Часть шестая. Панортосия

в которой ведется совет о долгожданном исправлении, на основе всего вышесказанного, состояния культуры, религии и общественного строя, или о скором и бесповоротном низвержении великого Вавилона наших нестроений и явлении народам вселенной божественного Сиона в его неземном сиянии

^* (При жизни Коменского печаталась лишь первая треть этого произведения, которое он писал с 1645 г. до конца жизни. В полном (отчасти не завершенном у самого Коменского) виде опубликовано в пражском издании 1966 г. (т. II, с. 205-378). Наш сокращенный перевод - по этому изданию. Отрывки из "Панортосии" в переводе Ю. В. Богданова см. в кн.: Трактаты о вечном мире. - М., 1963, с. 66-81.

"Панортосия" - политическая философия Я. А. Коменского. Она строится на основе пансофии, так как только просвещенный, нравственный и сознательно творящий человек способен, по Коменскому, предпринять универсальную реформу, приступить к учреждению царства справедливости на земле. Этим ожидание преображения мира, захватывающее Коменскою, решительно отличается от еретического хилиазма всевозможных толков, чье ожидание тысячелетнего царства было по существу пассивным и опиралось на более или менее сомнительные историософские расчеты, а не на веру в безграничность творческих потенций человека (см. о "хилиазме" Коменского "Всеобщий совет об исправлении дел человеческих", общее примеч.). Философ свободы, Коменский неоднократно подчеркивает, что лучшее устройство мира не будет навязано человечеству свыше, оно может быть лишь делом никем и ничем не понуждаемой человеческой воли.)

