик очень вежливо дал мне понять, что я всеми силами пытаюсь произвести впечатление мелочного, придирчивого человека. Класс же отлично осознает, что это далеко не так. Почему бы мне не прекратить играть эту неблагодарную роль? Вместо того чтобы браниться и давать в качестве наказания дополнительные задания, которые вызывают в классе лишь чувство протеста, не лучше ли просто и прямо заявить: если шум не прекратится, придется передать класс другому учителю. Мне подумалось, что мысль эта недурна. Да и терять мне на этом этапе, пожалуй, уже было нечего.

На следующий день у меня состоялся откровенный разговор с классом. Все слушали меня, ощущая искренность и необходимость моих слов. Никто не проронил ни звука. Все это время я простояла возле своего стола и говорила совершенно спокойно. Я заявила, что больше так продолжаться не может. Мне не нужны маленькие роботы, сидящие стройными рядами, но точно так же мне не нужны и нарушители дисциплины. Я предложила учащимся несколько вариантов дальнейших взаимоотношений. Первый: за нарушениями дисциплины незамедлительно следует письменный тест и дополнительные домашние задания. При этом я пояснила, что мне бы не хотелось прибегать к такому методу воздействия. Второй: я передаю класс другому преподавателю. Да, это равнозначно поражению и признанию профессиональной некомпетентности. Но если понадобится, я пойду на это. И наконец, третий: забыть о старых обидах и начать всё сначала. Я предложила школьникам избрать своего представителя, хорошенько все взвесить и через него сообщить мне о принятом всеми решении.

Делегат был избран без лишних словопрений. Какое-то время в классе шел обмен мнениями. Решение было единодушным: забыть прежние обиды.

С того дня у меня с этим классом не возникало никаких трудностей в работе. На мой взгляд, он стал образцовым.

Шпаргалки и тесты. Джули казалась мне самой обычной ученицей. Со всеми она находила общий язык и хорошо адаптировалась в группе. Однако вскоре обнаружилась явная неустойчивость в ее поведении. Сегодня она само очарование, трудолюбие, желание помочь окружающим и трудиться самой. Буквально на следующий день она становится дерзкой, ленивой, недружелюбной. Способности у девочки были выше среднего, но пользовалась ими Джули не всегда.

Однажды, проводя небольшой письменный тест, я обратил внимание на то, с каким упорством Джули вглядывалась в свою ладошку. Я незаметно подошел к ее столу и увидел в руке у нее крохотный листок бумаги с записями. Джули меня не заметила. Я же смолчал до поры до времени.

Учитывая хорошую успеваемость девочки, я решил не делать ей замечания в присутствии друзей, а побеседовать с ней после урока наедине. Спросив, не труден ли для нее материал, я получил ожидаемый отрицательный ответ. Не думает ли она в таком случае, что вместо приготовления шпаргалок куда полезнее потратить время на настоящую учебу? Джули согласилась со мной.

С тех пор ее нельзя было упрекнуть ни в чем. Но поначалу я думал, что ее отличная работа в классе - результат того, что Джули посчитала злополучный случай со шпаргалкой за угрозу с моей стороны. Потом такую возможность я исключил: прошло два месяца, и инцидент был, безусловно, забыт.

Этот случай позволил мне сделать определенные выводы.

Прежде всего, никогда не надо спешить. Лучше обсудить проблему с учащимся в откровенной беседе, нежели сразу прибегать к суровому наказанию. Устрой я "спектакль" с Джули в главной роли перед ее товарищами по классу, и дело, возможно, приняло бы нежелательный оборот. Такой подход мог бы лишь ожесточить школьницу.

Я уверен, что перемены в ней произошли потому, что она осознала: я искренне стремлюсь ей помочь и обращаюсь с ней, вероятно, лучше, чем она того заслуживает. Одним словом, она стала больше доверять учителям.

Наградой мне послужило прилежание Джули, и я с гордостью думал о том, что в этом благоприятном финале есть доля моего участия.

