Часть четвертая. Пампедия

в которой ведется совет о всеобщем воспитании умов и о подчинении всех дел жизни такому порядку, чтобы ум каждого человека, в любом возрасте имея увлекающее его занятие, мог стать садом радостей, и предлагаются образцы этого возвышенного и небезуспешно начатого предприятия.

^* ( Над этой частью "Всеобщего совета" Коменский работал, очевидно, в 1845 т. до конца своей жизни. Написана на латинском языке. Впервые полный текст "Пампедии" был опубликован в чешском переводе в 1948 г. (Прага). Как самостоятельное произведение в латинском оригинале была издана в Гейдельберге в 1960 г. вместе с немецким переводом. Академическое издание оригинала - Прага, 1966 г. (в т. II первого полного издания "Всеобщего совета", с. 9- 135).

Пампедическое преломление категорий "все, всё, всесторонне" есть конкретизация основных категорий "Всеобщего совета" как теории исправления всех человеческих дел. Ибо требование последнего распространяется у Коменского на omnia, omnibus omnimode esse emendanda - все, для всех и всеми способами исправляемые дела человеческие.)

^** (Часть четвертая "Всеобщего совета", "Пампедия" (всеобщее воспитание). Вступление о необходимости для всех людей приобщиться к свету, порядку и истине бытия, с призывом ко всем прийти на совет о всеобщем воспитании (т. 2, с. 11-12). Гл. 1. Универсальная культура есть формирование в человеке его полной человечности (15-16). Гл. 2. Доказательство необходимости универсальной культуры (17-23). Гл. 3. Понятие цельного человека как обладателя всесторонне развитых разума, языка и деятельной способности. Искусства, до сих пор ограничивавшиеся частными человеческими умениями, необходимо распространить на все его бытие. Предлагается 14 проблем ("вселить в человека любовь и заботу о будущей жизни", "так пройти здешнюю жизнь, чтобы достичь жизни вечной", "постоянно пользоваться в этой жизни здравием" и т. д.) с их решениями (23-34). Гл. 4. Ставится задача "интегрального", "реального" и вместе с тем природосообразного, гармоничного и увлекательного воспитания. Сложность, своеволие, греховность, испорченность человека мешают этому, но возвращение к простоте, следование велениям разума, послушание Богу и отдаление всего скандального и злого от зрения и слуха помогут преодолеть помехи. Бесконечным способностям человеческого духа соразмерно лишь обучение всех, всему и всесторонне (34-40). Гл. 5. Предлагается проект охвата "школой" всех людей и всех семи эпох человеческой жизни (рождение, младенчество, детство, отрочество, молодость, мужество, старость). Идея "публичных" (общественных) школ, где в порядке увлекательной игры наставники и дети строили бы свое "малое хозяйство", "малое государство", "малую церковь", а в целом как бы "малый райский сад", с развлечениями, прогулками, театральными представлениями, собеседованиями (40-46). Гл. 6. Предлагается проект перестройки книжного дела (панбиблия) (46-54). Гл. 7. Идея универсального наставника - "пандидаскала", благочестивого, честного, благородного, усидчивого, благоразумного знатока всех наук, обладающего талантом простоты и способностью не стеснять, а поощрять свободную волю учеников. 24 проблемы ("уверенно привести человека от крайнего мрака невежества к свету ярчайшего знания", "сделать так, чтобы выученное не забывалось", "сделать так, чтобы человек учился всему с увлечением" и т. д.) с их решениями (54-70). Гл. 8. О трех классах "школы рождения": благоразумие при вступлении в брак, соблюдение здорового и умеренного образа жизни ради блага будущего потомства, забота о беременной матери (70-72). Гл. 9. О шести классах "школы младенчества": посвящение новорожденных Богу; кормление материнским молоком; приучение к словам человеческой речи начиная с полугода, затем обучение стоянию на ногах и ходьбе; забота о том, чтобы чувственное восприятие младенцев не загромождалось ничем суетным, ложным, уродливым, неблагочестивым ввиду исключительной впечатлительности детского ума; обучение младенцев нравам и благочестию через личный пример, рассказы о Боге, краткие молитвы и наставления, по возможности без телесных наказаний, кроме случаев крайнего и вызывающе дерзкого неповиновения; первое обучение азбуке, чтению односложных слов, прекрасным изречениям, символу веры, десяти заповедям, таблице умножения, чтению книжек с картинками (72-85). Гл. 10. О шести классах "школы детства": уроки чтения, письма, скорописания и чистописания; рассказы о мире, человеческой душе и Священном писании; изложение этики на примерах постоянства солнца, возрастания дерева, красоты розы и т. д.; театрализованное и диалогическое изложение истин божественного откровения (всемогущество Бога, могущество и свободная воля человека, боговдохновенность пророков и апостолов); ознакомление с главными библейскими историями; развитие детской сообразительности на загадках и задачах из физики, астрономии, логики, грамматики, Библии, с обучением языкам и музыке (85-97). Гл. 11. О шести классах "школы отрочества": грамматика (с обучением языкам), физика, математика, этика, диалектика, риторика (97-103). Гл. 12. Школа юности (молодости) охватывает полноту мудрости, добродетели и веры, обозревает весь мир, всю сферу ума, весь объем Писания, во всех своих разбирательствах и доказательствах опирается на неопровержимую и бесспорную пансофию, делает первые попытки управления семьей, школой, государством. Она состоит из трех частей: академия с классами пансофии, панбиблии и панепистемы; аподемия, т. е. школа странствия, для "проветривания" души, для развлечения и для ознакомления с образами жизни; избрание жизненного дела (103-111). Гл. 13. Школа возмужания, или жизненной практики, рас-пространяется на всю деятельную жизнь человека; ее цель - деяния любви, мудрости, добродетели в материальной, общественной и религиозной сферах. Школа в собственном смысле слова (школа-игра) здесь оставлена, нет обязательных учебников и специальных наставников, однако сама профессия человека становится для него школой, чтение и изучение важнейших книг продолжается, человек становится собственным наставником в науке жизни. Жизнь как школа, долг, труд, путь, опасность, комедия, сцена славы - вот предмет постоянного раздумья человека, проходящего через три класса школы жизненной практики: класс избрания жизненного занятия и начала работы, класс упорного труда, борьбы и возрастания в добродетели и достатке, класс приближения к старости и пожинания первых плодов своего труда (111-122). Гл. 14. Школа старости, полноты человеческой мудрости, счастливого завершения жизни и блаженного вступления в бессмертную жизнь учит правильно наслаждаться плодами прожитой жизни, правильно проводить остаток дней и правильно завершать земную жизнь, сохраняя до последнего часа жизненные силы и трезвость ума благодаря разумному и воздержному образу жизни (122-129). Гл. 15. Школа смерти, являясь последним "классом" школы старости, заслуживает выделения в самостоятельную ступень подобно тому, как в "Пансофии" после перечисления семи миров (от мира возможности до духовного мира) особо выделяется вечный мир (129-130). Гл. 16. Благодарение Богу за то, что он показал путь к пампедии - расчистке Авгиевых конюшен мира, воспитанию всего человеческого мира, школе как живой типографии, запечатляющей премудрость не на бумаге, а в человеческих сердцах (130). Приложение: начальное обучение чтению и письму. Обращение к наставникам первых наук, родителям и педагогам о необходимости воспитывать в человеке образ божий и о первых шагах обучения письму. Коменский рекомендует вручить начинающим грифельные доски со слегка вырезанными очертаниями букв для удобства их обведения грифелем или по крайней мере с прописью букв прочной красной краской на черном фоне для последующего прорисовывания мелом. После получения первых навыков в рисовании букв следует переходить к письму чернилами в тетради. Дети любят рисовать, поэтому письмо можно преподавать почти одновременно с чтением. Следует вызвать в ребенке любовь к буквам, показать их элементы, затем целые буквы, потом пригласить писать их в алфавитном порядке и наконец переходить к слогам, словам и простейшим фразам (131-135). Таблица элементов букв (от точек разной формы к овалам), примеры шрифтов, силлабарий, словарик рифмующихся слов (от односложных до многосложных), список простейших изречений, список простейших молитв (136-139). Три диалога между наставником и учеником об искусстве чтения, письма и о более высоких ступенях обучения (139-145).)

^*** (Часть пятая "Всеобщего совета", "Панглоттия" (всеобщая культура языков). Обращение европейцев к народам, племенам и языкам всего мира о единстве человеческого рода и о необходимости закрепить его взаимным дружеским общением (149-151). Вступление о недостаточности осуществления пампедии в одной части света и о необходимости преодолеть языковое варварство, найдя способ распространять культуру просвещенных народов на весь мир (153). Гл. 1. Различие языков - причина взаимонепонимания, ненависти между народами, дикости большой части света. Множество языков создано как бы дьяволом для того, чтобы препятствовать распространению христианской истины (155-157). Гл. 2. Три способа преодолеть "смешение языков": "окультуривание" каждого языка; обучение всех народов нескольким культурным языкам; выработка или изобретение одного простого, ясного и совершенного языка, который нес бы просвещение всем народам. Третий способ самый простой (157). Гл. 3. Идея совершенного языка с богатым словарем, ясным и недвусмысленным значением слов, четкой упорядоченностью частей речи. Совершенный язык велик, как сам мир, широк, как ум, и хранит гармоническое согласие между вещами, понятиями и словами (157-158). Гл. 4. Пантоглоттня, приведение всех языков мира к культуре и совершенству и создание всей необходимой пампедической и пансофической письменности на каждом языке. За это дело должны взяться европейские культурные народы. Когда всем языкам будет придан культурный строй, можно будет связать все соседние народы путем издания двуязычных книг, а затем создать универсальный лексикон всех мыслимых букв, слогов и сочетаний слогов с указанием их значений в разных языках (158-162). Гл. 5. Полиглоттия, введение наряду с племенными языками нескольких всеобщих культурных языков (таких, как еврейский, греческий, латинский). Последние подлежат некоторому упрощению, и, благодаря созданию рациональных учебников и учреждению повсюду филологических и полиглоттических школ, на изучение второго (культурного) языка у каждого человека будет уходить не более месяца. Коменский предусматривает также возможность такого усовершенствования языка, при котором сами буквы и слоги будут непосредственно выражать элементы вещей (метафизические первоначала), так что звуки слов, будучи правильно приложены к вещам, сделают предложения самопонятными (162-164). Гл. 6. Моноглоттия, введение единого мирового языка. Для этой роли не годится ни один из известных языков: еврейский древен и прост, но груб, шероховат, беден и изобилует омонимами; греческий богат и освящен Новым заветом, но в нем слишком много лексики, нестандартных словообразований и диалектных вариантов; латинский отточеннее других языков и уже известен многим народам, но имеет трудную систему словоизменения и не целен, будучи лишь слепком с греческого; славянский имеет природные основы, удобное словосложение, богат по звуковому составу, но часто неблагозвучен, разбит на множество диалектов, изобилует бесчисленными аномалиями; германский удобнее прочих благодаря краткости и незаимствованности корней и простоте словосложения, но корни его, в отличие от славянского языка, не природны и в смысле его слов много аномалий. Новый, намного более простой, приятный и совершенный язык будет кратким и энергичным носителем премудрости, гармоничным и созвучным пансофии (164-169). Гл. 7. Для создания нового языка можно собрать лучшее из старых языков, придав их элементам строй, отвечающий природе вещей. Каждой вещи будет соответствовать одно слово, простой - простое, сложной - сложное; сродные вещи будут обозначаться сходными словами; собственные имена будут тоже по возможности значимыми; названия несуществующих и ненужных вещей будут отброшены; множественное число будет обозначаться удлинением коренного гласного; все склонение и спряжение будет приведено к одному типу. Коменский предлагает ввести идеографическое письмо, но не такое трудное и уродливое, как китайское, а состоящее из простых и очевидных знаков. Для метафизических понятий он предлагает буквенные обозначения, пли особые значки (Q - мир, G - часть мира (творение), Z - смерть и т. д.) (169-178). Гл. 8. Все словообразование и построение фраз в новом едином языке будет сведено к нескольким простейшим правилам. На основе 200, от силы 300 корней, к которым добавляются стандартные суффиксы, с помощью словосложения будет строиться весь словарный запас языка. Только лень и косность мешает предпринять попытку создания всемирного языка (169-184). Гл. 9. Преодоление разноязычия должно идти по всем трем вышеуказанным направлениям: всякий существующий язык следует превращать в инструмент универсальной культуры (пантоглоттия), всякому человеку должен быть показан легкий путь овладения несколькими языками (полиглоттия), для всего человечества должен быть создан один совершеннейший язык (моноглоттия) (184-186). Гл. 10. Радостный монолог человечества, видящего близкую перспективу преодоления "смешения языков", и моление к творцу о даровании всем единого языка (186-188). Приложение: проект нового гармонического языка. В нем 23 буквы и 36 звуков; буквы обозначаются комбинациями точек, линий или кривых. Значением обладают уже буквы (звуки): А - нечто пространное и крупное, И - малое и тонкое, О - округлое, светлое и всеобщее, У - угловатое, тёмное и ничтожное, Р - жесткое и т. д. Не допускаются слова с произвольным значением: само их звучание должно выражать природу обозначаемой вещи, причем слова с противоположным значением должны иметь по возможности противоположный порядок звуков (если "тоб" - "хороший", то "бот" - "плохой"; если "маг" - "большой", то "гим" - "маленький" и т. д.). Каждый корень имеет обязательно полную и единообразную систему (дерево) производных слов (так, если "мел" - "говорящий", то "амел" - "молчащий", "емел" - "заикающийся", "имел" - "мало говорящий", "лепечущий"; "умел" - "много говорящий", "кричащий", "омел" - "говорящий обо всем" и, параллельным образом, если "бар" - "везде", то "абар" - "нигде", "обар" - "повсюду" и т. д.) (189-204). )