^** (Часть шестая "Всеобщего совета", "Панортосия" (всеобщее исправление). Вступление о возможности перейти к созданию "единой махины" человеческого общежития после того, как пансофия озарила мир, панпедия - умы, а панглоттия изгнала тьму взаимного непонимания (207-208). Гл. 1. Ради своего счастья люди должны избавиться от бесчисленных сомнений и забот и заниматься делами, правильность которых установлена от Бога. Если всем предшествовавшим попыткам реформировать человеческую жизнь недоставало всеобщности, опоры на простые первоначала и на свободное волеизъявление всех, то, значит, первой задачей должно стать учреждение единства мира, когда, как в искусном часовом механизме, все его части так связаны и переплетены между собой, что каждая на своем месте и в свое время участвует во всеобщем движении. И, как часы измеряют время, источником которого является движение неба, так в мире, подчинившемся гармонии совершенных часов, источником движения будет распространение воли небесного отца на земную историю. В мире света, согласия и покоя осуществятся все благие обетования Ветхого и Нового заветов (211-215). Гл. 2. Всеобщее преображение мира похоже на мечту и сон, однако оно непременно наступит. История мира подобна драме, которую разыгрывает с сынами человеческими божественная премудрость, а во всякой драме ход действия проясняется и развязка наступает к концу. Кроме того, человек, следуя своей изобретательной и стремящейся к познаниям природе, со временем возрастает искусствами и умениями, восходя к божественному свету (пример умножения библиотек и изобретения типографии). Наконец, не только многочисленные пророчества Писания, но и творения новых (Августин. О граде Божием, кн. 20, гл. 7-9) и новейших писателей (Иоахим Флорский, Катерийа Сиенская, особенно Кампанелла) свидетельствуют о возможности торжества золотого века на земле, не в грубом сказочном смысле тысячелетнего неслыханного изобилия, а в августиновском смысле тысячелетия как полноты времен, когда на земле восторжествует справедливость (215-230). Гл. 3. Всеобщее исправление дел осуществит Христос, но при обязательном сотрудничестве человека, которое, впрочем, не представит слишком большого труда, потому что в мире все уже готово к преображению. Правда, современная школа, церковь, государственная жизнь представляют собой авгиевы конюшни, вычистить многослойную грязь которых не под силу человеку; и все же, как Геракл смог расчистить конюшни, направив в них воды реки Алфея - т. е. чего-то изначального, от "альфа", первая буква алфавита, - так очистительные воды прольются и на нашу грязь, если мы тоже обратимся к незамутненным источникам философских учений, религии и политической мудрости: эти источники - небесного происхождения, и чтобы они излились всей силой, достаточно лишь устранить преграду нашей темноты и косности, объединить все ручьи знания в один поток и с помощью панпедии и панглоттии омыть и очистить все закоулки мира (230-240). Гл. 4. Исправление мира способны начать только христиане, потому что только среди них расцветают науки и искусства, учреждено разумное богопочитание и известны законы истинного гражданствования (240-241). Гл. 5. Толкование идеи исправления как такового (что такое исправление, каковы его субъект и объект и т. д.) (242-247). Гл. 6. Призыв преодолеть главную помеху всеобщего исправления, душевную косность, беззаботность, порожденные ленью ума предрассудки, упрямство и слепое рвение (247-249). Гл. 7. О преодолении безрассудного и дерзкого отношения к божеству (249- 251). Гл. 8. О прекращении бесчеловечности: раздора, ненависти, вражды. Путь возвращения к человечности через всеобщую "амнистию", т. е. взаимное прощение друг другу обид и нанесенного вреда, через терпимость и через примирение. Любовь должна пересилить чувство бесполезной мести. Сознание слабости и непостоянства человеческой природы и пример божьего долготерпения - основа взаимной терпимости, особенно важной в отношениях между искателями истины, служителями Бога и власть имущими. Терпимость возможна даже по отношению к явно заблуждающимся, потому что мудрец умеет учиться даже на глупости. Примеры смягчения и примирения крайних взглядов: в споре об исхождении Святого Духа можно сойтись на том, что он исходит от Отца через Сына, ибо источник всего в Боге должен быть единым, однако поскольку Отец и Сын едины, Дух принадлежит им обойм, будучи единым с ними; в вопросе о том, являются ли будущие события следствием божественного предзнания или же божественное предзнание является следствием открытости будущего Богу как всевременному существу, можно сойтись на том, что, поскольку для Бога нет прошлого и будущего и для него все присутствует сразу, божественное провидение определило будущее так, что заранее видело его; в вопросе об оправдании верой или делами можно сойтись на оправдании тем и другим, но не так, что отчасти оправдываемся верой, отчасти делами, а так, что то и другое является необходимым условием для нашего оправдания; в споре о пресуществлении евхаристических хлеба и вина можно сойтись на том, что при наличии веры Бог сам найдет возможность совершить пресуществление, и доискиваться до образа его действий нечестиво, а называть, чем являются хлеб и вино по отношению к божественной плоти и крови, можно по-разному (образом, типом), лишь бы не представлять все в виде "голых знаков"; в споре о возрасте крещения можно сойтись на необходимости избегать и крайностей позднего крещения (как в случае Константина Великого), и крайностей слишком раннего крещения, не понимающих смысла таинства младенцев, остановившись на обряде конфирмации в юном, но сознательном возрасте (251-266). Гл. 9. О преодолении безрассудного, слепого, насильственного обращения с вещами (озверелой тупости, отчаявшегося безразличия и губительной неопытности) путем постоянного упражнения чувств и обращения к самим вещам, вместо мнений о вещах. Экскурс об искусственном, ребяческом характере античной (греческой) философии (266-269). Гл. 10. Вся философия, религия и политика должны быть воссозданы совершенно заново, но по прадревним "идеям" божественной премудрости. Условия возрождения: полное очищение желанного блага от всякой примеси зла; полное устранение малейших причин смешения и беспорядка; полный отказ от принуждения и восстановление нестесненной свободы воли, познавшей свое благо; универсализм во всем; полное отсечение всего произвольного и случайного, сосредоточенность на "едином необходимом" (ср. одноименное сочинение Коменского); повсюду в мире должны быть очаги обновленной жизни - кафедра истины, алтарь единой религии, справедливый суд; полное изгнание призраков, химер, видимостей, для чего всякая теория должна иметь подкрепляющую ее практику; обеспечение и достоверность во всем (269- 280). Гл. 11. Новая всеобщая философия будет состоять, во-первых, из всеобщей истории, естественной истории, истории искусств и истории нравственности; во-вторых, из упорядоченной системы всеобщих понятий, с описанием человеческих "инстинктов" (душевных движений) и способностей; в-третьих, из свода всех имеющихся в мире боговдохновенных писаний в точных переводах и с указателями. Философия будет отталкиваться от наблюдения бытия и продвигаться путем бесспорных ("математических") доказательств. Вместе с тем даже эта новая христианская философия, которая, в отличие от перипатетической, не будет углубляться в далекие от жизни мелочи, останется лишь частью пансофии (глава не дописана) (280-285). Гл. 12. Новая полития приведет все народы земли к согласию и устранит самые причины войн, сделав верховным законом "Не делай другому то, чего не хочешь, чтобы делали тебе, и делай то, чего хотел бы себе". Образом правления обновленного мира будет сочетание аристократии, демократии и монархии (285-288). Гл. 13. Новая поистине кафолическая религия охватит собой всю полноту божественных откровений, повелений и обетований; она просветит все народы земли. Ее новизна не будет противоречить возврату к древнейшей религии, которую Бог внушил некогда патриархам, и к истинно понятым откровениям Нового завета. Немногочисленность догматов, простота обрядов, не препятствующий свободе порядок, полнота и истинность во всем сделают ее орудием учреждения царства божия на земле через веру, любовь и надежду (288-294). Гл. 14. Новый всеобщий язык возвратит на земле прежнее райское единство общения и поможет быстрее распространить среди всех народов разумные познания, человечные нравы и настроения (294-297). Гл. 15. Учреждение трех высших судилищей, или трибуналов, закрепит новый счастливый порядок вещей. Это - Коллегия света, проводник божественного просвещения; Консисторий святости, хранитель религии; Судилище мира, блюститель справедливости. Все три инстанции будут вполне единодушны (297-300). Гл. 16. Коллегия света, светильник мира, направит свое внимание на саму себя как собрание служителей света, на подлежащий распространению свет, на школы как мастерские просвещения, на школьных наставников как носителей света, на методы обучения, на книги, на типографии, на новый язык, на две другие высшие инстанции как на помощников в распространении просвещения и, наконец, на источник просвещения, Иисуса Христа (300-303). Гл. 17. Судилище мира будет следить за соблюдением всеми людьми благоразумия в управлении собой, сохраняя человеческое общество и все его отправления. Все земные государи подчинятся этому судилищу, так чтобы высшее господство в мире не принадлежало ни одному человеку, кроме Христа, "нового Адама" (304-306). Гл. 18, Экуменический консисторий, или Синедрион земли, восстановит первозданную чистоту мира (устранив, в частности, элементы язычества, наводнившие Церковь при Константине) и будет просвещать верных гармоническим разъяснением Писаний. Обращение лицемеров, неверных, еретиков, раскольников будет совершаться никоим образом не силой, а, наоборот, проявлением благосклонной человечности и искусства убеждения (306-310). Гл. 19, Напоминание о необходимости универсального подхода ("всё - все - всесторонне") к преображению мира, с советами действовать благоразумно, серьезно, упорядоченно, настойчиво (310-314). Гл. 20. Всякое преображение мира человек должен начинать с самого себя, преодолев обычное людское пренебрежение к своему истинному благу. Постоянное внимание к себе, следование во всем поведении высокому образцу, память о "едином необходимом" (блаженстве как цели земной жизни) - способы самоисправления. Как несчастен не преобразивший себя! Зато в преображенном зримо сияет образ божий (314-318). Гл. 21. После себя необходимо приниматься за исправление, упорядочение семьи, ближних и домашних (каждый дом должен стать как бы школой, с беседами отца семейства за обеденным столом, утренним пением, чтением Писаний; как бы малой церковью; как бы государством со своим правителем, судьей, гражданами). Коменский рекомендует заводить в семьях письменные "законодательства" наподобие того, которое он сам ввел для своих домашних ("пусть всякий в чистом сердце чтит Бога", "всякий относись к другому со вниманием", "из дома без причины и без разрешения старшего никто не выходи" и др.). В благоупорядоченной семье обитает добродетель, согласие и любовь божия (318-321). Гл. 22. После устроения семьи исправление общества необходимо начать с заботы о школах. Они не для похвальбы ученостью, не для подготовки к занятию выгодных местечек, не для тонкого наслаждения словесностью и науками, а для воспитания молодого народа в духе веры и гражданственности. Хорошие книги, упрощенный и приближенный к вещам метод обучения, строгая дисциплина нравов, признание высшего авторитета только за Христом - вот способы борьбы против извращения школы. Экскурс о школьных книгах: языческих древних авторов надо изъять (кроме избранных изречений), потому что они писали не для детей, обращались не к нашему веку, для их чтения потребны особые занятия латинским языком, для их понимания требуется знание мелких подробностей современной им истории, а главное, они отвлекают от христианства; книги христианских авторов, выражающие слишком частное мнение их создателей, следует тоже изъять, оставив лишь "одни божественные воды, изливающиеся из божьего источника", и лучшие книги с реальным, поучительным содержанием (исторические изложения, избранные мысли и др.). (322-330). Гл. 23. Реформированная церковь должна уподобиться школе с тремя классами: детей и необразованных простецов (начинающие), изучающих Писание (продвинувшихся) и сердечно усвоивших таинства веры (совершенных). Как в школах, так и в церкви надо отменить словесные состязания и диспуты, чтобы никто не говорил только от своего личного имени, чтобы все говорилось ради общей пользы и чтобы во всем царило не холодное любопытство, а стремление к более божественной жизни. Вместо диспутов пусть будут мирные собеседования и наблюдения силы Святого Духа. Ничто не мешает расписывать храмы орнаментом и символическими изображениями таинств веры, хотя, поскольку живописные изображения отвлекают, они допустимы для детей и в частных храмах, но не в общественных; а изображения невидимого божества, которое изображает только само себя своими деяниями в мире и церкви, вообще недопустимы. Ради большей вместимости архитектура храмов должна быть круглой или восьмигранной. В храмах допустимо пение не только псалмов, но и всевозможных, в том числе новоизобретенных, духовных песен. Поскольку "всякое дыхание должно хвалить Господа", в храмах, помимо человеческого голоса, должны звучать и органы, и трубы, и всевозможные музыкальные инструменты, ради большего воспламенения любви в сердцах: "Прочь предрассудки! Прочь суровая мрачность!" Имущество Церкви либо отменяется, либо направляется на пользу бедных, нуждающихся и пришельцев. Монастырям Коменский уделяет роль школ, распространителей книжного просвещения и мест воспитания в духе благочестия и мудрости будущих государственных деятелей (330-349). Гл. 24. Реформа государства имеет первой целью отмену войн и разоружение; оружие можно сохранить разве что против диких зверей, а метательные снаряды можно перелить на колокола. Отменяются также массовые убийства и религиозные распри. Новое государство не потерпит обмана и насилия в судах, праздных среди своих граждан ("кто не хочет работать, да не ест"), порнографических изображений, похотливых и грязных песен, выдуманных историй (наподобие "Амадиса Галльского"), трактиров и игорных домов, ростовщиков, монополий и олигополий. Однако мало устранить зло, если не заменить его позитивными, добрыми порядками, общественным миром, согласием и благочестием. Философы, политики, богословы реформированного государства постараются о том, чтобы храмы были не только местами богопочитания, но и приютами для сирот, бедных, стариков, больницами для недужных; чтобы повсюду были воздвигнуты школы для всех; чтобы в жизни семей и малых общин воцарилась дисциплина, хотя и не обязательно сразу лишать нарушителей ее жизни, а необходимо перевоспитывать их; чтобы по всей стране для облегчения более благоразумного пользования временем были установлены солнечные или автоматические часы; чтобы молодежь имела возможность странствовать по чужим землям, но не превращалась в бродяг, а возвращалась домой и делалась полезными гражданами и т. д. Холостяцкое состояние недопустимо: все способные должны вступать в брак и растить детей. Законы должны быть полными, всем доступными, судьи - свободными от каких-либо страстей, внимательными, нелицеприятными (349-360). Гл. 25. Экуменические советы, собрания епископов всех христианских земель станут инстанцией примирения всех религиозных споров (360-371). Гл. 26. Коменский рисует образ лучшего мира: истинная философия явит основания всех вещей, так что ни в малом, ни в большом не останется ничего неизвестного ("Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным", Лук. 8, 17); завеса спадет с глаз всех народов и все просветятся истинным божественным светом; все царства мира подчинятся царю Христу и вместо дьявольского принципа "Разделяй и властвуй" утвердится другой: "Объединяй и царствуй". После шести тысяч лет труда, страданий, войн, убийств начнется Суббота, седьмая эпоха мира, тысячелетие (которое можно понимать символически как полноту времен) счастливого покоя, предшествующее наступлению блаженной вечности. Всякая тварь возрадуется освобождению от рабства у суеты, и начнется непрекращающийся праздник. Если это сон и .мечта, то лучше так мечтать, чем гибнуть в поисках мирского греховного и ненадежного счастья; а кроме того, лишь стремление к бесконечному и вечному способно утолить жажду человеческого ума (371-376). Гл. 27. В связи с приблизившимся или приближающимся блаженным состоянием мира - хвалебный гимн "Учителю учителей, Царю славы, Государю мира, Отцу всех" (376-378).)