Предвзятое отношение педагогов к школьнице. Энн уже второй год занималась английским языком в группе подготовки для поступления в колледж, когда я приступил к работе в этой школе. В первый же день она привлекла мое внимание тем, что держалась в стороне от одноклассников. У старшего педагога я поинтересовался, чем вызвана такая самоизоляция. Он объяснил, что Энн пришла в класс с претензией на лидерство. В течение нескольких дней я особенно внимательно наблюдал за поведением Энн. На занятиях она была пассивна, но если ее вызывали - отвечала превосходно.

Просмотрев текущие оценки Энн, я был очень удивлен. Она не успевала ни по одному предмету. Скверными были и оценки за поведение. Основательные ответы в классе явно противоречили столь низкой успеваемости. Но все учителя полагали, что Энн отличается безразличием к учебе и отсутствием прилежания.

Обратившись к личному делу школьницы, я обнаружил, что вплоть до нынешнего учебного года успеваемость Энн была высокой. Соответствующие записи свидетельствовали об ее эмоциональной уравновешенности, хорошем физическом здоровье и отсутствии каких-либо неурядиц в семье.

Я решил откровенно поговорить с Энн и попросил ее остаться после уроков. Я заявил, что она потенциально может учиться блестяще. Почему бы ей не исправить положение? Энн откровенно рассказала мне о явно пристрастном отношении к ней со стороны педагогов. Все началось с предвзятой информации одного из учителей о ее поведении на уроках. Какой смысл стараться, если все преподаватели видят в ней "воображалу". Я не стал спорить, но предложил Энн начать наши взаимоотношения с "чистой страницы". Еще я сказал, что на моих уроках ее успехи или неудачи будут зависеть только от нее. Наконец, я попытался убедить ее в том, что удовлетворение от работы дают не оценки учителей, а чувство гордости за собственные достижения.

Реакция на беседу была самой положительной. Я старался вовлечь Энн в общие дела класса и не упускал возможности похвалить ее, когда она этого заслуживала. Ее оценки значительно повысились. Самым главным достижением стали ее живой интерес и участие в школьной жизни. Энн не было равных в классе при обсуждении литературных произведений. Она вникала в самую суть вопроса, тонко разбиралась в непреходящих ценностях английского языка.

Не судить об учащемся на основании предвзятой информации - вот что я извлек для себя из этой истории. Было большим удовольствием наблюдать, как из пассивной ученицы Энн превратилась в активного участника всех событий в жизни класса.

Агрессивный школьник и чрезмерная материнская опека. На моих уроках Фрэнк постоянно нарушал дисциплину. Он непрерывно разговаривал с соседями, ноги его не знали покоя, учебники то и дело падали со стола, к тому же он рассылал записки во все концы классной комнаты, отвлекая учащихся,

Выговоры, беседы наедине, оставление после уроков - никакого эффекта. Последнее, что мне оставалось,- это отправить Фрэнка к директору.

Просмотрев личное дело ученика, я обнаружил, что по целому ряду личностных черт он имел далеко не благополучные характеристики. У него были крайне низкие итоговые оценки за прошлый учебный год, к тому же в седьмом и восьмом классах он был второгодником. Его регулярно удаляли из класса за плохую дисциплину, но каждый раз мать Фрэнка приносила за него извинения и заверяла, что такое больше не повторится. Наряду с этим она взяла за правило писать сыну оправдательные записки по поводу невыполненных домашних заданий. А однажды обвинила учителей в несправедливом отношении к ее сыну, якобы из-за его религиозных убеждений.

Были и другие неприятные моменты: так, Фрэнк дважды затевал потасовки с одноклассниками. Причем в каждом случае их разнимал кто-либо из учителей, которые сообщали об угрозах Фрэнка прикончить соперника, сопровождавшихся потоками нецензурной брани. Было известно также, что Фрэнк курит марихуану.

В конце концов директор убедил родителей отправить его в детский лечебный центр, где с ним проводили соответствующую психотерапию.

Лечебный центр в свою очередь регулярно информировал школу о том, как проходит лечение Фрэнка. В ходе обследований выяснилась полная зависимость Фрэнка от матери, принимавшая самые крайние формы. Мать укладывала его спать, вставала среди ночи, чтобы отвести в туалет. Он проявлял почти полную беспомощность в любых целенаправленных действиях, если рядом не было матери.