Синопсис пампедии

Глава I. Что такое пампедия и почему она желательна (1-10). В каком смысле необходимо стремиться к воспитанию всех людей, во всем и всесторонне (11-15)

1. Пампедия есть универсальное воспитание всего человеческого рода. У греков педия означает обучение и воспитание, посредством которых люди становятся культурными, а пам означает всеобщность. Итак, речь идет о том, чтобы обучались все, всему, всесторонне.

6. ...Первое наше желание в том, чтобы до полноты человечности были развиты не отдельные, или немногие, или многие люди, а все и каждый, молодые и Старики, богатые и бедные, знатные и незнатные, мужчины и женщины, - словом, каждый, кому было суждено родиться человеком, чтобы в конце концов весь род человеческий пришел к культуре независимо от возраста, сословия, пола и народности.

7. Во-вторых, мы желаем, чтобы каждый получивший правильное образование человек достиг полноты культуры не только в одном, Или некоторых, или даже многих направлениях, но во всех, способствующих совершенству человеческой природы; чтобы он умел находить истину и видеть ложь; любил добро и не позволял склонить себя ко злу; совершал то, что должен совершать, и не делал того, чего должен избегать; разумно говорил при необходимости обо всем со всеми, никогда не оставаясь немым, когда надо говорить; и, наконец, чтобы в своих отношениях к вещам, людям и Богу он поступал благоразумно, неопрометчиво и таким образом никогда не отклонялся от цели, своего счастья¹.

¹ (Провозглашая счастье целью человеческой жизни, Коменский предусматривает гармонию счастья личности и общества. Обоснованию этой гармонии посвящено сочинение Коменского "Всяк своего счастья кузнец", где утверждается, что счастье - не случайность, а необходимый результат разумной человеческой деятельности, имеющей конечной целью высшее благо. Поэтому счастье не должно быть только личным, но сообразовываться с общим благом. И в данном отношении Коменский несет в своей теории коммунистический элемент, в отличие от раннебуржуазных идеологов, склонных все преимущества, даваемые высшей культурой, считать прерогативой именно индивидуальности (см.: Холодняк М. А. О сочинении Коменского "Всяк своего счастья кузнец". - В кн.: Памяти отца современной педагогики Яна Амоса Коменского: По поводу 301-й годовщины его рождения. СПб., 1893, с. 61-63). )

8. Причем именно всесторонне; не напоказ и для обмана, но во имя истины, так, чтобы все люди были как можно более подобны Богу, по образу которого сотворены, - истинно разумны и мудры,; истинно деятельны и бодры, истинно нравственны и честны, истинно благочестивы и чисты, а потому истинно счастливы и блаженны здесь на земле и в вечности.

10. Три необычные вещи хотим мы посоветовать (повторяем это для того, чтобы нас поняли): привести к всесторонней культуре (1) всех, (2) во всем, (3) во имя всеобщего просвещения.

11. Всех: то есть народы, сословия, семьи, каждого человека без всякого исключения. Ведь у всех людей одна и та же жизнь будущего века и одна указанная к ней Богом дорога, но с расставленными на ней сетями и затрудненная разными препятствиями. Надо поэтому своевременно предупреждать о них, наставляя всех, чтобы по возможности изгнать глупость из рода человеческого и чтобы неуместными оказались жалобы мудрых людей на то, что всё полно неразумием.

12. Во всем: то есть во всем том, что может сделать человека мудрым и счастливым. Что же это такое? Это те четыре вещи, которые советует мудрый Соломон на примере четырех мудрейших животных: (I) забота о делах будущих, которую он восхваляет у муравьев (Притч. 30, 25); (II) мудрость в делах настоящих, с тем чтобы всё осуществлялось только надежными путями, как он видит это у горных мышей (Притч. 30, 26); (III) стремление к согласию без насилия и принуждения, за что он хвалит саранчу (Притч. 30, 27); и, наконец, (IV) согласованность, упорядоченность и систематичность всего совершаемого нами, даже самого малого, как мы видим это в работе паука, пускай и бесполезной (Притч. 30, 28). Итак, всесторонняя культура духа требует² чтобы все люди (I) имели знание о будущей жизни, воодушевлялись мечтой о ней и прямыми путями были ведомы к ней; (II) были научены мудро решать дела земной жизни так, чтобы и в ней по мере возможности всё было надежно; (III) учились так идти путем единодушия, чтобы не могли расходиться друг с другом во вред себе ни на земных, ни на вечных путях и умели приводить к согласию других, разногласящих; (IV) и, наконец, были преисполнены усердия в стремлении к тому, чтобы слова и поступки пребывали между собой в наибольшем возможном согласии. Исполнив всё это, бедствующие смертные обретут лекарство от своих несчастий; ведь в своем большинстве они о будущем не заботятся, с настоящим ведут азартную игру, все пребывают в разладе со всеми, и каждый - с собой (в своих мыслях, словах и поступках), все в борьбе, раздоре и на пути к гибели.

13. Во имя всеобщего просвещения: то есть просвещения истиной, чтобы каждый, основательно пройдя ее школу, противостоял блуду и азарту, ходя путями праведности. Ведь ныне только немногие из смертных опираются на собственный разум или на истину вещей; большинство следует животному порыву или чужим мнениям. Но эти мнения не совпадают друг с другом и с истиной вещей, и отсюда бесконечные недоразумения, ошибки, промахи и в конце концов гибель. Против этого зла есть только одно равносильное ему лекарство: держаться не самодельной линейки чьей-то слепой привычки или мнения, а алмазного мерила Бога и истины вещей, чтобы каждый человек всесторонне научился, знал и умел всюду уверенно стоять и надежно приступать к каждому делу.

14. Не будет ли мне дозволено и в третий раз повторить, чего я желаю? Прошу разрешить ради совершенного прояснения наших целей! Мы хотим научить всех людей пансофии, то есть сделать так, чтобы они умели (I) понимать строение вещей, помыслов и речей; (II) понимать цели, средства и способы осуществления всех действий (своих и чужих); (III) отличать в сложных и запутанных действиях, равно как и в помыслах, и в речах, существенное от случайного, безразличное от вредного и тем самым распознавать всякие искажения мыслей, слов и поступков, чужих и своих, чтобы всегда и везде возвращаться на правильный путь. Если бы всему этому научились все и всесторонне, все стали бы мудрыми, а мир исполнился бы порядка, света и покоя².

² (Коменский выступает как провозвестник и непосредственный предшественник идеологии Просвещения - теоретической подготовки буржуазных революций. Нельзя не увидеть в Коменском связующее звено между неоплатонизмом и пантеизмом Возрождения с его гуманистическим идеалом всесторонне развитого человека и "царством разума", основанного на "естественном равенстве" - идеалом эпохи Просвещения, уповавшей на распространение знания как на панацею от социальных зол.)

15. С учетом всего этого можно дать пампедии уже другое и более точное определение: она - просторный путь к озарению светом пансофии человеческих умов, слов и действий, или искусство вселять благоразумие в умы, языки, сердца и руки всех людей. Вот почему мы и поместили на титульном листе этой части нашего Совета символ садоводческого искусства: садовники срезают глазки на дереве пансофии и прививают их молодой поросли, стремясь заполнить такими привитыми деревцами весь божий сад, род человеческий.

Глава II. Как необходимо (1-14), как возможно (15-20) и как легко (21-30) воспитать в людях полноту человечности

5. Для всех людей важно, чтобы никто из причастных человеческой природе существ не отклонился от цели своего появления на свет: нелепо куда-то идти и не дойти, к чему-то стремиться и не достичь, искать и не найти, делать и не сделать, хотеть и не осуществить. К чему жить на свете, если не знать, не делать и не достигать того, ради чего мы здесь? Было бы лучше не родиться! И раз уж все мы рождаемся, то надо сделать так, чтобы никто не жалел о своем появлении на свет. Но как достичь этого?

6. Во-первых, добившись, чтобы всякий человек жил не как бессловесная тварь, а по велению разума. Светом его наделены все, да не все умеют пользоваться тем, что у каждого есть, если не обучены. Значит, их надо обучить! Было бы глупостью иметь поле и не обрабатывать его, иметь музыкальный инструмент и не играть на нем, иметь глаза и не смотреть, иметь уши и не слышать, иметь ноги и не ходить и т. д. К чему человеку разумная природа, если не взрастить в нем умение применять разум? Зачем считать, что некоторые наделены умом зря (а наделены все)? Другое дело, когда целина лежит невозделанной в ненаселенных краях; там нет возделывателей, потому что нет нуждающихся. Возделана земля или заброшена, она - преходящая вещь, принадлежащая только здешней жизни. Человеческая душа - достояние вечности; ею нельзя пренебрегать без вечного же вреда (ущерба для человеческого спасения и урона для божией славы)³.