^*** (Часть седьмая "Всеобщего совета", "Паннутесия" (всеобщее поощрение). Предисловие о необходимости подстегнуть увидевших свою задачу людей к началу всеобщего исправления (381-382). Гл. 1. Мало наблюдать болезнь, надо начать действовать - осторожно, настойчиво и без упущений (385- 387). Гл. 2. Ответы на возражения сомневающихся: пускай до сих пор мы имели дело лишь с идеями исправления, но идея, замысел есть сильнейшая деятельная сила; пусть даже эти идеи пока еще несовершенны, но человек не Бог, он продвигается медленными шагами, и Альберт Великий потратил 30 лет на создание говорящей человеческим голосом статуи, а искусство книгопечатания, изобретенное то ли в 1440, то ли в 1450 г. Фаустом, Гутенбергом, Лаврентием из Гарлема или Янсонием Галлом, потребовало нескольких десятилетий для своего усовершенствования; пускай для своего преображения мир должен переродиться, но так или иначе "вся тварь совокупно стенает и мучится родами" (Римл. 8, 22), и, значит, мир неизбежно должен возродиться в муках, подобно тому как невозможно задержать возрастание плода в материнском чреве (387-390). Гл. 3. Писание зовет нас начать исправление, свое и мира, скоро, мощно, благочестиво (390-392). Гл. 4. Автор начинает увещание с самого себя, пересиливая в себе самом сомнения и колебания и вознося моления о божественной помощи (392- 396). Гл. 5. Автор обращается с увещанием к христианам как наиболее жаждущим оздоровления мира. Они могут содействовать делу всеобщего преображения, сердечно возжелав о нем, молясь о нем, мирно собеседуя о нем, начав преображать самих себя, отказавшись от вражды, взаимно примирившись, ведя безупречную жизнь, подавая всем пример, не отступая от принятого намерения (396-400). Гл. 6. Автор поощряет к работе исправления ученых, церковные и мирские власти (400-405). Гл. 7. Особое обращение к "мужам света, мудрым и образованным". Они ищут философского камня, квадратуры круга, вечного двигателя, однако им предстоит дело более великое. Прежде всего от них требуется помощь в тщательной проверке "Всеобщего совета"; и пусть они подробно разберут его, будучи благосклонными к сочинителю, но суровыми к сочинению. Впрочем, независимо от достоинств "Всеобщего совета", ученые должны последовать примеру автора: по мере сил распространять свет, совершенствовать книги, улучшать школы, просвещать народы, и делать все это смиренно, щедро, скоро, мужественно, единодушно, мирно (405-411). Гл. 8. Обращение к людям церкви с призывом отбросить любовь к себе, оставить предрассудки, отказаться от упрямства и взаимных осуждений, начать дело преображения с самих себя (411-417). Гл. 9. Призыв к мирским властям не противодействовать "Всеобщему совету", не давать никому чинить препятствия исправлению человеческих дел и, больше того, самим на деле приняться за него - опять же начиная с самих себя. Если власть имущие не хотят прислушиваться к мирным советам, то пусть подумают о том, что приближается последний день мира, когда сгорят в огне небо и земля вместе со всеми их арсеналами, укрепленными замками и орудиями войны; так не лучше ли уже сейчас привести все на земле в согласие с вечным строем? (417-421). Гл. 10. Увещание к насмешникам, циникам, софистам, богохульникам и тиранам, мирским мудрецам, псевдобогословам: напрасно бороться против божьих замыслов, глупо строить на песке; время тиранов прошло, победил Галилеянин, и ангел уже призвал небесных птиц "пожрать трупы царей, трупы сильных, трупы тысяченачальников" (Откр. 19, 18) (421-425). Гл. 11. Обращение к героям, исправителям мира: к героям науки и знания, которые воссоединят и очистят истину, усовершенствуют "Всеобщий совет" (ибо одному человеку такой труд не под силу), опрокинут все заблуждения; к героям Церкви, которые вооружатся огнем божией ревности; к героям политики, которые проложат пути для грядущего века. Образы античных героев (425-431). Гл. 12. Особое обращение к европейцам, и прежде всего к государствам и республикам севера Европы. Их мореплавателям открыты все края мира, на их землях процветает изучение языков и философии, они знакомы с политической мудростью, им ведомы разнообразные науки и искусства; почему же не поспешить поделиться с другими своим благом? Некогда Коменский хотел посвятить свой труд государям североевропейских стран; позднее войны между ними и внутренние междоусобицы заставили его отказаться от этого намерения, и все же он продолжает ожидать от Севера гибели для "мирского Вавилона" и инициативы в деле созыва Экуменического совета (431-434). Гл. 13. "Увещательное слово" к Экуменическому совету. Составленный из выдающихся представителей власти, церкви и науки, он явится живым образом небесного совета и началом нового, лучшего мира (глава не дописана) (434-436).

Школа (schola) - (1) собрание учащих и учащихся полезным вещам. (2) Отсюда школа - это место, где люди должны приобщаться к свету мудрости. Виды школ: академия и гимназия. Школа складывается из учащихся, преподавателей и их работы.)

Глава I. Что такое всеобщее исправление дел, почему никогда еще не стремились к нему всеобщим образом и насколько оно желанно

1. Счастью рода человеческого мешают сами же люди. Бог от века и присно не упускал и не упускает делать всё необходимое для блага образа своего, сотворенного им на радость себе; и только люди, обращаясь по большей части дерзко и безрассудно с Богом, с вещами и с самими собой, вызывают его гнев па себя, разрушают мир вокруг себя и тонут в причиняемых себе же бедах. "Бог сотворил человека правым, - сказал мудрец, видя это, - а они запутались в бесконечных разысканиях" (Еккл. 7, 30).