Естественно, что у него возникли трудности в общении с одноклассниками. Его дразнили, и он все глубже замыкался в себе. Проблема усугубилась еще больше, когда родители Фрэнка стали препятствовать его контактам с одноклассниками.

Во время лечения психиатры выяснили, что Фрэнка крайне интересовало профессиональное обучение, в особенности кулинария. Директор убедил родителей в необходимости совмещать обучение в средней школе с профессиональным обучением. Агрессивность Фрэнка по отношению к педагогам уменьшилась. Но в отношениях с одноклассниками все осталось по-прежнему.

Хотя я не принимал участия в судьбе Фрэнка, но хотел бы знать, как дальше пойдут его дела в школе, да и вообще в жизни. Лично мне было стыдно за то, что в школе парню не оказали помощи раньше. Для меня было очевидно, что матери Фрэнка также давно требовалась квалифицированная помощь психиатра.

Антипатия к учителю. Я только приступил к работе в девятом классе, когда обратил внимание на ученика в четвертом ряду за третьим столом. Он без конца ухмылялся, всем своим видом давая мне понять, что как учитель я его не устраиваю.

Я попросил ученика задержаться после занятий. Поинтересовавшись, чем он недоволен, услышал: "Ничем". Нравятся ли ему наши занятия? - "Разумеется". Я понимал, что он говорит неправду, и сказал, что более не желаю терпеть его выходки. На этом разговор завершился.

И хотя в дальнейшем этот ученик воздерживался в классе от презрительных комментариев в мой адрес, тем не менее он всем своим видом давал мне понять: тоже мне, учитель выискался! Я часто вызывал его, но верных ответов не слышал. В журнале за ним числился полный набор неудовлетворительных оценок. Но это обстоятельство ничуть не смущало моего подопечного.

Тем не менее все поручения, связанные с внеклассной работой, школьник выполнял безукоризненно. Он настолько превосходно вел дела, что я выразил ему признательность, поинтересовавшись при этом, почему бы ему и учебой не заняться столь же усердно. Смутившись, он ответил, что старшеклассники не раз говорили ему о том, что начинающие учителя "думают, будто знают все лучше всех", и чтобы он поменьше принимал их всерьез.

Мы долгое время беседовали. Я обратил его внимание на то, что старшие учащиеся порой подстрекают учеников младших классов на поступки, которые им самим кажутся чересчур рискованными.

Очевидно, мои слова возымели какое-то действие. Я с удовольствием констатирую, что этот подросток прилежно работает в классе, и мне кажется, по крайней мере один начинающий педагог ему пришелся по душе.

Осознание учителем своей ошибки. Во время проведенной накануне контрольной работы в классе отсутствовали трое учеников. По возвращении каждому из них я вручил копию контрольной. Двоим учащимся я предложил сесть на задних рядах. Третьего же, Билла, посадил перед собой. Покончив со вчерашними делами, я начал урок. Через некоторое время по выражению лица Билла стало очевидно, что он не справляется с контрольными вопросами. Сосредоточиться ему мешала дискуссия, происходившая в классе.

Голос у меня довольно громкий, но в данной ситуации я ничего сделать не мог. Понизить голос означало лишить возможности школьников, сидевших вдали, слушать меня. В то же время я не мог пересадить Билла назад, к тем двоим. Желательно было свести к минимуму возможность списывания.

Прошло минут пятнадцать. Я видел, как велико раздражение Билла: с каждым моим новым словом лицо ученика все больше и больше заливалось краской. Наконец он больше не мог сдерживаться.

- Ты когда-нибудь заткнешься? - вырвалось у Билла.

Я был ошеломлен. Никогда ничего подобного я не ожидал. Необходимо было сохранять спокойствие. Я внятно и твердо спросил:

- Что ты сказал, Билл?

Он понял, что сболтнул лишнее, но отступить уже не мог и четко повторил:

- Ты когда-нибудь заткнешься?!

Взяв со стола его контрольную, я разорвал ее надвое, а самого Билла выставил из класса. Следовало помнить о тридцати пяти остальных учащихся, наблюдавших за этой сценой. Я не мог рисковать своим авторитетом.