³ (В идее наделенности умом всех заключен не только бесспорный демократизм Коменского, но и поразительная по смелости идея природного равенства умственных способностей всех людей. Этим утверждением Коменский противостоял не только своему времени, но, практически, всем предшествующим тысячелетиям развития западной цивилизации. Идея природного равенства человеческих умственных способностей стала достоянием только XVIII в. - прежде всего французского материализма. Даже наиболее передовой, наиболее смелой гуманистической науке (да и искусству) эпохи позднего Возрождения и первой половины XVII в. свойственно объяснение индивидуальных различий между людьми природным неравенством их умов (Хуан Уарте, Сервантес, Шекспир и др.). Сравнить с высказыванием К. Маркса и Ф. Энгельса по поводу французского материализма XVIII в.: "Не требуется большой остроты ума, чтобы усмотреть необходимую связь между учением материализма о прирожденной склонности людей к добру и равенстве их умственных способностей, о всемогуществе опыта, привычки, воспитания, о влиянии внешних обстоятельств на человека... - и коммунизмом и социализмом" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 145).)

7. Надо стремиться не только к тому, чтобы люди не уподоблялись бессловесным тварям, но и к тому, чтобы они достигали высшей мудрости. Раз все созданы по подобию мудрого Бога, надо стараться, чтобы напечатанный в нас образ соответствовал своему прообразу. И, поскольку "множество мудрых - спасение миру" (Премудр. 6, 26), нельзя надеяться на полное спасение мира, если не достичь того, чтобы в будущем всюду было полно людей мудрых, как сегодня всюду полно глупцов; чтобы все правильно вели дела и никто ничего не губил.

8. В-третьих, нельзя желать вырождения ни одного человека в нечеловека, и поэтому нельзя не желать, чтобы все получили образование; ведь в силу самой человеческой природы крайне легко опуститься тем, кто образования не получил. Если познавательная способность ума не занята истиной вещей, которая бы ее направляла, она создает сама себе всевозможные вздорные идеи, обманывающие ее самым жестоким образом. Если сила воления не направлена на подлинные истину и благо, которые влекли бы ее к добру, она цепляется за любую фальшь, увлекается вредным вместо полезного и сама себя губит. Наконец, если деятельная способность не направлена на должное, она берется за недолжное и либо бесполезно растрачивает себя, либо, хуже того, наносит вред себе и другим. (...)

9. Поскольку же единственная причина стольких падений - слепота ума, из-за которой люди не знают ни своего назначения, ни назначения вещей, ни средств для достижения целей, ни правильных способов применить эти средства, то абсолютно необходимо правильно наставить во всем этом всех людей (которых надо предостерегать от всяких, вплоть до вечных, падений). Ведь в чем бы люди ни грешили (в мыслях, желаниях, действиях), корень ошибок всегда один: небрежение о целях, средствах и способах ведения дел, особенно - о конечных целях, которым всё должно служить в каждой вещи (тем более в каждом человеке). Пренебрегая главной целью, мы легко увлекаемся случайными мелочами и от истинных целей скатываемся к ложным. Это, конечно, плохо, когда дело касается каких-либо вещей, но бесконечно хуже, когда человек небрежет о своей собственной цели: там он губит только вещи, здесь - себя! Итак, невозможно себе представить более действенного средства от неумеренностей человеческого рода, как то, чтобы все люди начали задумываться, а потом и понимать, зачем они живут и для чего существует в их мире каждая вещь, сообразно этому пониманию управляя своими действиями.

10. Желать, чтобы и самые варварские народы тоже просветились и избавились от темноты своего варварства, надо потому, что и они - часть человеческого рода, которая должна уподобиться целому, а также потому, что целое не есть целое, пока лишено какой-то своей части, и, наконец, потому, что предпочтение части целому, когда идет речь об обладании каким-либо благом, есть явный признак недостатка либо здравого смысла, либо доброй воли. Кто бы ты ни был, если ты не хочешь показать свою ограниченность или злонамеренность, ты должен больше желать блага для всех, чем своего блага, или блага нескольких твоих близких, или одного твоего народа⁴ (...)

⁴ (И в данном отношении, в требовании каждому человеку желать блага для человечества в целом, Коменский предвосхитил эпоху Просвещения. Его своеобразный "интернационализм" получил у просветителей форму космополитизма, выражавшего идеи освобождения индивида от феодальных оков. В педагогическом отношении эту идею с большой силой продолжил в XVIII в. Иммануил Кант, который в своих лекциях "О педагогике" указывал "на необходимость воспитывать в молодых людях способность любить других людей, а также помнить о том, что все мы граждане мира... Этот последний интерес следует сделать близким для детей, чтобы он мог согревать им душу. Благо мира должно радовать их даже и тогда, когда оно не приносит выгоду ни их отечеству, ни им лично".)

19. [Способностью к культуре] наделены не только все народы, но и каждое отдельное племя в силу везде одинаковой природы всех людей: душевный склад всех людей так же одинаков, как их внешнее физическое строение⁵. Каков по природе один человек, то есть что он имеет, хочет, умеет, может, таковы и то же имеют, хотят, умеют и могут все остальные. Здесь верно было бы сказать вместе с поэтом: "Познаешь одного - познаешь всех". Кто бы ты ни был, читатель, суди о роде человеческом по себе самому. Какие бы желания, умения, знания ты в себе ни ощущал, такие же желания, умения, знания ощущает в себе любой другой: ведь он располагает теми же органами. Следовательно, если всех вести одними и теми же путями, то невозможно всем не оказаться у одной и той же цели. По сути между людьми нет никакой разницы, хотя разнообразие ступеней может оказаться немалым: один поймет раньше другого, или точнее оценит, или лучше запомнит. Однако не острота или медлительность ума, не сила суждения или память делают человека человеком; от этого зависит только быстрота или медленность его совершенствования. Если кто-то возразит: мы испорчены, - отвечу: (1) но ведь мы и возрождены через нового Адама; (2) нам велено исправлять испорченное, распахивать новые нивы и не сеять по терниям (Иер. 4, 3); к этому и направлено все воспитание умов. Скажешь: некоторые медлительны. Отвечу: совершенных чурбанов нет, а медлительные умом обычно крепче телом, а потому способней переносить труды, так что не надо их оставлять без помощи.

⁵ (Здесь и далее Я. Коменский развивает материалистические идеи Аристотеля об имманентности души определенному телу. В отличие от Аристотеля, Коменский не только утверждает, что душа неотделима от тела, но и устанавливает, хотя и робко, связь между ними, зависимость. Однако дальше Коменский не мог пойти, оставаясь на теологических позициях. Бесстрашное, не перед чем не останавливающееся, трезвонаучное исследование природы человека как своеобразного "модуса" природы вообще было уделом последовательного материализма, представителем которого был великий современник Коменского Б. Спиноза. Но, даже только приближаясь к Спинозе в программе интеллектуального и нравственного совершенствования человечества, покоящейся на материалистическом фундаменте. Коменский вносил огромный вклад в эту "программу, которой с тех пор и следует все развитие мировой культуры в ее лучших, действительно прогрессивных тенденциях и течениях" (Ильенков Э., Науменко Л. Три века бессмертия. - Коммунист, 1977, № 6, с. 65).)

20. Наконец, почему не научить людей употреблять вещи, а не злоупотреблять ими, показав, что для каждой вещи хорошо находиться и поддерживаться в соответствующем ей состоянии, когда она позволяет легко применить себя по назначению? Пансофия учит (и все люди могут от нее этому научиться), что нет ничего на небе, на земле, под водой, в воздухе, что не было бы предназначено (непосредственно или опосредствованно) для человеческого употребления⁶; это явствует из "Мира природы"⁷. А из "Мира искусства"⁸ ясно, что всё служит своему назначению только при правильном использовании и что вещи не могут применить сами себя, но их должен направлять человек. Если бы все научились правильно следовать этой истине, мир избавился бы от множества ужасных и мерзостных злоупотреблений.

⁶ (Коменский противостоит здесь, как и повсюду, учению католической церкви о наследственности первородного греха, имманентной греховности человека, идее, из которой следует необходимость страдания человечества и искупления прирожденной ему вины. Коменский утверждает: мир принадлежит человеку, первородный грех которого снят Христом, и от человека самого зависит возможность провести на земле счастливую жизнь и исправить все человеческие дела. Ср. "Великая дидактика", V 17; XXXIV 23-28; "Пампедия", IV 10; "Панортосия", XXIV 2.)

⁷ (Имеется в виду 4-я ступень (часть) "Пансофии", т. е. 3-я часть "Всеобщего совета".)

⁸ (Имеется в виду "искусственный мир", т. е. мир, созданный человеческим трудом, мир вещей, созданных человеком для человека, - 5-я часть "Пансофии".)

21. Итак, мы явно не советуем ничего невозможного, предлагая всех людей без исключения привести к свету и культуре. Но, поскольку мало одной возможности исполнения (ведь люди ищут еще и легкой доступности исполнения, считая трудное невозможным и не понимая, что значат слова о стремлении добродетели к трудностям), нужно вне сомнений доказать, что всё рекомендуемое здесь в силу самого устройства человеческой природы не только желательно и возможно, но доступно и легко, лишь бы мы научились и захотели правильно применить данные нам от Бога средства.

Выразим это утверждение в виде нескольких проблем как бы некоей механики⁹.

⁹ (О механико-математическом методе, отчасти применявшемся Коменским наряду с Декартом и Спинозой, см. примеч. к "Новейшему методу языков".)

Проблема первая.

22. Каждую вещь, в том числе человека, направить к соответствующей цели.

Для этого не требуется особого умения, стоит только устранить то, что преграждает путь естественным наклонностям. Например, не надо особого труда, чтобы принудить круглые вещи к движению, квадратные - к покою, тяжелые - к падению и т. д.; они сами собой устремятся к этому, если устранить препятствия. Итак, освободи человеческий разум от притупляющей его темноты, и он сразу поймет свое величие и осознает, что обязан стремиться стать выше всего (то есть быть господином над вещами, над самим собой и стремиться к славному богоподобию¹⁰). Мало того, ты увидишь, что он от природы честолюбив к таким вещам, и само дело покажет, что здесь не требуется ни малейшего принуждения, а только благоразумное и добродетельное руководство. Ибо никто из людей, абсолютно никто не чувствует себя настолько ничтожным, чтобы не хотеть внутри себя самостоятельности, вовне себя - распоряжения вещами, над собой - возможности восхождения вплоть до самого Бога и не стремиться к этому любыми доступными путями (притом даже и самыми дурными, когда он и себя губит, и с вершин достоинства низвергается в бездну погибели). Так что для совершенствования каждого человека только и надобно, что умелое руководство. (...)

¹⁰ (О педагогическом значении идеи богоподобия см. примеч. 1 к "Материнской школе" в наст, изд, т. 1.)

Проблема третья.

24. Легким путем научить разумное существо пользоваться разумом.

Если кто-то попытается показать слепому великолепие солнца и красок, или научить глухого музыке, или обучить животных речи и т. п., это по праву назовут пустым занятием; ведь он требует действия от деятеля, который для такого действия не наделен ни возможностью, ни знанием, ни волением. Но не пустое занятие звать всех людей к обретению того, что они и могут и хотят обрести, лишь бы все об этом знали. Так учи их, чтобы узнали, - и они сумеют, захотят, смогут!

Проблема четвертая.

25. Научить людей правильному применению вещей.

(...) Итак, да будут все люди обучены правильно познавать вещи и правильно их понимать - и они легко научатся также и правильному применению вещей. И тогда совершится восстановление потерянного рая, то есть весь мир для Бога, для нас и для вещей станет садом наслаждений. Что это совершенным образом произойдет в вечности, мы знаем; по надо хотеть, ожидать и стараться с помощью божьей, чтобы зачаточным образом это произошло и в преддверии вечности, нашем движущемся к своей цели мире.