2. Основанием человеческого счастья должно быть поэтому избавление людей от бесконечных разысканий и занятий ради делания того главного, в чем человеку от Бога дано быть правым, - то есть такое возвращение всех на пути разума, чтобы никто впредь не вносил в мир беспорядок, никто впредь не гневил Бога и никто не причинял зла себе и другим. Кто усомнится, что это возможно через подлинное и всеобщее исправление всех трех наших высших способностей, интеллекта, воли и деятельной силы, из троякого источника которых проистекают все наши действия? В самом деле, если все мы поймем одно, а именно истину вещей, каковы они есть; если все будем стремиться волей к одному, а именно к Богу и к божественным вещам, то есть к единственному, истинному, надежному и вовеки нерушимому благу; если направим свою деятельную силу на одно, а именно на мудрое управление другими и владение собой ради сохранения всеобщего мира и спокойствия, - кто сможет помешать нам?

Синоптическая таблица всей панортосии

¹ (Коменский говорит в этой главе не о том, что приближается конец мира, а о том, что мир и человеческая история ни в коем случае не могут окончиться прежде, чем произойдет преображение мира и изгнание из него зла.)

3. Итак, лишь бы люди примирились с миром через истинную философию, с самими собой - через истинное общественное устройство и с Богом - через истинную религию, и в человеческих делах началось бы истинное исправление, или преображение, обновление, восстановление, возрождение (все эти слова берутся в одном значении), в отличие от всех частных реформаций, в старину или на нашей памяти и памяти отцов и дедов предпринимавшихся в разных местах с немалыми потугами, шумом и не без насилия. Попытки делались разные и по-разному: Валла, Петрарка, Эразм, Буде, Луллий, Рамус, Картезий и другие реформировали просвещение; Вальд, Гус, Лютер, Кальвин, анабаптисты, Со цин, а с другой стороны, папа и император, один на соборах в Констанце, Базеле, Триденте², другой посредством жестоких казней, огнем и мечом, реформировали состояние религии; третьи, выступая и борясь в разных местах против тирании, восстанавливая законность и создавая новые государства, утверждали общественный мир.

² (На соборе в Констанце (1414-1418) был осужден Ян Гус. На Базельском соборе (1432-1439) сильная группа немецких, чешских и других епископов выступила против папы в борьбе за большую местную самостоятельность и равноправие церковных иерархов; одно время они добились большинства на соборе, но постепенно проиграли в единоборстве с папой, который сначала объявил собор недействительным, а в 1439 г. осудил всех его участников как "схизматиков и еретиков". На Тридентском соборе (1545-1563) римско-католическая церковь начала контрреформацию, восстановила дисциплину в своих рядах и приняла важнейшие постановления, определившие ее облик на несколько столетий вперед.)

4. И те и другие, как известно, удовлетворялись своими усилиями и считали свою реформацию совершенной; но так ли это на самом деле? Совершенно то, что достигло цели. Совершенным зовут человека, у кого мысль, речь, поведение согласны с долгом. Совершенное здоровье то, когда ни одно телесное отправление не поражено и не затруднено, все в живом действии. И совершенная медицина та, которая совершенно восстанавливает недугующее тело; совершенная теология та, которая возвращает покой и нерушимое блаженство совести, совершенная философия - уму, совершенная государственная наука - человеческому обществу.

5. Истинной и совершенной реформацией нужно будет называть поэтому ту, которая поистине преобразит людей: сделает их подлинно образованными, подлинно благочестивыми и подлинно мирными. А где они сейчас таковы? Отсюда и в нравах такое несогласие, и в таинствах веры (если уж говорить о них по поводу религиозных реформаций) такое невежество народа, такое замешательство ученых, такая вражда между вероучениями! Молчу о заблуждениях: ни одна сторона не признает их за собой, все их обличают у других. Хоть бы мы стали менее уверенными в себе и не приписывали каждый одному себе всю истину, когда хоть один человек на свете нам противоречит! В самом деле, ведь не могу же я спокойно владеть домом, полем, садом, кафтаном, пока есть хоть один человек, заявляющий на них свое право и ведущий со мной тяжбу (какая разница, справедливую или несправедливую?) об имуществе!

6. Но прежде всего необычайное размножение плодящихся друг от друга сект, направлений и школ, на которые расколоты ученые, верующие и политики, должно заставить нас заподозрить в несовершенстве все наши бывшие до сих пор реформации. Если истина одна и если верно, что ее достаточно ясно видят все с уверенностью и торжеством возглашающие о своем совершившемся и совершающемся избавлении от заблуждений, предрассудков и тираний, то почему они не видят в ней ни единства, ни залога единения, а разбредаются по бесчисленным путям? Ясно, что ясный свет еще не проник туда, где никто еще ни сам явственно не видит то, что жаждет разглядеть, ни другим не в силах ясно показать.

7. Само дело вопиет о несовершенстве. Во-первых, никакие реформаторы не брались до сих пор за исправление всего нуждающегося в исправлении, но каждый брался за частную задачу: смотря по тому, в каких обстоятельствах он оказывался, какой неправедностью был задет, он направлял свои силы и свой разум на то или на другое. Во-вторых, применяемые средства всегда были недостаточны, что можно показать на многих примерах. В-третьих, подход к делу был редко мирным и всё вплоть до нашего времени полно насилия, возмущения, великих расколов не только в политике, но и в школах и, что самое омерзительное - ибо это здесь поистине мерзость в месте святе, - внутри церкви.

8. И вот, приведенные к этому обстоятельствами, мы мечтаем не об ορυωσις, исправлении, но о παν-ορυωσια, универсальном, всеобщем, полном исправлении (1) всех, (2) во всем, (3) всесовершенно.

9. Всех: т. е. всех лиц и состояний, чтобы преображение захватило не того или другого без прочих, но всех сразу, и верующих, и ученых, и властителей, причем не в одном месте или одном народе, а повсюду на земле, чтобы не только некоторые, не только немногие или многие, но все причастные человеческой природе пришли к совершенству этой своей природы.

10. Мы мечтаем еще, чтобы все усовершились во всем, что создает полноту человека и делает из него образ божий; чтобы человек научился совершенствовать свое общение с расположенными ниже его и предназначенными для его употребления вещами, с равными ему и данными ему в сообщество людьми и с высшим ему источником своего блаженства Богом.

Глава V. Идея всеобщего исправления

1. Представляется необходимым вывести из области идей, что такое вообще исправление и из каких непременных частей оно состоит, чтобы нам было легче рассмотреть обязательные условия всеобщего исправления.

18. Исправлять здесь будут все и каждый (люди, сословия, народы), поскольку каждый - человек: свободное творение, созданное по подобию творца и настолько предоставленное собственному разумению, что оно радо управлять самим собой и предпочитает погибнуть по своей безрассудной воле, самостоятельно отклонившись от пути спасения, чем подневольно идти к нежеланному благу. Даже Бог, вновь призвав его к себе и искупив после падения, не неволит его, но действует с ним только убеждением, привлекая к добру обетованиями, отвращая от зла угрозами и уча, как видеть перед собой пути спасения, как сторониться гибельных бездн и принимать тем самым благие решения. Добровольно следующим своему совету, водительству и зову Бог щедро обещает награду за свободное послушание; отказывающимся идти за ним объявляет гибель по собственной вине, призывая в свидетельство небо и землю. Поэтому нам только и остается, подражая Богу, учить людей - то есть всех пока еще не умеющих - мудро править собой и исправлять любые прежние ошибки, чтобы, направив свое знание, силу, волю на достижение личного и всеобщего спасения, все люди научились, смогли и захотели добродетельно способствовать своим частным соработничеством всеобщему преображению.