Когда я выпроваживал Билла из класса, он выглядел испуганным. Возле самых дверей ученик спросил, запинаясь:

- А как же контрольная?

Я верил в свою правоту и непоколебимо провозгласил перед всей аудиторией:

- Единственное, что тебе предстоит в будущем сдавать на контроль, - это кровь из пальца. Убирайся!

В тот момент мне казалось, что я великолепен.

Все оставшееся до конца урока время мне приходилось лишь удивляться: стояла мертвая тишина в течение тридцати пяти минут. В какой-то степени это был рекорд. Но эта гнетущая тишина была мне не по душе.

Уже после я понял, что стиль жесткого и сурового учителя мне совершенно не подходит: не тот у меня характер.

Мне хотелось, чтобы класс поддержал меня. Оставались сутки до очередной встречи с учениками, и за это время мне предстояло выработать единственно верный план действий.

Но я так и не сумел этого сделать. Прозвенел звонок, и я небрежной походкой вошел в класс. Немедленно воцарилась тишина. Оглядев учащихся, я обнаружил Билла, сидящего за своим столом. Он, несомненно, ожидал, что его вновь выставят из класса. Что мне было делать? Я открыл свою папку, достал контрольный тест и вручил его Биллу со словами:

- Держи, Билл. Желаю удачи. Билл вежливо поблагодарил.

Я взглянул на класс. Учащиеся улыбались. Принятое мною решение оказалось верным.

После истории с Биллом у меня с этим классом больше не было никаких забот. Я же получил своеобразный урок и по-настоящему оценил благотворность непредвзятости и великодушия.

Безуспешные действия учителя. Несмотря на мои неудачные попытки помочь Джо, целесообразно рассказать подробнее об этом случае.

Джо - один из девяти детей в семье. У отца его никогда не хватало времени, чтобы наладить добрые отношения с сыном. Мать искренне любит Джо и проявляет живой интерес ко всему, что связано с его благополучием. Его старшие братья и сестры в школе на хорошем счету. Один из старших братьев превосходно учится в колледже. Младшие дети в семье, однако, очень напоминают Джо: им нечем похвастаться. По словам Джо, младшая половина семейства "оказалась неудачной".

Джо шестнадцать лет, и в этой школе он недавно. До сих пор его школьная эпопея сводилась к частым переходам то в одну, то в другую государственную или частную среднюю школу округа. Этим, пожалуй, объясняются его неудовлетворительные навыки чтения и излишне долгое пребывание в различных классах.

Бывает, что первое впечатление обманчиво. Но что касается Джо, то оно подтвердилось полностью. В первый день моей работы с классом я сразу обратил внимание на его внешний вид. Волосы его были длинными и неопрятными. Рубашка расстегнута до пояса, брюки выглядели так, точно в них играли в футбол. Туфли не чистились целую вечность. Одним словом, Джо имел вид крайне неприглядный.

В тот же день я столкнулся с Джо в школьном кафетерии. Он подошел ко мне, широко улыбаясь, и принялся подробно расспрашивать о моей жизни. Я решил, что начало неплохое, но ошибся. К концу первой недели знакомства стало ясно, что Джо рассматривает наши отношения как приятельские. Каждый день он разыскивал меня в кафетерии, фамильярничал, называя меня по имени. Джо ходил за мной по пятам и, если я не обращал на него внимания, сразу же принимался вести себя грубо и вызывающе. Пришлось втолковать парню, что я не гожусь ему в приятели, хотя и считаю себя его другом. Такой оборот не устраивал Джо. Ему хотелось убедить всех в том, что у него со мной "свойские" отношения.

Из бесед с другими учителями и школьным психологом выяснилось, что Джо посещает школу нерегулярно и к тому же, как правило, опаздывает к началу занятий. Вел он себя безответственно и сумасбродно. О Джо поговаривали, что он выпивает и употребляет наркотики, из-за чего уже несколько раз попадал в полицию. Парень назначал свидания своим сверстницам и девушкам постарше, хвастал всюду своими победами. Большинство верило в его россказни. Он вращался в компании себе подобных, был замешан в различных инцидентах на автодорогах. Однажды Джо явился в класс основательно избитый, весь в порезах и бинтах. Во время завтрака он поведал мне, как накануне их компания выпивала и развлекалась, разъезжая на автомобилях. Я рассказал Джо о возможных последствиях злоупотребления алкоголем, но в ответ услышал, что для него пить - удовольствие. Занятия в школе шли своим чередом, но Джо не проявлял ни малейшего интереса ни к одному предмету. Успеваемость его была крайне низкой, а три основные дисциплины он вообще не сдал. Ситуация была безвыходной.