Проблема шестая.

17. Уничтожить любое варварство.

Для этого не требуется особого искусства; только выведи человека из дикости, то есть из отупляющих случайностей, и перенеси туда, где ему откроется богатое разнообразие вещей, которые можно воспринимать чувствами, взвешивать разумом и - когда речь идет об остающихся вне предела его досягаемости свершениях и событиях - познавать в историческом исследовании: тотчас увидишь, что и дикари становятся людьми, и даже в Скифии рождаются Анахарсисы¹¹. Что мешает распространению этого на все народы? Кто сумел провести пустынями и лабиринтами одного человека, тот сумеет провести и двух, и трех, и десятерых, и тысячу, и всех, сколько ни пойдет. И если когда-нибудь мы или кто бы то ни было сумеет показать одному-единственному человеку прямую тропу мудрости, добродетели и спасения, то достаточно одного этого умения ли, мудрости ли, чтобы вывести целый мир из темноты к свету, из заблуждений к спасению; ведь для одних и тех же вещей, пока они одни и те же, существует один и тот же закон.

¹¹ (Анахарсис - скифский царь VI в. до н. э. Считался мудрецом. Критически изучал греческие нравы, образ жизни и культуру. Идеализировал народы Севера.)

30. Вопрос. Надо ли приобщать к образованию слепых, глухих, тупоумных - тех, кто из-за недостатка телесного органа не вполне может что-то усвоить? Отвечаю: (1) Человеческая культура не исключает никого, если он человек; насколько такие люди причастны к человеческой природе, настолько их надо приобщить и к культуре, - и даже с особым старанием ввиду их большей потребности в помощи извне, так как их природа из-за внутренних недостатков меньше способна помочь себе. (2) Тем более природа, когда ей что-то помешало развить свою силу в одном, может особенно ярко проявить ее в другом, стоит ей только помочь¹². Примеры ясно показывают, что слепые от рождения с помощью одного слуха становились замечательными музыкантами, правоведами, ораторами и т. д.; из глухих от рождения получались превосходные художники, ваятели, ремесленники; а безрукие, пользуясь только ногами, становились искусными переписчиками. Чего человек не может? Так как для разумной души всегда есть какой-нибудь доступ, надо внедрять свет тем путем, который открыт. Если совершенно нет такого пути (но не знаю, существовал ли когда на свете человек, в котором душа, образуя зародыш, то есть создавая себе обитель и орудия, не оставила бы для себя окошка во внешний мир и никакой возможности подступиться к себе), такого человека надо предоставить воле его создателя.

¹² (Коменский продолжает разрабатывать свою великую идею компенсирующего воспитания п обучения, выдвинутую им в гл. X "Новейшего метода языков" (см. примеч. к этому трактату в наст. изд.). Эта идея делает Коменского основоположником дефектологии. Педагогический оптимизм Коменского блестяще подтвердился достижениями дефектологии XX в., особенно обучением и воспитанием слепоглухонемых детей.)

Глава III. Что такое обучение человека всему, служащему совершенствованию человеческой природы (1-12), почему это необходимо (13-30), какие есть к тому возможности (31-32) и легкие пути (33-48)

1. О необходимости воспитания всех людей сказано достаточно. Теперь надо показать, (I) что не только одну сторону человека, но всего человека должно развивать во всем, что служит совершенству человеческой природы; (II) что это возможно в силу самой природы; (III) и, наконец, что этого можно достичь легкими путями.

Но только как зародился этот замысел, на какие отдельные стремления он распадается?

2. От начала мира мыслящие люди считали почетным для себя слыть всеведущими и тем приближаться к Богу, не оставляя (насколько возможно) ничто непознанным. И это желание с самого начала вселилось в них не от болезненной любознательности, а от их природы, созданной Богом, который сам подал повод отцу нашему Адаму с первых времен, еще в состоянии невинности, стремиться к некоему упорядоченному всезнанию - не только тем, что воздвиг перед ним изобилующий дивным разнообразием амфитеатр своей премудрости, но и тем, что открыто повелел Адаму рассматривать творения, членить их на классы и отграничивать их друг от друга наименованиями. Разве не все мы, люди, потомки Адама! Не все наследники родительского права?

4. Стремление к такому всеобъемлющему знанию владело многими. Греки называли совокупность всех познаний энциклопедией, римляне - кругом наук. В разных местах встречались и энциклопедически эрудированные люди. В Греции их обезьянами были софисты¹³, без подготовки разглагольствовавшие на любую тему, кто о чем хотел; но их пустую и хвастливую болтливость обличали серьезные философы, Сократ, Платон и другие.

¹³ (Сократ и Платон действительно выступали с критикой софистов, но не с обличением их якобы "пустой и хвастливой болтливости". На самом деле софисты - профессиональные учителя философии и красноречия 2-й половины V - 1-й половины IV в. до н. э. пользовались диалектикой при раз-работке своей скептической теории познания и других проблем вовсе не "для разглагольствования на любую тему". Кроме того, софисты не могли быть подражателями сторонников энциклопедического образования, поскольку эпоха последних относится к Александрийскому периоду, к III в. до н. э. )

5. Сегодня тоже нет недостатка в людях, объединяющих в систему знаний все верные сведения, какие только можно раздобыть обо всем под солнцем, и предоставляют их всем для общего пользования под названием энциклопедий, полиматий, пандекг, панавгий или пансофий и под подобными всеобъемлющими названиями¹⁴. Нет недостатка и в сообразительных головах, которые быстро схватывают то, что другие им охотно предоставляют, с радостью и всесторонне наполняя свой разум всеми науками.

¹⁴ (Поверхностность разного рода несистематизированных сводов разрозненных знаний Коменский осуждал еще в "Лабиринте света".)

6. Но мы желаем, чтобы энциклопедической ученостью обладали не одиночки, а все и чтобы их наставляли не только в том, что можно знать, по и во всем том, что необходимо делать и излагать в речи; чтобы отличие людей от бессловесных тварей - их дар разума, языка и свободы разнообразной деятельности с вещами - стало максимальным. В самом деле, разум есть божественный свет в человеке, с помощью которого человек, созерцая, осмысливает всё, а осмысливая, судит о себе и о внеположных ему вещах, отчего непосредственно рождается любовь к добру, или воление, силой которого человек улавливает и выслеживает всё желанное в вещах, устремляя свою мечту в будущее вплоть до вечности. Речь есть передача этого света от человека к человеку, благодаря чему человек членораздельно излагает понятое им другим людям. И наконец, деятельность - это способность человека при желании с удивительным искусством претворять в жизнь то, что он понимает и о чем говорит.

10. И потому, что каждому человеку как таковому доводится в мире общаться трояким образом (как уже известно из "Пансофии"¹⁵), необходимо подумать, каким образом сделать его способным к этому троякому общению, и позаботиться о том, чтобы его осуществить. В самом деле, человек общается, во-первых, с низшими тварями, познавая их и пользуясь ими. Во-вторых, человек общается с существами одного с ним рода, чтобы жить с ними в мире и исполнять взаимные обязанности. В-третьих, человек общается с самим владыкой всех вещей Богом, желая снискать его любовь, водительство, защиту и, наконец, спасение. Так что привилегии человечества разделяются на пять частей: (I) изобиловать умом и мудростью, (II) владеть языком и искусством речи, (III) быть способным к совершению дел, (IV) иметь добрые нравы и быть хорошим гражданином (V) и, наконец, быть благочестивым и достойным, благодатью божией, его милости на этом свете и блаженной обители с ним в вечности.

¹⁵ (Т. е. общаться с низшими тварями, с людьми, с богом. См. 5-ю часть "Пансофии" - "Мир человеческого труда", 6-ю часть - "Нравственный мир" и 7-ю - "Духовный мир".)

11. Но если принимать во внимание врожденные стремления человека в их совокупности, то человеческая культура складывается из 12 частей. В самом деле, каждый, кто родился человеком, по побуждению своей внутренней природы стремится (I) существовать, то есть жить; (II) существовать уверенно, то есть обладать достоинством; (III) существовать осмысленно, то есть познавать окружающее; (IV) существовать просветленно, то есть понимать познанное; (V) существовать свободно, то есть желать и избирать то, что понято как доброе, не желать и отвергать дурное и, если можно, всем располагать по своему решению; (VI) существовать активно, то есть стремиться не впустую понимать и избирать то, что он понимает и избирает; (VII) обладать, или располагать, многим; (VIII) пользоваться всем, что у него есть, притом уверенно; (IX) при этом выделяться и быть в чести; (X) быть как можно более красноречивым, чтобы находчиво и выразительно передавать свои знания и воления другим; (XI) пользоваться расположением и благодарностью людей, которые бы ему не завидовали, а поздравляли его с возможностью вести более спокойную, приятную и обеспеченную жизнь; (XII) наконец, пользоваться божией благосклонностью ради внутреннего удовлетворения и ради прочности своего счастья в Боге(...)

15. Что же касается человека, то, поскольку его сердцу присуще столько врожденных желаний, исполнение которых необходимо для полноты его совершенства (как мы видели в § 11), мы не должны желать никому неудачи, если только не хотим сознательно убить в себе создание божье и позавидовать счастью человека. Избави Бог! Наоборот, мы обязаны, споспешествуя благости божьей, помогать каждому человеку в достижении всего его блага. Скажу обо всем немного подробнее.

16. Людей надо научить так любить земную жизнь, чтобы они захотели жить вечно. Не говорю, что их надо учить любви к жизни (эта любовь настолько обща всему живому, что нет никакой необходимости убеждать людей любить жизнь; многие от чрезмерной любви к жизни даже слишком много грешат всю свою жизнь), но они должны любить насущную жизнь так, чтобы всё следующее за ней тоже было для них жизнью, а не смертью. Иначе, если на смену жизни приходит смерть, лучше было бы не родиться¹⁶.

¹⁶ (Коменский ставит проблему бессмертия человека как педагогическую проблему. Пожалуй, в воспитании характера, направленности и целей личности это очень важная проблема. Представления человека о смысле жизни, о содержании счастья, отношение к смерти и трактовка проблемы бессмертия составляют ядро мировоззрения, а поведение свое человек строит, как известно, в соответствии именно с представлениями о ценности жизни, в соответствии со своими идеалами силы, красоты, добра и правды. Поэтому для науки о воспитании нет более важных вопросов, чем о целях человеческой ЖИЗНИ, о смысле бытия, о конечных результатах всех усилий людей по устройству их земных дел.)

17. В интересах каждого человека исправно заботиться о своем здоровье. Ведь если хрупкая хижина человеческого тела, в которой обитает небесный гость, будет в каких-то частях ущербна, или расшатана, или расслаблена, то что останется гостю, как не заболеть самому с досады и тем самым ограничить свою деятельность? Поэтому верно сказано: "Проси, чтоб был у тебя дух здравый в теле здоровом"¹⁷. В самом деле, основа всякой деятельности - жизненная бодрость, то есть энергия здоровья, и мы должны всесторонне заботиться о сохранении здоровья на протяжении всей жизни, особенно же в ее начале, чтобы в молодости не были засеяны семена болезней, которые принесут злые плоды в старости; ведь зло, запущенное в начале, становится неизлечимым.