19. И все научатся исправлению (себя самого - всякий живущий, а своих пасомых - всякий отец семьи, всякий школьный учитель, всякий служитель церкви, руководитель всякого человеческого общества), если, правильно наученные идеям вещей, они будут понимать, что с необходимостью требуется для управления собой и другими, для предотвращения заблуждений и исправления ошибок. (Этому могут научить 1) веления здравого разума, 2) повсюду встречающиеся примеры из области природы и искусства и 3) свидетельства божественного откровения. В самом деле, всё говорит о том, что любое человеческое общество есть живое благоупорядоченное тело, которое нужно сохранять согласованными действиями и направлять только по разумным путям, будь то единая душа со своими способностями, или один человек со своими органами, или одна семья со своими членами, или одно селение со своими семьями, или одна область со своими селениями, или одно царство со своими областями и провинциями, или, наконец, весь человеческий род, как бы единое мировое государство, со всеми своими царствами. (...))

20. Наконец, всех надо научить знанию своих возможностей, чтобы поняв, какие им даны полномочия для совершенствования себя и ближних, какие предоставляются поводы для этого более чем желанного дела и как легко за него взяться теперь, полагаясь на посылаемую от Бога помощь, люди возрадовались этим своим полномочиям, этим поводам, призывам и помощи и возликовали в Боге.

21. Это ликование и порожденное им рвение к святому делу исправления можно было бы еще увеличить показом величия столь грандиозного предприятия. В самом деле, цель его - возвращение к состоянию, которое наступило бы в раю, если бы мы не пали: (1) к созерцанию Бога просвещенным умом, (2) к любовному взаимообщению согласных душ и (3) к жизни в чистоте сердца перед Богом. Поскольку, оставшись такими, мы должны были заполнить круг земель, теперь, когда мы его заполнили, тоже в высшей степени желательно устремиться к тому - или, вернее, возвратиться к тому, - чтобы весь мир стал (1) школой божией, а тайные школы Сатаны, плоти и мирской тщеты сгинули бы насовсем; (2) царством Христовым, а частные царства и государства перешли бы в Христово подданство; (3) единым храмом божиим с единым поклонением единому Богу в единой всеобщей религии, а сектантских религий не осталось бы ни одной; (4) и, наконец, домом, открытым для всех, где все обитатели земли были бы единой божией семьей, связанной узами единого всеобщего языка, а частные языки или умолкли бы, или ни в одном слове не противоречили языку всех.

Глава VI. О преодолении зла, мощно противостоящего всеобщему исправлению, и прежде всего об искоренении в человеческих душах косности, самоуверенности, предрассудков и упрямства

1. Приступим же к разбору того, что мешает исправлению! Прежде всего остановимся на зле, которое сковывает нас изнутри, лишая способности ко всякому делу совершенствования. Истинный корень всякого нашего порока и нашей неисправимости - в чем он? Попробуем разыскать его, предприняв специальное рассмотрение.

2. Прекрасен и здрав совет философа Сенеки: "Всего важней для человека, - говорит он, - не следовать на манер скота за стадом впереди идущих, двигаясь не куда должно, а куда бредут все"³. Однако слишком ясно, что люди давно забыли об этом совете; мало кто из смертных еще задумывается над тем, откуда мы приходим в мир, куда из него уходим и каким путем должны идти от начала к концу. Вместо этого мы беззаботно миримся с состоянием - хорошим ли, плохим ли, - в котором находимся, по большей части ничуть не стараясь переменить свою жизнь к лучшему. Что хуже, мы смиряемся со своим положением настолько, что даже представившуюся возможность улучшения отвергаем, а то и яростно гоним ее от себя прочь, приобретя ненависть ко всему чужому, вплоть до жажды изничтожить его.

³ (Сенека. О блаженной жизни, I 3.)

3. Таким образом, наша глубоко въевшаяся привычка ко злу распадается на три части: (1) беззаботность и косность, (2) предвзятое мнение о якобы уже достигнутых истине и благе и возникающая отсюда самоуверенность и (3) злое пристрастие ко всему своему и ненависть к чужому. Всю эту троицу надо полностью искоренить и превратить в свою противоположность, а именно в (1) живейшее внимание ко всему происходящему, (2) тщательнейшую заботу о более истинном познании мира и (3) неустаннейшую волю и стремление к принятию улучшений.

4. Кто не замечал тупой вялости толпы по отношению ко всему существующему и происходящему? Большинство погружено в глубокое невежество о Боге, мире, о себе и обо всем на свете. Даже знающие что-то едва знакомы с поверхностью вещей и мало хлопочут о том, чтобы проникнуть поглубже или заняться старательным отграничением истины от лжи, добра от зла. Пока человеческие чувства скованы этой вялостью, напрасно надеяться на какое-то всеобщее исправление: что исправит человек, который не ведает о порче и о необходимости исправления? А не ведает о них тот, кто не знает идеального и совершенного состояния вещей, от которого всё отошло. Итак, желая внушить человеку заботу о всеобщем исправлении, мы раньше всего должны стряхнуть с него эту сонливость. А как? Внушая и убеждая, что раз все допущены в божии театры, все наделены зрением, слухом и другими чувствами, то все должны, - воспрянув душой, живо внимать всему и, всё самостоятельно рассматривая и разузнавая, приобщаться умом к вселенскому свету. Если это удастся, если в умах проснется тяга к свету, то первая и злейшая помеха, темнота умов, будет сломлена. Каким порядком можно добиться этого от всех, разобрано и ясно изложено у нас в Пампедии.

5. Другую, не менее вредную, помеху представляет некая как бы прирожденная умам беспечная самоуверенность (securitas), настолько удовлетворяющаяся своим познанием мира, каким бы оно ни было и откуда бы ни пришло, что даже для идущих в руки более истинных и благих вещей уже не находится места. Поскольку ранние впечатления глубже всего запечатляются в душе и цепко держатся, не уступая позднейшим, то мы оказываемся во власти того, что раньше усвоили. Здесь корень предвзятого убеждения, что наши взгляды истинней и лучше чужих, хотя бы и неизвестных нам. Умы так скованы этим предрассудком, что какие бы мнения человеку ни довелось иметь, случайно или по привычке чужие не ставятся с ними ни в какое сравнение: мы их сторонимся, гнушаемся и про себя тихонько осуждаем. Так получается, что своя философия и свои представления о вещах, своя религия и манера богопочитания, свой общественный строй и привычный образ правления для каждого [народа] становится чем-то вроде идола. Итак, при серьезной попытке исправления придется вложить немало труда, устраняя и это препятствие в стремлении к тому, чтобы всякий смертный признал и себя тоже человеком, способным наравне со всяким другим смертным бредить наяву, заблуждаться и делать промахи. Кое-что об этом мы уже сказали (Панавгия, гл. 15, § 20). Пока мы не избавим всех людей от пут подобных предрассудков, напрасны надежды на всеобщее исправление.

6. Из предрассудка возникает третья помеха исправлению, упрямство, из-за которого мы не только тяготимся истиной и благом, но и отказываемся от них, и упорно отталкиваем их. Из этого источника - ядовитейшие споры в философии, жесточайшие войны в политии, свирепейшая ненависть в религии с жестокими преследованиями одних другими; а поскольку всякий воображает, что борется или страдает за истину, за мир, за Бога, то даже среди всех этих уродств возникает самодовольство, которое апостол назвал "ревностью не по рассуждению" (Рим. 10, 2). Поистине, если мы не преодолеем такую ревность и не научим преодолевать ее других, то и будем ревновать без конца и без всякой пользы, и мир останется таким, как есть, - расчлененным, разрозненным, никак не приходящим в согласие.