Недисциплинированная ученица признает свое поражение. После двух недель предварительного наблюдения я принял класс, где мне предстояло преподавать биологию. В течение недели все шло гладко, пока Лайза, казавшаяся мне тихоней, не принялась устраивать различные выходки. Не проходило дня. чтобы она не нарушала дисциплину: то запускала бумажные самолетики со своего стола, то, скомкав куски бумаги, швыряла их в учащихся, то, набросав карикатуры, рассылала их по классу.

В первые дни работы я попытался уладить конфликт по-доброму. Убедившись, что поведение ее лишь ухудшается, я был вынужден пересадить Лайзу за другой стол. Мои действия вызвали ее крайнее негодование. Посреди урока она вдруг принималась гудеть, насвистывать и т. п. В ответ на мои замечания она лишь ухмылялась и, просидев спокойно считанные минуты, опять принималась безобразничать.

В тот день, когда у нас произошло решительное столкновение, Лайза явилась в класс с миниатюрной губной гармоникой. Для игры на ней Лайза выбрала самый ответственный момент урока. Когда я отобрал у девочки гармонику, Лайза принялась со мной яростно спорить. Пришлось отправить ее из класса.

Несколько минут спустя в класс пришел учитель, курировавший мою работу. Я рассказал ему о случившемся, и он объяснил мне ситуацию. Оказалось, что Лайза все лето провела в исправительном заведении, откуда ее отпустили, разрешив посещать школу. При этом Лайзу предупредили, что если ее поведение в школе не улучшится, то придется вернуться обратно. Узнав об этом, я решил припугнуть девчонку. Одновременно я отлично понимал, что не следует прибегать к крайним мерам: исправительное заведение не выход из создавшегося положения.

На следующий день Лайза явилась в класс как ни в чем не бывало. Но не прошло и десяти минут, как она принялась выяснять отношения со своим соседом. На мое замечание школьница ответила, чтобы я не лез не в свои дела. Пришлось в очередной раз выставить ее из класса, но на сей раз Лайзе было сказано, что она не будет допущена к занятиям, пока не представит письменного разрешения от директора школы. Растерявшись, Лайза пыталась что-то сказать, но я закрыл дверь и продолжил урок.

Прошло несколько минут, Лайза постучалась в дверь и попросила меня выйти в коридор. Расплакавшись, она сказала, что будет изо всех сил стараться не нарушать дисциплину - лишь бы ее не отправляли в исправительное заведение.

Лингафонный кабинет и проблемы особого рода для педагога. Моя деятельность учителя началась с преподавания испанского языка. Энтузиазма у меня хватало, но вскоре я был обескуражен.

Все мои беды исходили от лингафонного кабинета. Работа с магнитофонами особых сложностей не создавала, но стоило переключить класс на другой вид учебной деятельности, как события принимали дурной оборот.

В кабинете было тридцать кабин, в которых учащиеся буквально утопали. Несмотря на то, что мой стол располагался на небольшом возвышении перед кабинами, я не видел учеников, а они - меня. Даже выпрямившись в полный рост, я мог увидеть лишь макушки голов. К тому же кабины отличались превосходной звукоизоляцией. Поэтому мне было очень трудно общаться с классом.

В подобной ситуации неизбежно возникают проблемы поддержания дисциплины. Если меня не оказывалось поблизости, школьники были предоставлены сами себе. Зная, что преподаватель их не видит, они занимались чем угодно, только не изучением испанского. Одни заглядывали в соседние кабины, болтали, пересмеивались, передавали по кабинету различные предметы. Другие развлекались с аппаратурой, выдирая из наушников провода или втыкая карандаши в микрофоны. Некоторые разрисовывали стены кабины. Короче говоря, всеми своими действиями учащиеся испытывали мое терпение. Порой я срывался на крик.