¹⁷ (Ювенал. Сатиры, 10, 356.)

18. Очень важно вести людей к познанию многих вещей, чтобы они вбирали всё, что только можно вобрать чувством, разумом и верой; для предотвращения в разуме, а затем и в воле, и в действиях тех зияний, которые возникают от незнания необходимых вещей. Все вещи созданы для человека, чтобы приносить ему какую-либо пользу; по они не могут ее принести, если их не применить, а применить их нельзя без знания. Об этом хорошо у Иисуса, сына Сирахова: "Не будь неразумным ни в большом, ни в малом" (Сир. 5, 18).

19. Но мало познать вещи извне; людей надо привести к пониманию сути, предупреждая заблуждения, возникающие при поверхностном наблюдении непонятных вещей. Примеров тому полон мир, потому что толпа лишь касается чувствами поверхности бросающихся ей в глаза вещей, не вникая в их истину. Когда вещей не понимают, а казаться понимающими все-таки хотят, возникают чудовища воображения, разнообразный хаос мнений и заблуждений, из-за которых мир и сходит с ума. Против этого нет другого лекарства, кроме познания самого внутреннего строения вещей, которое исследует Пансофия, тогда как Пампедия стремится внедрить истину в умы людей.

20. Очень важно, чтобы люди научились и умели свободно, по собственному решению избирать верно понятые вещи и так же пользоваться ими; чтобы божий образ в человеке нигде не нарушался, тем более в его вершине, а именно в свободе выбора¹⁸, отними которую - и людям придется подчиниться чужому решению, из воли возникнет неволя, из человека - нечеловек. Как сказал Сенека, "люди погибают из-за подражательности, когда они более склонны верить, чем размышлять (т. е. руководствуются больше чужим, чем своим решением), и когда наподобие скота они следуют за вожаком стада: идут туда, куда идется, а не туда, куда должно идти"¹⁹. Так как это великое бедствие, словно всеобщий потоп, хоронит всю истину и благо мира заодно с человеческим рассудком и свободой, повергая мир в тупую косность, мы должны искать универсальное лекарство, - а только то лекарство и есть, что люди, отвыкнув от бессмысленного следования за другими, научатся делать Бога, вещи и свои чувства, верно устроенные и настроенные самими вещами, как бы сияющим факелом своей воли и будут следовать водительству такого света. Это и будет значить - следовать только Богу и его водительству (водительству уст божиих, рук божиих, побуждений божиих) и явить себя истинным образом божиим. Кто слишком подчиняется авторитету людей, забывает, что это всего лишь люди, и отказывается от собственного суждения, величайшего дара человеческой природы²⁰. А кто принуждает других принять свои собственные взгляды, требуя слепого согласия и повиновения, те насилуют человеческую природу. Сущность человека - в искании истины, говорит Цицерон²¹, а раз она сущность, то неотъемлема от его природы. Надо думать, что всем людям было сказано: "Всё испытывайте, хорошего держитесь" (1 Фес. 5, 21).

¹⁸ (Проблему свободы воли Коменский решает в духе раннего христианства: акцент делается им на моральном самосовершенствовании человека посредством свободной воли и ответственности за свои поступки. Для времени Коменского было прогрессивным подчеркивание им не помощи со стороны бога, не веры в божью благодать, но акцентирование самодеятельности человека. Коменский интегрировал в свое понимание свободы воли и новый подход к оценке личности и ее места в мире, которым ознаменовалась эпоха Возрождения. По сути дела Коменский вплотную приблизился, хотя и не мог принять целиком, к спинозистскому решению проблемы - свобода есть осознанная необходимость (см., например: Новиков К. А. Свобода воли и марксистский детерминизм. - М., 1981, с. 21 - 31). )

¹⁹ (Цитата из диалога Сенеки "О блаженной жизни", I 3.)

²⁰ (Здесь особенно четко видно, что Коменский распространяет свое требование формирования познавательной и нравственной самостоятельности на все поведение человека, особенно настаивая на освобождении от власти всяких авторитетов, на принятии личностью совершенно самостоятельных решений во всех важнейших вопросах жизни. Прогрессивный характер этого требования не нуждается в комментарии.)

²¹ (Цицерон. Об обязанностях, I 4, 13.)

21. Очень важно для человечества и то, чтобы люди стали прилежными и трудолюбивыми. Ведь не только в Содоме праздность была первым поводом к разврату... Примеры целых народов показывают, что пороки не господствуют там, где процветает честный труд. Ибо где каждый молча делает свое и у всех благодаря старанию во всем достаток, там никто не знает нужды и ни у кого нет времени для подлости и тому подобного. Совсем иное видим там, где люди предаются ленивой праздности. Значит, и с этой стороны мир мог бы быть в блаженном состоянии, если бы все люди были приучены к постоянному усердию.

22. Желательно, чтобы люди жили в изобилии (каждый по своей потребности), поэтому всех надо научить искусству богатеть, т. е. все должны уметь обеспечить себя, не знать нужды и потому не желать чужого и не возмущать мир своей жадностью. Ах, какой покой был бы на свете, если бы все жили довольные собой и своим имением и никто не вел тяжб о "моем" и "твоем", сидя каждый под виноградником своим и под смоковницею своею, как во время Соломона (3 Цар. 4, 25)

23. Желательно, чтобы все люди жили в обеспеченности; всех надо научить достигать этого. Под обеспеченностью я понимаю честное спокойствие ума, возникающее от мирного и безмятежного владения и пользования своим достоянием. При беспокойном состоянии мировых дел не каждому дано наслаждаться этим спокойствием, хотя некоторые люди стараются охранить себя привилегиями от разорительных наскоков правителей.

24. Желательно, чтобы все люди были уважаемы и никто не испытывал позора - как потому, что человек из всех созданий самое совершенное и у Бога самое почитаемое, так и потому, что он не переносит позора и за унижение готов мстить. Отсюда ссоры, войны, убийства и бесконечное число иных зол, желать предотвращения которых (без унижения достоинства ни одного человека как такового) надо в любом случае.

25. Желательно, чтобы никто не немотствовал, но все были способны излагать свои нужды Богу и людям. Ибо человек не был сотворен немым изваянием, он наделен речью, чтобы славословить Создателя и вести себя и своих ближних к его свету (хорошим поучением о необходимых вещах).

26. Во всех людях надо воспитать мирные нравы, чтобы не совращались те, у кого от природы добрый характер, и вернулись к праведности те, у кого злой. Ибо прав поэт:

 Самый суровый дикарь непременно нравом смягчится,
 Стоит к природе ему терпеливым прислушаться ухом.

²² (Гораций. Послания, I 1, 39-40.)

27. Но всего важнее для всех людей, чтобы прежде всего, во всем, в завершение всего души полнились любовью, ради стяжания милости божией, без чьей воли нет ничего в человеке. Не будет любви - при всех наших прочих трудах мы останемся просто грызунами, забравшимися в норы своей суеты, и чем ловчее мы будем во внешних искусствах и жизненных занятиях, тем больше будем терзать себя, но из пещеры мира так и не выберемся. Наоборот, преданное усилие любви даст нам крылья, чтобы радостно взлетать за пределы машины мира и уже теперь наслаждаться с Богом вечными радостями. (...)

28. До сих пор мы говорили, как важно для Бога и людей, чтобы каждый человек был во всем обучен. Теперь дополним: и для самих вещей, подчиненных человеческой власти, тоже важно, чтобы ими управляли только мудрые (причем всецело мудрые) люди. Ибо любому человеку может принадлежать любая вещь, и если он не в состоянии обращаться с каждой согласно ее природе, оп не сумеет обращаться с вещами вообще. Природа вещей в таком случае насилуется, она стонет под игом и скорбит, что под-властна тщете (и рада бы послужить, да не может, раз ею пользуются неумеючи). Сравни эти мысли с тем, что было сказано в § 13 предыдущей главы.

29. Если кто-нибудь скажет: "Пусть ремесленники занимаются ремеслом и каждый знает свое дело; зачем надо всем учиться всему?" - я отвечу: мать вещей, природа, дает всякому будущему человеку (в материнском лоне) одни и те же члены - ноги, руки, глаза, уши, язык, - хотя не все будут бегунами, писцами, исследователями, ораторами и т. д. Всё это - человеческие действия, и, создавая цельного человека, природа раз и навсегда предусматривает все человеческие необходимости. Почему бы и нам, в меру возможного, не делать того же при втором создании человека²³ (чем и занимается наше искусство), чтобы ни один человек не носил с собой повсюду бесполезное оснащение, которым не умеет пользоваться? А ведь варвары именно так и носят свое - чувства; способности, разум, память, язык и сердце; то же - любой необразованный человек, повсюду носящий с собой какую-нибудь неразвитую способность (...)

²³ (Теорию "второго рождения" в XIX столетии подробно разрабатывал Гегель. Как и Коменский, Гегель связывает второе рождение с воспитанием, пони-мая под последним присвоение индивидом общечеловеческой культуры.)

Проблема VII

41. Сделать людей деятельными, находчивыми, старательными.

Человек от природы полон жизни, любит движение и деятельность и нуждается только в благоразумном водительстве. Как ум постоянно занят какими-либо размышлениями, а воля - избранием чего-либо, так исполнительные способности непрестанно заняты совершением задуманного и избранного. Внешних побуждений при этом совсем не надо, каждый их носит в себе; надо только направить человека так, чтобы беспорядочные инстинкты не вывели его за пределы должного²⁴. Три вещи вернее всего помогут достичь этого. (1) Надо раньше начать упражнения в движении и деятельности для приобретения подвижности, которая не так легко утрачивается, если укреплена навыком. Значит, надо позволять детям играть, бегать и всегда что-то делать, за исключением неположенного. (II) Пусть учатся всё, что делают, делать по-настоящему, то есть с рвением и неленостно. (III) И пусть учатся всё делать с какой-либо целью, серьезной или игривой, ради похвалы или победы. Основа благого устроения ума - не делать ничего впустую и упражняться в преодолении трудностей ради достижения определенной цели. Наш дух подобен пламени: чем он сильнее, тем действеннее; пусть же все привыкают действовать целенаправленно, пусть считают недостойным делом плыть по течению и заниматься бесполезными делами. Разве что иногда, при отсутствии нужных дел, лучше заняться менее нужными, чем коснеть в ничегонеделании: и то будет серьезным делом, что мы избежим безделья, сетей сатанинских.

²⁴ (В этой формуле Коменского содержится зародыш идеи "отрицательного воспитания", подробно развитой в следующем веке Руссо и Кантом. Коменский, Руссо и Кант относили требование "отрицательного воспитания", т. е. требование не мешать природе, только к первоначальному, раннему воспитанию. Впоследствии эту идею пытались применить к детям школьного возраста филантрописты и неоруссоисты, теоретики педоцентризма. )

Глава IV. Всесторонне обучать всех всему: что это значит (1) и чему служит (2-6), насколько это возможно (7-11) и как легко (12-18). Переход к следующим главам (19-22)

Я уже говорил о том, что началом воспитания человеческого рода должно быть облагораживание не только всех и во всем, но и всестороннее. Что такое это всестороннее облагораживание? Оно означает приобретение благородства не ради внешнего впечатления, но истинного, с весомой пользой для жизни настоящей и будущей: так, чтобы всякий, кто воспитан в мудрости, красноречии, науках, гражданственности и благочестии, стал не полузнайкой, а знатоком; не балагуром, а красноречивым; не хвастливым начинателем дела, но способным его завершителем; не маской добродетели, но самой добродетелью; и наконец, не подражающим благочестию лицемером, но благочестивым и чистым почитателем Бога в духе и истине.