7. Всем поэтому важно устроить всё иначе: так, чтобы мы (1) стали более чуткими к миру и не было на свете вещи, которую каждый из нас не мог бы разумно ставить под сомнение и судить (dubitare et iudicare), (2) всё испытывали и держались добра, по совету самого Бога (1 Фесс. 5, 20), (3) и каждый был готов, заметив где-либо заблуждение, заменить ошибку истиной.

8. Будет великая польза для всех, если все мы всерьез сделаем это: (1) никто не будет мнить, что знает больше, чем знает; (2) никто не забудет, что люди, согласно слову Господа, блуждают как овцы (Ис. 53, 6); (3) никто не будет лишен возможности вернуться от известной ошибки к известной истине, - и святое желание преодолеть все заблуждения овладеет всеми, когда ясный, как день, откроется единственный путь всеобщего исправления: возвращение туда, где ты сбился с пути. (...)

11. Поскольку же отклонились мы (1) от единства через бесконечные случайности к бесконечной путанице, (2) от истины через бесконечные мнения к бесконечным заблуждениям, (3) от блага через бесконечные соблазны к бесконечным неустроенным и гибельным желаниям и страстям,

12. то и вернемся (1) от путаницы через простоту к единству, (2) от заблуждений через оставление мнений к истине, (3) от страстного раздора и войн через дружелюбие к миру и согласию, -

13. чтобы всякий человек в глубине своей души стал поистине единым без всякого разлада с самим собой, и всякая семья, и всякий дом составили бы единое тело, равно как и всякий город, царство и весь народ, а в конце концов и весь род человеческий со всей совокупностью мира и со всеми ангельскими хорами, - сделавшись единым под началом Единого, воистину Единого, во веки вечные Единого, которому хвала и слава навеки, аминь!

14. И всякий человек (а потом и семья, и общество, и государство, и церковь и т. д.) станет в своей сути светлым творением божиим, избавленным от мрака, уверенным в свете и истине;

15. и всякий человек исполнится истинной и нерушимой радости и достоверности в Боге - равно как и всякая семья, и всякое сообщество, и всякая церковь, и всякая школа.

16. Так первым и надежным началом возрождения стала бы очистка родника чувств, источника интеллекта и ключа воли от всякой грязи, лености, предрассудков и злого упрямства, чтобы повсюду потекли более чистые реки внимания, суждения и бодрой расположенности к принятию большего блага.

Глава IX. Об искоренении опрометчивого и безрассудного, то есть слепого, беспорядочного и насильственного обращения с вещами

1. В главе V мы видели, что исправление дел надо начинать с преодоления пороков, а потом взялись говорить о стоящих на его пути опрометчивых и безрассудных действиях по отношению к Богу и к людям. Чтобы можно было надеяться на всеобщее исправление, мы все должны затем отучиться от безрассудного обращения и с вещами. Надо поэтому сказать, (1) что такое опрометчивое и безрассудное обращение с вещами, (2) какими средствами его надо исправить (3) и каким путем.

2. Безрассудно обращаться с вещами - значит (1) либо мыкаться по свету словно без глаз, рук и души, ничего не понимая в свойствах или назначении вещей, (2) либо смотреть на вещи всегда чужими, не своими, глазами, (3) либо, наконец, применять вещи не для того, для чего каждая из них дана, а для чего-то другого, действуя неумело, беспорядочно, насильственно.

3. Относиться к вещам без внимания - первая ступень дикарства и начало бесчисленных зол. В самом деле, мир полон вещей, и все они существуют и живут ради нас, так что если люди невнимательны к сути, причинам и способу существования вещей, вещи останутся бесполезно разбросанными по своим беспорядочным множествам. Мало того: на каждом шагу зло смешано в вещах с добром, добро со злом, и только зоркий сможет избежать незаметного вреда, не упустив в то же время скрытой полезности. Слепой или бредущий с закрытыми глазами не может не ушибиться, не споткнуться, не поскользнуться. Хочешь обезопасить его от промахов? Верни ему зрение.

4. Правду сказать, во многих случаях нет недостатка в пристальном внимании к вещам; но до правильного применения этого внимания далеко. В самом деле, люди щепетильны в вещах смехотворных, пустых, ничтожных; в серьезном они оказываются вдруг дикарями. "Стоит актеру чуточку сбиться с ритма, - говорит Цицерон,- или произнести стих с маленькой ошибкой в долготе слога, и его освищут и опозорят"⁴. Вот как придирчива толпа к самым ничтожным тонкостям! То же касается танцевальных движений под музыку, кулинарных приправ и других ненужных, мелких, преходящих вещей. Но перейди к важным, умственным, божественным вещам - и тотчас увидишь одичание. Человеческая старательность хромает всего больше там, где она всего больше нужна.

⁴ (Цицерон. Парадоксы стоиков, 26.)

5. Другие, правда, и здесь усердствуют, стараясь не быть невеждами в важных вещах, да не хватает предприимчивости в самостоятельном исследовании вещей: не задают себе труда самостоятельно разобрать, взвесить, изучить дело и плетутся в хвосте у других, считая незыблемым всё, что им внушают. Такие люди ищут знания только в книгах и роются в библиотеках, загромождая ум чужими мнениями о вещах. Я говорю, что они смотрят на мир чужими глазами и уподобляются человеку, который, надевая на нос разные очки, надеется увидеть три дерева там, где видел два.

6. Третий род безрассудных - те, кто хочет, чтобы вещи (все равно, познанные или непознанные) служили по их воле: не так, как требует природа каждой, а чтобы ключом колоть дрова, топором открывать ворота, заставлять быка охотиться за зайцем, в рыбачьи сети ловить оленей и так далее, веля быть тому, чего не может быть. Ведь не всё что угодно приспособлено ко всему что угодно. Не обращая на это внимания, смертные в своем подходе к вещам по большей части берут за правило тираническое: "Так я хочу, так велю; вместо разума будет пусть воля". А когда бестолково употребляемые вещи не подчиняются, их обычно забрасывают как бесполезные, отвергают и губят вопреки всем (показанным в "Мире искусства") законам природы и разума.

⁵ (Ювенал. Сатиры, 6, 223.)

7. Из этого троякого корня безрассудства плодится троякое зло.

Первое зло в том, что некоторые - и даже целые народы - не имеют или не читают никаких книг и живыми учителями мудрости тоже пренебрегают, погружаясь вместе с животными в одну чувственную жизнь. Если не положить конец этой дикости, никакого преображения не наступит: мир постоянно будет такой, какой он есть, - жестокий, бессмысленный, неразумный, блуждающий в потемках, спотыкающийся на каждом шагу, падающий в разнообразные западни.

8. Другая беда бывает от переизбытка руководств: бесконечная неразбериха мнений, намерений и предприятий. В самом деле, поскольку многие и не хотят, и не умеют идти своим путем, то, цепляясь за заблудших водителей, они не могут не блуждать вместе с ними, а следуя за разными авторитетами, неизбежно теряются и путаются на распутьях. Это можно видеть на примере культурных народов, которые тем больше приходят в разлад и изводят себя в столкновениях мнений, чем больше имеют школ, книг и ученых занятий, - так что если мы хотим расчистить пространство для исправления мира, то надо будет или разрушить, или завалить еще и эти лабиринты.