Но на этом мои беды не кончались. В кабинете висели три доски. Одна перед классом, и две по боковым стенам. С задних рядов невозможно было разглядеть переднюю доску. Чтобы увидеть боковые, учащимся приходилось передвигать стулья или же вставать - ведь им мешали перегородки кабин. Возникали шум и суета.

Я как мог пытался справиться с такими неурядицами. Старался говорить громче, чтобы преодолеть звукоизоляцию кабин. По крайней мере теперь ученики могли меня услышать. Голос мой "садился", когда приходилось говорить подолгу. Отвечающих я просил вставать с места, чтобы их слышали товарищи. К тому же я поручил учащимся, сидящим возле доски, исправлять письменные ошибки своих одноклассников. Во время урока я патрулировал по всему кабинету, проверяя усердие моих подопечных.

Проблем у меня было и без этого предостаточно, однако мой куратор усложнил для меня ситуацию еще больше. Дело в том, что используемые нами магнитозаписи четко соответствовали учебнику. Школьники прослушивали запись, затем повторяли предложения хором, чтобы лучше овладеть произношением. Спустя какое-то время стало ясно, что учащимся надоело работать с магнитофонами. Я решил получить разрешение на введение дополнительных устных упражнений без применения техники и предложил разнообразить занятия. По моему мнению, один день в неделю следовало уделить игровым занятиям и упражнениям. В этом случае у учащихся пробудился бы интерес к изучению испанского языка, появилось бы желание лучше учиться. Но куратор настаивал на использовании только магнитозаписей. К сожалению, он не был сторонником игровых методов в преподавании иностранного языка. В результате мне пришлось от них отказаться.

Выпускник сеет смуту среди младших. Некоторое время я наблюдал со стороны за работой опытного педагога, которого мне предстояло сменить. Все в классе шло гладко. Возможно, по той причине, что коллега отличался большой строгостью, был непримиримым борцом за дисциплину и прилежную учебу. Он задавал тон работе всего класса, и я, помню, думал, _что будет приятно оказаться в роли его преемника. Никаких проблем действительно не возникало, ока я давал уроки в присутствии этого педагога. Наконец мне была предоставлена полная самостоятельность в работе с классом. Именно тогда Брайен, обаятельный и высокий юноша, взял за правило опаздывать на уроки. При этом он с шумом распахивал и захлопывал за собой дверь, перебрасываясь словами с каждым по дороге к своему столу. Он мог посреди урока встать с места и точить карандаши, переговариваясь с одноклассниками. Сперва я немного оробел и не знал, что предпринять. Продолжал занятия, делая вид, будто ничего не происходит.

Я надеялся, что Брайен сам откажется от такого поведения и прекратит привлекать к себе внимание, но этого не произошло. Не зная, что предпринять, я решил обратиться за советом к своему опытному коллеге. Но в то же время мне не хотелось создавать впечатление, что дело столь серьезно. Кому хочется, чтобы о нем думали как о неумелом учителе? Я представил возникшую проблему как незначительную и попросил рассказать о Брайене.

Полученная информация позволила мне гораздо лучше понять и объяснить для себя его поведение. Во-первых, Брайен единственный выпускник на моем курсе испанского языка ^*. Вполне вероятно, что он решил утвердить в глазах своих младших одноклассников право на привилегии, доступные исключительно ему. Во-вторых, родители Брайена работали учителями в этой школе. Благодаря этому он также претендовал на особое положение. В-третьих, Брайен считался потенциальным студентом колледжа ^**. Оставшиеся месяцы пребывания в средней школе он рассматривал как пустую формальность. Мне также удалось выяснить у учащихся, что Брайен вообще не слишком жалует начинающих учителей. А поскольку ростом он вымахал намного выше меня, то полагал, что при необходимости без труда сотрет своего педагога в порошок.

^* (Изучение какого-либо необязательного предмета (в данном случае это испанский язык) может проводиться в группах, сформированных из учащихся разных классов.)