3. Если этот мировой театр должен измениться до основания, то необходимо, чтобы до глубочайших основ изменились все человеческие занятия, и именно таким образом, как указывает Пансофия, то есть чтобы всё, чему человека учат и чему он учится, было (I) не разрозненным и частичным, но единым и цельным; (II) не поверхностным и кажущимся, но прочным и реальным; (III) не тягостным и принудительным, но мягким и приятным, а потому прочным. Изложу (методом уже принятым²⁵) необходимость, затем возможность и, наконец, легкость достижения этих трех желанных вещей, если только взяться за дело со всей разумностью.

²⁵ (Имеется в виду нансофический метод, применяемый во "Всеобщем совете".)

4. Что всё надо брать в совокупности, а не разрозненно и отчасти, доказывает то подтвержденное опытом соображение, что, когда вся сила человеческой природы привязана только к чему-то одному и не обращена ко всеобщему театру мира, она не может сохранить свою гармоничность, но пагубно сворачивает с прямого пути с неизбежным вредом для себя, для вещей и для других людей.

В самом деле, если не допускаются до исполнения все человеческие стремления одновременно, взаимно соразмеряясь между собой, сочетаясь, восполняя друг друга, то одни люди начинают интересоваться только предметами познания, другие - предметами воления, третьи - предметами действия, а прочим пренебрегают и тяготятся; и когда они слишком погружаются во что-то частное, то, с одной стороны, начинают изобиловать излишествами, а с другой - нуждаться в необходимом²⁶. Возьмем людей, которые жаждут властвовать над другими и всецело стремятся к этому; если им удастся осуществить свои желания, они легко превращаются в тиранов на свою и чужую погибель. Иные, живущие только ради удовольствия, легко превращаются в свиней стада Эпикурова²⁷. Возвышенным натурам больше по душе увлекаться сокровищами наук, но если они слишком отдаются этому, не претворяя свои знания в полезную деятельность, то истощаются. И всё равно ни одни, ни другие, ни третьи не достигают предела своих желаний. Гонящиеся за властью и силой не насытятся, даже если им предоставить мир или миры, как об этом свидетельствует пример Александра²⁸. Предающиеся наслаждениям подобны жаждущим, которые чем больше выпьют воды, тем больше хотят пить²⁹ (потому что уже не чувствуют, что пьют). Предавшиеся накоплению знаний тоже не приходят к полноте, даже обладая Соломоновой премудростью, ибо чем больше ученый видит в вещах, тем лучше видит, чего ему недостает. Так что, в конце концов, умножение знаний есть умножение печали; накоплять всё новые богатства значит навлекать на себя зависть, ненависть и беды. Но все-таки смертные не смиряются, потому что не могут пересилить свою натуру и отложить направленные на вещи стремления. И если искать выход, то не найти иного, кроме этой нашей всеобщности, которая заключается в преодолении дробности и возврате всех нас к целому, простому и единому достоянию, какое было у нас в раю. Перестанем же делить между собой науки, состояния, чины, взаимно давать их друг другу и вновь вырывать их друг у друга из рук, враждуя между собой. Пусть каждый больше стремится знать, хотеть и мочь всё, что Бог дал нам знать, хотеть и мочь, чем только какую-либо часть. Только тогда, наконец, счастье каждого из нас будет полным, не частичным, когда мы от раздробленности придем к цельности³⁰.

²⁶ (Коменский предвосхищает свойственное буржуазным общественным отношениям разделение труда, приводящее к формированию не целостной, а частичной личности. В развернутом виде проблема эта войдет в политэкономическую литературу только в XVIII в. (А. Смит, Ф. Кене, А. Р. Тюрго и др.). В эпоху Коменского разделение труда с точки зрения уродующего влияния его на человека начал исследовать У. Петти, хорошо осведомленный о взглядах Коменского и во многом соглашавшийся с ним в своих теоретико-воспитательных работах, посвященных проблемам трудового воспитания и подготовки молодежи к трудовой жизни. Благодаря работам Петти многие прогрессивные идеи Коменского стали достоянием Дж. Беллерса и Р. Оуэна.)

²⁷ (См.: Гораций. Послания, I 4, 15.)

²⁸ (См.: Гораций, Послания, I 4 (письмо к Тибулу).)

²⁹ (См.: Овидий. Фасты, I 216.)

³⁰ (Цельность личности рассматривается Коменским как предпосылка счастья: наряду с правильностью и красотой проживаемой жизни ее полнота, таким образом, входит у Коменского в понятие счастья. См. примеч. к III 16.)

5. Опять-таки надо желать, чтобы все люди были воспитаны основательно, а не поверхностно; чтобы были подведены к истине, а не к мнениям или видимостям: ибо видимость без основания в вещах ни к чему не ведет, кроме обмана. А обман - к чему? Какой-нибудь человек видит во сне, что нашел клад и стал богачом, или повышен в чине и превзошел остальных, или ему кажется, что он на пиру вкушает изысканные яства; пробудившись, он видит, что наг, унижен, голоден, и распознает обман; что ему остается? А так будет при воскресении с теми, кто на земле не запасся истинным достоянием, как говорит пророк (Пс. 72, 20). Соломон называет погибшими людей, много мнящих о себе ("Видел ли ты человека, мудрого в глазах своих? На глупого больше надежды, нежели на него". Притч. 26, 12), а поскольку свет ими полон, то стоит ли удивляться, если всё в отчаянном положении и всюду полно глупцов, презирающих всех, кроме себя, и хлопочущих о своей мнимой мудрости, святости или известности? От этого зла нет лучшего средства, чем призвать и привести всех к истинному познанию, вкушению³¹, исканию, обретению и овладению истинного и прочного блага. Только так всё сможет утвердиться в мире.

³¹ (Сравнить с "Внутренним вкушением мудрости" Николая Кузанского, например "Игра в шар", II 70-71.)

6. Желательно также, чтобы образование мягко и приятно вело человека к непринужденному изяществу и к упорству в добре, вплоть до надежных достижений. Об этом напоминаю потрем причинам! Во-первых, некогда философы под предлогом своего философствования пренебрегали нравами (поэтому их прозвали киниками, т. е. собаками и нечистыми³²); сегодня тоже может случиться, что некоторые люди под предлогом благочестия будут пренебрегать прочим благолепием разумной жизни; этого нельзя допустить. Нелепо изящнейшее из творений оставить в убожестве ума, речей и дел, когда ведь и алмазы блещут, только если их отшлифовать. Второй довод в пользу приятной мягкости воспитания тот, что в столь возвышенном деле (подлинном совершенствовании человека) надо избегать грубости и принудительности, вызывающей отвращение; мягкость и увлекательная приятность (насколько это возможно) возбудят добровольную охоту и энтузиазм. Тогда наше полное образование, однажды начатое, не будет снова прервано и люди не скатятся в привычную лень, праздность и одичалость. Ведь какая польза разводить сад, если ты его тотчас снова покинешь и дашь деревьям одичать? Зачем шлифовать и чистить сталь, если ты ее сразу же отбросишь и снова оставишь ржаветь? Не удивительно, что почти весь род человеческий принижен, убог и сам себя губит своими неумелыми стараниями: любовь к истине, добру и возможному совершенствованию от природы присуща, конечно, всем, но, поскольку нет подлинной, строгой, постоянной культуры умов, при существующем расколе из поверхностных неустойчивых усилий ничего не выходит и всё вновь погружается в хаос. Посмотрите на школы³³! Они всё время ведут диспуты, но всё равно не могут убедить друг друга, чтобы избавить себя от суеты, а других от сомнений. Посмотрите на религию! Иной всю жизнь ходит в школу Бога, церковь, но так и не понимает правильно даже оснований религии. Посмотрите на мирскую власть! Шесть тысяч лет³⁴ мы ищем лучшие формы правления, спорим, воюем вплоть до крушения нескольких держав и чуть ли не до уничтожения всего человечества. Но разве этим великим кровопролитием мы достигли, чего искали? Неужели мы еще не поняли, что надо иначе решать дела, что надо, наконец, начинать и осуществлять их ради всестороннего удовлетворения стремлений?

³² (Название одной из сократических школ древнегреческой философии - киники происходит от названия холма в Афинах Киносарг, где основатель этой школы Антисфен занимался с учениками. Признавая вместе с Сократом, что счастье человека совпадает с добродетелью, киники, однако, отвергали внешний человеку этический критерии. Пропагандируя личным примером крайне упрощенную форму кинизма, некоторые последователи этой школы дали основание считать кинизм скорее образом жизни, чем философией, что дошло до нашего времени в специфическом значении слова "циник". Отсюда - этимология, на которую опирается Коменский.)

³³ (Под школами здесь Коменский понимает научные направления.)

³⁴ (6000 лет, т. е. со дня творения (согласно христианской традиции летосчисления).)

7. Кто-нибудь скажет: напрасно желать невозможного, напрасно и пытаться; всё вернется к хаосу, как бывало всегда. Отвечу: какой же смысл тогда в божиих упреках, карах и увещаниях, которые он все-таки неизменно обращает к нам? Какой же тогда смысл в том, что в нас самих постоянно живет жажда лучшего? Неужели Бог и природа никогда не достигнут своих целей? Мы сразу увидим новую надежду. Не спорим, великим замыслам мешают огромные трудности, но пусть никто не говорит нам здесь о невозможности!

8. Признаём, что всестороннее образование (formatura) людей не лишено трудностей, вытекающих из четырех причин. Во-первых, человек самое сложное существо, требующее само по себе стольких стараний и забот во избежание своей порчи, сколько все остальные, вместе взятые. Это видно и на примере вещественных орудий. Чем сложнее и точнее предмет, тем больше он подвержен повреждению и тем труднее его тогда исправить. Возьмем часы. Настенные солнечные часы долговечны, стоит их однажды правильно поставить. Но водяные или песочные часы уже сложнее, в них есть подвижные части, поэтому они портятся легче и ремонтируются труднее. Тем более - самодействующие часы; если они состоят только из двух или трех колесиков (чтобы показывать на циферблате целые часы), то требуется меньше труда и забот, но если к ним прибавить еще колесики (чтобы часы били), нужно вдвое больше труда, и втрое больше, если часы должны отбивать и четверти. И еще больше, если они должны показывать движение небесных светил или наигрывать какие-нибудь мелодии. Словом, чем больше в чем-либо деталей, каждая из которых требует заботы, тем легче ошибиться, управляя целым. Но сложнейшим созданием является человек, совмещающий в себе минеральное, растительное, животное и духовное начала; эти отдельные части сами состоят из многих частей, и каждая изначально подвержена всевозможной порче, которая потом распространяется и на смежные части.

9. Во-вторых, характер человеческой природы таков, что именно благодаря своему первенствующему положению человек с трудом подчиняется управлению. Человек непохож на камень, или дерево, или животное (движения которого ограничиваются чем- либо одним, а если и многим, то в строго определенных пределах); он подобен бесконечной субстанции, приходит в соприкосновение с бесконечно многими вещами и видоизменяется бесконечным образом (если представляется случай), как известно из Пансофии.

Так что нет ничего в мире изменчивее человека, ничего более нетерпимого к ограничению в определенных рамках.