9. Третье зло идет от неумелого применения вещей. Из-за него среди щедрого изобилия, которое Господь заготовил для обитателей дома своего мира, многие смертные или мучимы нищетой, или вместо наслаждения терпят тяготы, вместо здоровья страдают от болезней, вместо долголетия встречают безвременную смерть. Если не прекратить это насилие (как в виде действия, так и в виде бездействия) над вещами, полноценное возрождение мира невозможно.

10. Так что же делать? Троякой чуме надо противопоставить троякое лекарство: (1) слепоте - руководство и исцеляющие снадобья, (2) обманам зрения - изгнание мрака и более ясный свет, (3) извращениям - умелое обращение с вещами.

11. Как благоразумным водительством следует охранять от падений ослепленную пороком человеческую природу и как надлежит раскрыть все ее способности, было разобрано в Пампедни и будет еще затронуто ниже, в гл. XXII: разумно ведя всех с самого раннего возраста и потом в течение всей жизни через театры божественной премудрости, надо предоставить всем возможность непрестанного упражнения чувства, разума и веры.

12. Поскольку же обманы зрения происходят от мрака, не дающего ясно разглядеть ни цель, ни надежный путь к цели, и поскольку один водитель показывает и предлагает одно, другой - другое, единственное лекарство будет в том, чтобы вести всех прямо к самим вещам в ярком свете истины, идя одним-единственным, простым и открытым путем и минуя все перепутья, коим несть числа. Хочу этим сказать, что искатели света премудрости должны искать его у источника премудрости, Господа - в его деяниях, речениях и помыслах, - а не у тех, кто встал вне истинного Бога и истинного знания о нем и, называя себя мудрым, обезумел; не у языческих философов, не у тех, кто еще не видит, а пока только ищет, на тысячу манер пробуя один одно, другой другое и годясь больше на то, чтобы всё запутать, а не распутать. Надо избавить умы от языческой философии и от безбрежного хаоса книг.

19. Чтобы воссияли для Израиля времена окончательного освобождения, он должен избавиться не только от чуждого ига, но и от нагромождений своего же домашнего груза. Что это за груз? К нему относится, между прочим, и безбрежная, для мира уже невыносимая масса книг, написанных от человеческого ума. Разумеется, изобретение письма, незаменимого средства против подстерегающего людей забвения, - неоценимый дар божий, и всякий с готовностью согласится, что мудрецы оставили в письменных памятниках свои высокие думы на благо потомкам. Однако страшное злоупотребление полезнейшей вещью, давшее о себе знать еще в век Соломона, распространилось теперь до невозможности: души раздерганы бесчисленными поучениями так, что не остается уже никакой надежды на всеобщее согласие, хотя бы мир просуществовал еще тысячу тысяч лет. Наоборот, если, оставив человеческие измышления, взяв вождем единственного Бога с тремя его книгами, мы все будем держаться только его пути, к нам придет столь же достоверная надежда, как достоверно то, что сердце, уста, руки божии не могут быть между собой в раздоре. Итак, святое дело - избавить сынов церкви от этого, как говорит Соломон (Еккл. 12, 12), бесконечного терзания, как бы вернуть их после странствий домой, к самим себе, в свое жилище (природу вещей) и к общему отцу (Богу) и взамен томительных лабиринтов подарить радостный рай.

20. Последним лекарством от безрассудного и опрометчивого обращения с вещами будет то, что все мы, остерегаясь злоупотреблений, начнем наблюдать и соблюдать истинные законы применения вещей. Да сгинет правило тирана, часто действовавшее до сих пор в отношении как вещей, так и людей:

 Так я хочу, так велю; вместо разума будет пусть воля.

Пусть на смену ему придет другое высокое правило:

 Так хотят вещи и Бог; моей воли причиною - разум.

В самом деле, Бог велит и предписывает, а совестливый разум заставляет ни одну вещь не применять для иной цели и обращаться с ней иначе, чем она сама хочет, чтобы ее применяли и с ней обращались. Для точного соблюдения этого потребуется надежное руководство истинной и ясной философии. Поспешим же к ней!

Глава XII. О новой всеобщей политии, направительнице человеческого общества к состоянию совершенства

Основой мирного века будет всеобщая полития - насколько возможно совершенное осуществление человеческого благоразумия при управлении человеческой природой, благодаря чему всё в жизни каждого человека будет пребывать и сохраняться в мире, каждый человек, никем и ничем не тревожимый, будет безмятежно и уверенно владеть своим достоянием и свободно пользоваться общей свободой, а всё человеческое общество (малое, большое и всемирное) придет в такое же согласие, как и сам созданный премудростью Божией и прекрасно хранящий самого себя своей благоупорядоченностью мир, как любое живое и здоровое тело растения, животного и человека или как любое построенное искусством тело часов, кареты, корабля и т. д. Эту политию можно было бы назвать гражданствованием святых или, по Даниилу (7, ст. 18, 22 и 27), царством святых, глава и правитель которых - сам царь царей, Иисус Христос. (Слово "полития" приходится употреблять здесь в более широком смысле, чем его изначальное значение. Оно идет от πολις "город, общество граждан" и прежде всего означает то более воспитанное обращение, которое принято между городскими жителями, в отличие от деревенщины. Поскольку, однако, само слово πολις происходит в свою очередь от πολεω "вращать, вращаться"⁶ и обычно употребляется для обозначения всякого отточенного, воспитанного и приятного общения между людьми, употребим его так же и здесь: "политика" будет означать искусство мудрых взаимоотношений и благоразумного управления каким угодно и сколь угодно великим человеческим обществом, а "полития" - соответствующее состояние общества, неизменно мирное, обеспеченное, благоустроенное.) Она по праву сможет называться всеобщей, или универсальной, политией: всю жизнь всех людей она будет блюсти в неизменном и безмятежном покое (полагаясь на милосердие Бога, если он когда-то сочтет мир достойным такого покоя), неизменно помогая ее распространению и возрастанию до тех пор, пока весь род человеческий не станет огненно-светлым стеклянным морем, - но без притока и оттока, без коловращения и буйства, - над которым встанут с гуслями и восславят Бога победители звериного века (Откр. 15, 2). По праву она сможет именоваться и новой, хоть построена согласно извечным идеям неба и земли: такого, какой была на небесах до дерзкого бунта части ангелов, какой сохраняется посейчас в иерархии добрых ангелов и какой стала бы у людей, процветавших бы в благом порядке, мире и покое, если бы они не совратились и не пали в раю.

⁶ (Маловероятная этимология.)

Назначением, или целью, этой политии будет собирание народов вселенной в согласии: безмятежный мир в роде человеческом, прекращение войн и устранение самих причин к войнам. До сих пор были времена розни; отныне начнутся времена мира (...)

Основание новой политии - человеческая природа, познанная внутренним чувством, разумом, или светом ума, в опоре на опыт внешних чувств с наглядными примерами и на божественное откровение; политику-христианину будет стыдно учреждать что бы то ни было, помимо чувства, разума и божественного авторитета. В самом деле, человеческая природа сотворена свободной, она не терпит и не может терпеть принуждения, если не хочет разрушить себя, и пребывает в равновесии со своим ближним, тоже во всех отношениях свободным. Равновесие это сводится к закону:

В нем вершина божественного закона, нравственного закона, гражданского закона и права всех народов. Пожелай мы во всем его соблюдать - и вся юриспруденция вместе с глубинами политики стала бы общедоступнейшим делом; не было бы надобности в подробных и путаных законах и казусах, если бы мы дали им правильное определение, научились их предупреждать и в конце концов упразднили. Апостол в этом смысле возвестил, что закон не установлен для праведника⁷.