^** (Большинство высших учебных заведений США требует от абитуриентов наряду со свидетельством об окончании средней школы сдачи вступительных экзаменов. Однако, как правило, колледжи и университеты сами не проводят экзамены, а пользуются услугами специальной организации - Совета по вступительным экзаменам в высшие учебные заведения (College Entrance Examinations Board). Школьники, желающие поступить в какой-либо вуз (обычно это учащиеся "академического" профиля), еще до конца учебного года за определенную плату проходят тестовые испытания, на основании которых оцениваются их общие способности к обучению в высшей школе, а также уровень знаний по основным школьным дисциплинам. Результаты этой экзаменационной проверки отсылаются в избранный выпускником колледж или университет. Требования к результатам тестирования зависят от "престижности" того или иного вуза. Так как эти требования известны заранее, вопрос о поступлении выпускника в вуз практически может быть решен еще до окончания им всего школьного курса.)

Подоплека поступков Брайена перестала быть для меня тайной. Тем не менее проблема так и не была решена: что делать с учеником? Его поведение день ото дня ухудшалось. Мало того, что Брайен болтал с соседями, он принялся задавать мне неуместные вопросы, вроде: "Как, по-вашему, "Миннесотские викинги" на этой неделе выиграют?" Выхода из сложившейся ситуации я так и не смог найти.

Учителю с трудом удается пресечь выходки ученика.

Питер сразу привлек мое внимание. Вел он себя настолько необычно, что не заметить его было просто невозможно. Он без конца высказывал свое мнение по любому вопросу и в любое время, хотя никто его об этом не просил. Кроме того, он с нескрываемым удовольствием сквернословил и демонстрировал одноклассникам непотребные книжонки.

Столкнувшись с такой манерой поведения впервые, я спокойно попросил Питера угомониться, но тот продолжал подавать неуместные реплики. Мои замечания участились, и я стал повышать голос, но Питер, казалось, решил вступить со мной в соревнование. Так продолжалось несколько дней, после чего я решился на беседу с глазу на глаз.

Я оставил Питера после занятий и попытался ему разъяснить, в чем именно он виноват. Ему было сказано, что он наносит ущерб не только своим одноклассникам, но и себе самому. Я полюбопытствовал, не нуждается ли он в моей помощи, нет ли у него каких-либо затруднений? Но мой подопечный не пожелал быть со мной откровенным, и поэтому весь наш разговор оказался пустой тратой времени.

Чтобы пробудить в Питере хоть какое-то чувство ответственности, я предложил ему исправлять любой неверный ответ во время устного опроса. Никакой реакции не последовало. То ли он понятия не имел, какие ответы были неверны, то ли попросту не желал работать. Я оказался явно в тупике, но продолжал сурово одергивать Питера. И вот однажды он подошел ко мне после занятий и пригрозил поколотить перед всем классом, если только я не оставлю его в покое. Я ответил, что буду продолжать требовать от него надлежащего поведения и. выполнения учебной работы.

На следующем уроке класс выполнял мое задание. Заметив, что Питер не работает, я сделал ему замечание и направился к его столу. Питер встал и пошел к двери. Я силой вернул его на место, потребовав выполнить классное задание. Какую-то минуту Питер сидел спокойно, после чего принялся шуметь и сквернословить. Пришлось, взяв за руку, тащить парня к директору. Но у самой двери классной комнаты он вырвался и убежал по коридору.

Я сообщил об этом инциденте директору. Позднее выяснилось, что Питера оставили в наказание после Уроков. О его выходках известили родителей. Мать Питера пришла в школу с извинениями за сына, пообещав не допускать подобного в дальнейшем. Извинился передо мной и Питер, только я не был склонен верить его словам. Но все же после этого он стал вести себя не столь вызывающе.

Прошло несколько дней, и я вернул учащимся письменные контрольные работы. Питер не замедлил вслух выразить свое неудовольствие по поводу полученной оценки. Я предложил ученику выйти к доске, доказать всем, что он заслуживает более высокого балла. Предложение было принято, но Питер предстал перед всеми в крайне невыгодном свете. Все его ответы вызывали презрительный смех одноклассников. Он невероятно смутился. После этого эпизода какое-то время его поведение не вызывало особых нареканий.