11. На пути правильного образования человека есть еще одно могучее препятствие: примеры пагубных мнений и нравов, которые проникают также (и главным образом) в среду молодежи и уводят ее на неправедный путь. Это заметил сам Цицерон и в ярких словах выразил так (хотя, не зная истины о падении первого человека и о последовавшей порче человеческой природы, он выразился недостаточно полно и его слова нужно истолковывать в христианском смысле): "В наших душах от рождения заложены семена добродетели; если бы они могли взрасти, сама природа привела бы нас к блаженной жизни. Но теперь, едва мы приходим на свет и нас берут на руки, мы постоянно вращаемся среди уродств и крайнего искажения мнений, так что, кажется, с молоком кормилицы всасываем заблуждения. А когда нас возвращают родителям, то есть передоверяют наставникам, мы настолько проникаемся разнообразными заблуждениями, что истина отступает перед ложью, а сама природа - перед закоснелым мнением. И если к этому, словно некий величайший учитель, присоединится толпа и всё множество тех, кто соглашается с любым пороком, то мы окончательно заразимся низменностью и отпадем от самой природы"³⁵. Да, окружающее нас множество заблуждающихся и грешащих, склоняющее нас к таким же заблуждениям и грехам, - одна из причин, почему не всегда удается плодотворно внушить молодежи истину и добро.

³⁵ (Цицерон. Тускуланские беседы, 3, 1, 2.)

12. Верно, что все эти обстоятельства затрудняют воспитание. Но верно и то, что, устранив причины, можно устранить или уменьшить и трудности. Рассмотрим всё по порядку. Некоторые думают, что простота - лучший способ уравновесить многосложность человеческой природы, которая, в силу своего разнообразия обращаясь ко всему в мире, подвергается влиянию всего и заражается всем. Суть простоты видят в том, чтобы человек соприкасался чувствами с возможно меньшим числом предметов и сторонился множественности и разнообразия вещей³⁶. Если согласиться с этим мнением, мы будем вынуждены удерживать детей от познания мира. Чушь! Средство это и незаконно, и бесполезно. Оно незаконно, ибо лишает человеческий ум (которому всё подвластно) его величия и его радостей; больше того, оно скрыто винит самого Бога, творца вещественного разнообразия и создателя человеческого ума. Оно бесполезно, потому что и немногочисленные предметы тоже наполняют чувства и занимают воображение различными пустыми вещами, вредными для тела и души - тем более вредными, чем меньше чувство питается разнообразием предметов и чем больше вся сила человеческой природы сосредоточивается только на некоторых вещах. Это видно на примере сельского населения и варварских племен. На основе немногих занимающих их чувства вещей они приобретают самые извращенные взгляды и привычки, которых придерживаются так, что часто предпочитают смерть, чем измену им или уступку в пользу более правильного взгляда. И если уж хочешь во что бы то ни стало именно этим путем сделать человека способным к обучению, то самое надежное - запретить ему все предметы или, что то же, лишить его ощущений, то есть сделать слепым, глухим и бесчувственным (что, как известно, некоторые безумные фанатики над собой и проделали); это означало бы сделать из человека нечеловека. Но мы ищем путь совершенствования, а не разрушения людей. Гораздо более здравым будет сохранить порядок, заведенный всемудрым Богом, то есть для убережения сложнейшего творения от зла снабдить его всеми необходимыми средствами защиты. Это способна сделать только пансофия, учащая истинному применению каждой вещи и запрещающая злоупотребление вещами.

³⁶ (Требуя противоположного (т. е. соприкосновения человека с возможно большим числом вещей), Коменский и в этом пункте приближается к спинозизму: чем больше познаем мы отдельные вещи, тем больше познаем бога, т. е. всеобщую, универсальную природу вещей, мировую материю; чем больше вещей охватывает наше активное действие и чем глубже и всестороннее мы научаемся действовать "по форме самих внешних тел", тем более активным компонентом в бесконечной цепи причинно-следственных отношений природного целого мы становимся, тем чище мы выявляем подлинную природу вещей (см.: Ильенков Э. В. Диалектическая логика: Очерки истории и теории. - М., 1974, с. 52-53).)

13. Надо, кроме того, укротить разнузданность неограниченной свободы, поставив преграды разума для страстных порывов воли, чтобы она ясно видела, что не может слепо требовать выполнения своих желаний без ущерба для себя и поэтому должна сама себя укрощать. Воле будет легче переносить бразды чужого правления, если она сама привыкнет укрощать себя во всем, в чем увидит противоречие разуму³⁷, - тем более если бы удалось всё устроить так, чтобы каждое дело человек делал не по принуждению, но как бы самопроизвольно (по собственной воле и влечению)³⁸.

³⁷ (В положении о действиях воли по разумным основаниям как сущности свободы заключено ядро подробнейшим образом развитой И. Кантом этики.)

³⁸ (Т. е. по закону, который воля сама себе сознательно выбирает. Это положение целиком вошло и в кантовскую этику, и в его педагогику.)

16. Ведь в самой человеческой природе уже заложены разумность, воля и способность исполнения, пищей которым служат истина, благо и Единое, или единящее (то есть Возможное). Природе человека свойственно настолько почитать истину, что человек поверит и в ложь, если она придет под видом истины. Всё доброе человек так любит, что может пожелать и зла, если оно приходит под покровом добра. И ко всякому возможному благу его так влечет, что он попытается совершить и невозможное, если оно предстанет в окраске возможного. (В самом деле, люди верят неправде только потому, что принимают ее за правду; любят зло, лишь поскольку убеждены, что это добро; пытаются одолеть невозможное только потому, что принимают его за возможное³⁹.) Предложи разуму что-либо действительно истинное, он тотчас поймет; воле - что-либо действительно доброе, она тотчас ухватится; умению - что-либо действительно возможное, и оно тотчас сделает, коль скоро представится путь осуществления.

³⁹ (Здесь Коменский следует сократовской идее "никто не ошибается добровольно".)

18. Впрочем, поскольку наша мысль, хоть она и способна охватить бесконечность, все-таки бесконечности боится (там она не видит границы, которая давала бы вещи очертания и уловимость), мы можем очень ей помочь, если не будем предлагать ей ничего бесконечного, неопределенного, а всё представим как бы в точных и непоколебимых пределах своей сущности. И не надо всё излагать в мельчайших подробностях, а достаточно только основное и в главных частях; подробности или являются следствием основных частей и как бы оказываются в плену у разума, воли и умения, или могут быть без ущерба отброшены, если мы схватим главное, - тем более что истинное счастье людей не в обладании многими богатствами, а в правильном пользовании немногими подлинными благами, и владеющий малым, но истинным благом меньше разбрасывается и не обременяет себя, имеет больше покоя и радости, будучи меньше одержим страхом потери. Недаром купец, привыкший торговать золотом, алмазами и шелком, не перейдет так легко на торговлю дешевыми товарами. И мы, если сумеем перевести ум на размышление о важнейших вещах на свете, легче отвлечем его от низменных занятий.

19. Из предыдущих трех глав можно вывести три последующие. В самом деле, люди должны быть образованы: (I) все - и следовательно, понадобятся мастерские культуры (officinis Culturae), универсальные школы для воспитания всех; назовем это ПАНСХОЛИЕЙ; (II) во всем - и следовательно, будут нужны универсальные орудия воспитания, то есть книги, которые будут содержать всё; назовем это ПАНБИБЛИЕЙ; (III) всесторонне - и следовательно, потребуются универсальные учителя, которые сумели бы наставлять всех, всему и всесторонне; назовем это ПАНДИДАСКАЛИЕЙ.

20. До сих пор ни того, ни другого, ни третьего по-настоящему не было, и поэтому мир пресмыкался в убожестве. В самом деле, у некоторых народов не было никаких школ, а потому никакой культуры, только неприкрытая грубость и варварство; у других были, но дурные, почему их культура была извращенной, более способной не улучшать человеческую природу, а еще больше ее портить. Кое-где были школы по замыслу даже весьма хорошие, благочестивые, нравственные, но неудовлетворительные по своему устройству - беличье колесо и лабиринт. Итак, надо позаботиться, чтобы школы были созданы везде, для пользы всего человеческого рода, причем согласно замыслу божьему, для восстановления, а не просто залатывания образа божия в людях; они должны стать прекрасным садом, где всё служило бы приятной пользе.

21. Опять-таки у одних народов нет никаких книг, а у других они в избытке и не помогают умам, а загромождают их: они или полны разнообразными ошибками (философскими, медицинскими, политическими и религиозными), или, если и преподносят истину, то, из-за порочности метода, в спутанном виде⁴⁰. Надо усовершенствовать это орудие человеческой культуры, книги, так чтобы не было народа, лишенного их, и чтобы бесконечное их множество было приведено к порядку: избыток превращен в достаток, прихотливый произвол учений - в утвержденность истины, сбивчивость - в прекрасную связность.

⁴⁰ (Идею избавления человечества от плохих, лишних п вредных книг подробно и с большой силой развивал И. Фихте, в частности в "Основных чертах современной эпохи".)

22. Нечто подобное будет и с воспитателями человеческого рода: они должны быть везде, они должны быть только хорошими, должны быть обучены и способны обучать, то есть и понимать всё, что делает человека человеком⁴¹, и быть в состоянии передавать это другим.

⁴¹ (Человека делает человеком, по Коменскому, усвоение Софии - мудрости, т. е. высших и притом всех достижений человеческой культуры.)

23. Этот правильный порядок вещей послужит нормой и для изложения в последующих главах того, как соответственно каждому человеческому возрасту должны быть подготовлены школы, книги, учителя и какими все они должны быть - а именно пансофическими, постепенно ведущими всех к совершенству.

24. Великолепно было бы соблюсти и осуществить также, (I) чтобы каждый, кто родился человеком и научен пользоваться разумом, сам для себя стал школой, книгой и учителем; (II) чтобы каждый в беседах с другими был школой, книгой и наставником также и для своего ближнего (III) и, наконец, чтобы нигде не было недостатка в народных школах (collegiatae scholae), общедоступных книгах (publici libri) и учителях.

Глава V. Пансхолия, или о повсеместном открытии школ и о необходимости, возможности и (при разумном ведении дела) легкой осуществимости этого

1. Как для всего рода человеческого весь мир - это школа, от начала и до конца веков, так для каждого человека его жизнь - школа, от колыбели до гроба; и мало сказать вместе с Сенекой: "Учиться ни в каком возрасте не поздно"⁴², но надо говорить: каждый возраст предназначен для учения, и одни и те же пределы отведены человеческой жизни и человеческой школе. Больше того, ни самой смертью, ни даже границами мира не кончается человеческая жизнь. Всякому родившемуся человеку предстоит за пределами всего этого идти в вечность, как бы в небесную академию. Таким образом, всё предшествующее - это путь, подготовка, мастерская, начальная школа.

⁴² (Сенека. О краткости блаженной жизни, 3, 3, 2. )

5. Очень легко достичь, чтобы всякая жизнь стала школой. Лишь бы дать каждому возрасту делать то, к чему он способен, и всю жизнь человек будет иметь, чему учиться, что делать, в чем преуспевать и откуда собирать плоды жизни. Как каждая часть дня и года делится на малые части и соответствующие им работы, так и вся жизнь: младенчество и детство сравнимы с утром и весной, отрочество и молодость - с первой половиной дня и летом, зрелость - с полуднем и осенью, старость - с вечером и зимой. И как природа весной, летом, осенью и зимой, всегда хлопотливо и никогда не празднствуя, занимается своими делами, так же точно и наша жизнь, будучи верно направленной, может, хочет и рада чем-то заниматься во всяком возрасте и на всякой ступени.