⁷ (1 Тим. 1, 9 ("...закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокорных...").)

Средства - три: (1) живой пример, неизменный и яркий; (2) точные, ясные, краткие законы для всех случаев; (3) их должное исполнение. В самом деле, если бы правители пожелали воспитывать управляемых (1) примерами неотступного исполнения долга, (2) увещаниями жить в согласии с законами, (3) внимательным и строгим исправлением проступков, а управляемые пожелали бы (1) следовать добрым примерам, (2) повиноваться праведным законам, (3) исправляться и совершенствоваться, - то исчезло бы в роде человеческом насилие, стало бы шириться и процветать всё.

Способы их применения:

1. Все средства должны быть введены в действие и не упущено ничто, могущее способствовать миру и покою, чтобы всё утвердилось в мире, чтобы и пес не лаял ни на кого (как говорится в книге Иудифь) и исполнилось всё сказанное об изобилии мира в царстве Христовом.

2. Упорядоченность. Должны быть главенствующие и подчиненные. Во всяком государстве да будет верховная власть, которой подчиняются прочие; единое судилище, рассуживающее остальные; в этом едином судилище - единый судья, подобно тому как в едином городе должны быть единые общественные часы, по которым велись бы все общественные дела. Внимание высших к низшим - как непосредственное, так и через явных заместителей, префектов, и тайных, вестников, - должно быть постоянным. Над всеми и над всем учреждаются эфоры⁸ (1) для простонародья, (2) для нищенствующих, (3) для ремесленников, (4) для торговцев, (5) для молодежи, (6) для находящихся в супружестве, (7) а также для властей - и это не только в государстве вообще, но и в школах, и в церкви, и даже в каждом доме. Больше того, было бы прекрасно всем благоразумным гражданам государства исполнять какую-либо должность и быть таким образом для самих себя хранителями и наблюдателями ради повсеместного соблюдения порядка и справедливости. А мерою всех деяний должны быть закон и правда.

⁸ (Эфоры (греч.) - начальники, буквально "наблюдающие".)

3. Подлинность и надежность. Надо не рассуждать и созерцать, а действовать и совершать, чтобы наша полития была не тенью или бесплотной идеей, а живым телом, скрепленным узами законов и права, наград и наказаний так, чтобы совестливые и благородные поступки совершались с охотой, а злые внушали отвращение, и вся наша полития являла собой не пустую теорию, а практику нравственного мира, возвращая всё по мере возможности к единству.

Характер общения между гражданами всего лучше вывести из идеи человека как образа божия, а именно (1) как всякий человек должен вести себя по отношению к Богу, так он пусть ведет себя по отношению к образу божию, то есть к себе самому и ближним, и (2) как Бог ведет себя по отношений к своему образу, так и мы - по отношению к его образу: он указывает нам путь своим примером. Кроме того, идеи истинной политии можно заимствовать из природы - скажем, пусть хозяин учится благоразумию у муравья, а политик у пчел - и из созданий искусства, причем не походя, принимая сходства за нечто случайное, но всерьез, видя в них образы, предназначенные вечной премудростью именно для нас. В самом деле, для природных созданий эти их действия служат важной цели и производимые ими плоды реальны; таковы же должны быть и наши. Например, всякое живое, органичное и упорядоченное тело есть от Бога посланная нагляднейшая идея согласия, которой должен держаться любой общественный организм. И если мы хотим свободных, удобных, надежных отношений между людьми, то науке общения надо будет учиться не у людей (особенно каких-нибудь ахитофеликов и макиавеллистов⁹), а у Бога, у здравого разума и у природы с ее наглядными примерами, - такими, как согласие между органами тела, небесными телами и т. д. Когда язычники и некоторые из наших начинают строить общество иным порядком, из них выходят Ахитофелы, Сибны, Гаманы, скорее возмутители, чем устроители спокойствия. Надо возродить политику патриархов, Давида, Соломона (Пс. 101).

⁹ (Ахитофел - советник царя Давида, составивший "сильный заговор" против него (2 Царств 15-17). До того как имя Макиавелли стало нарицательным, коварных политиков отождествляли с этим библейским персонажем.)

Итак, мы рассмотрели назначение, средства, приемы новой политии. Из вышесказанного уже легко можно вывести: (1) что такое полития святых в своей сути? Ответ. Полития святых есть не что иное, как разумное и мирное общежительство всех людей при постоянном, внимательном и благоразумном стремлении никому не вредить, воздавать каждому должное и неизменно поддерживать самого себя, своих ближних, других и все в мире в наилучшем возможном положении. (2) Каково различие между этой политией и тем, что мы излагали в Пансофии?¹⁰ Такое же, как между практикой и теорией: наша новая всеобщая полития по своей сути должна быть не чем иным, как практическим осуществлением нравственного мира. (3) Какая разница между современной политией и нашей новой? Ответ. Существовавшая до сих пор политика была многотрудной, утонченной и коварной, когда люди искали не столько Бога и общественное благо, сколько свою частную выгоду, заботу о всеобщем благосостоянии общества превращали в преследование личных интересов и вместо природной простоты были вынуждены следовать сложным хитростям. Недаром и не было никогда в мире настоящего покоя, а только подозрительность, зависть, ненависть, мятежи, войны и т. д., - словом, принуждение и насилие. Наоборот, в новой политии все подлежит возвращению к первым началам (всеобщности, простоте, самопроизвольности); воцарится, наконец, добрый порядок. В противном случае, чем изощреннее будут писать и учить о политических искусствах, тем более извращенным все будет становиться в человеке и в мире. Порядок человеческой жизни держится на изначальных добрых нравах; это значит, что необходимо вернуться к первобытной райской простоте, о которой учит и на которой настаивает Бог в Писании. (...)

¹⁰ (См. "Пансофия", 6-я ступень, гл. 7-9.)

Далее можно ответить и на следующий вопрос: будут ли существовать тогда войны? Нет, потому что изначально их не было. Драки - дело дьявола, поскольку небесный Отец до поры не искоренял их, терпел и стремился направить к лучшему. Однако Христом предначертано и провозвещено иное: некоторое время надлежит претерпеть и пройти через противоборство (Лук. 2, 34; Матф. 10, 34), но потом Господь отменит войны и сделает так, что повсюду будет мир; никто не будет стремиться к войне, ибо волки, медведи, тигрицы, львы, отложив свою ярость, соединятся со стадом Христовым. (...)

Спрашивается, какою же будет форма правления? О наилучшей и превосходнейшей форме правления споры ведутся до сих пор. Но всякое благо - в умеренности; всякое зло от излишка и злоупотребления. Так, миром правит самодержец Бог, однако через ангелов и людей; свой дух он дарует всякому творению, но всегда - через избранных им себе помощников. Аристократия правит народом через кого-то одного, избранного из своей среды ради порядка. Демократия избирает правительство и одного, кто в свой черед всеми управляет. А что будет при новом состоянии мира? Все формы правления должны будут расцвести во всех трех состояниях: монархия - потому что Христос будет править царями, епископами, философами; аристократия - потому что лучшие люди будут повсюду вести дела; демократия - потому что каждый без исключения будет в своем доме и в глубине своей совести и царь, и священник, и мудрец для себя и для других.

О, счастливо будет тогда человеческое общество! О славное царство! Его главой и повелителем будет Христос, чьими управляющими будут лучшие из народа, а подданными - цари, священники, ученые! Не может быть, чтобы не наступил мир и всеобщее процветание там, где мирный Господь возглавляет все человеческие дела, где лучшие люди ему служат, где все подданные научились, захотели и смогли управлять собой, поклоняться божеству, наставлять и просвещать самих себя и других!