6. Весь срок человеческой жизни (данный ей для совершенствования тела, духа и души) делится на семь частей. Первая из них - зачатие и формирование в лоне матери; вторая - рождение и следующее за ним младенчество; третья - детство; четвертая - отрочество; пятая - молодость; шестая - зрелость; седьмая - старость, сменяющаяся смертью. Так что всего уместнее будет установить семь школ постепенного совершенствования человека. Это - школа (I) рождения, более всего схожая с началом года, месяцем январем; (II) младенчества, подобная февралю и марту, когда набухают почки; (III) детства, подобная апрелю, украшающему деревья цветением; (IV) отрочества, подобная маю, когда начинают образовываться плоды; (V) молодости, подобная июню, когда плоды зреют, а ранние поспевают; (VI) зрелости, носящая образ месяцев июля, августа, сентября, октября и ноября, когда собирают всевозможные плоды и готовятся к наступающей зиме; (VII) старости, подобная декабрю, который замыкает круговорот года и всё завершает.

7. Первая школа будет всюду, где родятся люди; вторая - в каждом доме; третья - в каждой деревне; четвертая - в каждом городе; пятая - в каждом государстве или провинции; шестая - во всем мире; седьмая - везде, где окажутся старые люди. Первые две могут называться частными школами, ибо забота о них падает лично на родителей; средние три могут называться общественными, поскольку они находятся под надзором церкви и властей; последние две школы - личные, ибо каждый повзрослел уже настолько, что может и должен стать сам мастером своей судьбы, будучи предоставлен Богу и самому себе.

8. Об общественных школах надо сказать (здесь, в предварении) особо, (I) что они собой представляют и почему должны создаваться везде; (II) насколько их создание возможно, (III) причем с легкостью и приятностью, чтобы они были местом не тягостной зубрежки, а увлекательной игры ума.

9. Общественными школами я называю собрания, где молодежь всей деревни, города или всего края группами (agminatim) упражняется в науках и искусствах, в прекрасных нравах и в подлинном благочестии под руководством самых уважаемых мужей (или почтенных женщин), плодом чего должно явиться повсеместное изобилие хорошо образованных людей. Для лучшего понимания объясню всё по частям.

10. Говоря: молодежь всей деревни, города, края, имею в виду, что везде, где живет какое-либо сообщество семей, должны быть устроены общие воспитательные учреждения этого рода. В пользу такого образа действий есть веские причины. Во-первых, родители не в состоянии заниматься правильно воспитанием своих детей; ведь многие из них этого не умеют, будучи сами необразованны, другие - а именно богатые и изнеженные люди - не хотят по испорченности своего чувства к детям, и, наконец, есть такие, кто не может воспитывать своих детей из-за дел и трудов; в таком случае, чтобы никто и никогда не был заброшен, надо всем сообща позаботиться об учреждении общественных школ, куда все имели бы право и возможность посылать своих детей, так чтобы все там были собраны. Во-вторых, совместные упражнения многих не только сокращают труд наставников, но и вселяют воодушевление в учащих и учащихся, делая успехи более скорыми и прочными (благодаря постоянной наглядности примера и взаимному соревнованию)(...)

11. Говоря же, что дети должны быть доверены попечению самых уважаемых мужей и жен, хочу дать понять, что (I) такое важное дело можно доверить не всякому человеку из толпы, а только самым избранным, (II) причем не молодым, возможно, еще не умеющим владеть собой, а только лицам устоявшегося возраста и проверенной нравственности; (III) и каждый пол должен приличия ради обучаться раздельно.

Но обучаться чему?

12. Во-первых - грамотности, ибо все вообще должны научиться читать и писать. Добавлю еще - искусствам жизни, потому что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы молодежь в школах занималась делами, которые ей потом не нужны: она должна заниматься только такими, которые прямо введут ее в круг жизненных обязанностей. Принимаю прекрасный совет Цицерона о вступительных словах оратора ("Об ораторе", кн. II): "Вступление не должно быть таким, как у гладиаторов-самнитов, которые своими копьями потрясают перед схваткой, а в самой схватке ими не пользуются; нет, те же самые вступительные мысли, какие играли во вступлении, должны участвовать в схватке"⁴³. Так и школьную молодежь надо приучить упражняться только в таких играх, которые перейдут в серьезное дело, когда она закончит школу.

⁴³ (Цицерон. Об ораторе, II 8, 325.)

13. В интересах общества надо настаивать, чтобы молодежь в общественных школах приучалась к добрым нравам. В самом деле, как легче всего нравы детей портятся толпой (в которой благодаря самому общению одни заражают других своей порочностью, врожденной или приобретенной по вине дурного домашнего воспитания), так действенней всего для воспитания прекрасных нравов будет, если мы позаботимся, чтобы на виду у всего общества раздувались и возрастали скрытые огоньки нравственности благодаря постоянным примерам добродетели и взаимному соревнованию. Значит, прежде всего мы должны стремиться к тому, чтобы каждая общественная школа (publica schola)⁴⁴ стала общественной кузницей добродетели и молодежь не училась порокам по своей неопытности (ведь очень трудно от них избавиться, когда они укоренились), а лучше исподволь приобретала привычку к добродетели; тогда по окончании школы пороки будут ей противны - как пишут о мальчике, воспитаннике Платона, который, вернувшись домой, показал свое недовольство грубым хохотом отца, сказав, что у Платона он такого не видел⁴⁵. И если даже дома (в материнской школе) дети научились дурному (из-за неопытности или равнодушия родителей), здесь, в общественной школе, надо всеми силами постараться исправить их. В самом деле, к чему баня, если она не смывает грязь? К чему школа, если она не искореняет пороков (душевной нечистоты)?

⁴⁴ (Коменский обобщает в данном случае реальный исторический опыт общественного воспитания в се"те чешских братьев. )

⁴⁵ (Этот случай рассказан в трактате о воспитании Куронда Никосфена (Париж, 1581).)

15. Об обучении же молодежи группами я говорю в двух смыслах: имею в виду и группу молодежи, где всех приводимых в школу любили и воспитывали бы с одинаковой заботой, и группу наук, в которых молодежь должна упражняться. Можно заронить в душу больше познаний, привить лучшие нравы, искоренить больше заблуждений (с течением времени) и, наконец, сэкономить больше труда и денег, если не для каждого в отдельности, а для всех нанимать лучших учителей, которые внушали бы одновременно всем всё необходимое. Так мы достигнем того, что из каждой общественной школы получится общественная (I) здравница, где обучают жизни и сохранению здоровья; (II) палестра, где приучают к упражнениям в ловкости и силе, которые полезны всю жизнь; (III) рассадница просвещения, где все умы озаряются светом наук; (IV) ораторская школа, где всех наставляют в умелом владении языком и речью; (V) мастерская, где никому не позволят при учении (а потом и в жизни) убивать время наподобие праздно поющих стрекоз в полях, а научат подражать всегда деятельным муравьям в муравейнике: (VI) кузница добродетелей, в которых совершенствуются все граждане; (VII) колыбель гражданской жизни, где все, учась попеременно подчинению и управлению (словно в маленьком государстве), сызмала привыкнут управлять вещами, самими собой и другими (если кому представится необходимость управлять другими)⁴⁶; (VIII) маленькая церковь, где вместе с познанием Бога от приставленного к ним пастыря душ и хранителя совести все впитывали бы привычку к богопочитанию, не только по воскресеньям, но и каждодневно проходя катехизацию и слушая маленькие проповеди (приуроченные к детскому возрасточку) с разнообразными поучениями, увещаниями и утешениями.

⁴⁶ (В требовании сделать школу моделью гражданского общества, государства заключено зерно социально-педагогической идеи школы как сколка общества, идеи, которой суждена была долгая судьба в буржуазной педагогике XIX-XX вв. (П. Барт, Дж. Дьюи, Г. Кершенштейнер и др.). )

16. Упомяну, наконец, об упражнениях. В каждой общественной школе всё должно держаться на примерах и практике, этом кратком и действенном пути воспитания, а не на поучениях, пути долгом и трудном. Удивительные вещи пишет Гоорнбек со слов Кленарда о методе, каким магометане в своих школах обучают арабскому языку: у них принято сразу же с первых лет выучивать дословно и наизусть Коран, затверживая эту книгу в памяти без понимания. Нигде в школе этой книги никто не видит, только учитель по памяти назначает урок и пишет его на деревянной доске, а ученик запоминает; на другой день пишется следующий урок, пока в течение года или двух весь Коран не заучивается наизусть. И много больше людей, помнящих таким путем Коран, чем имеющих эту книгу в доме. Так благодаря упражнению они укладывают знания в душе, а не на бумаге.

17. В заключение коснусь цели своего совета везде основывать такие общественные школы,- а именно их плодом должно быть повсеместно изобилие хорошо образованных людей. Люди, остающиеся без образования, растут как дикие деревья, как терн, крапива и колючий кустарник; чтобы вырастить людей, нужен большой труд, как при выращивании плодовых деревьев труд посадки, орошения и прививки. Некто пишет, что у народов, где науки и школы явление привычное, дети большему научаются, больше знают и понимают, чем у иных народов старики⁴⁷; и если это правда, то надо, создав повсюду школы, сделать так, чтобы у всех народов появились люди учащиеся, знающие и понятливые, - и мы достигнем желанного.

⁴⁷ (См.: Сенека. Письма к Луцилию, 6, 4.)

18. И не к чему возражать: "У нас были общественные школы, но особых плодов мы от них не видели". Надо рассмотреть причины, почему так было до сих пор. Дело в том, что (1) школы, каковы они сейчас, принимают детей, испорченных предшествующим воспитанием; отучивание их от дурного и затем обучение хорошему - двойной труд (притом сложный, тягостный и в большинстве случаев бесполезный); (2) дети отданы школе не целиком, а только на определенные часы, откуда получается, что они ежедневно снова заражаются старыми привычками и чувствуют отвращение к лучшему, (3) тем более что до сих пор были почти неизвестны способы привлечения умов к добру, и большинство учителей, скорее, отталкивало всех от себя и от школ своей неприветливостью, пристрастием к порке или, во всяком случае, суровостью метода. Предлагаемое нами - совсем другого рода: (1) своевременное начало правильного воспитания должно предупредить искажение нравов и душ; (2) в постоянном общежитии благоразумных, честных и трудолюбивых людей должно быть позволено видеть, слышать и делать только благоразумные, прекрасные и благочестивые вещи, (3) причем без всяких тягот и принуждения, а в неизменно приятных увлекательных упражнениях, как будет ясно из следующих глав VII и VIII.

19. Но здесь возможен и обычно возникает вопрос: неужели в школах должны быть смешаны благородные и неблагородные? Отвечаю. Нет недостатка в доводах в пользу обеих сторон. Что будущие знатные лица не должны смешиваться с простолюдинами, можно, кажется, доказывать примером Давида, который отдал своего Соломона Натану, чтобы тот обучал его отдельно⁴⁸. Но неизвестно, были ли у них общественные школы, о каких говорим мы; скорее всего, не было. Предлагаю задуматься, не тут ли может начаться осуществление великолепного пророчества, что лев, как вол, будет есть солому, и теленок и молодой лев будут лежать вместе? (Ис. 11, 6-7).

⁴⁸ (2 Цар. 12; 3 Цар. 1.)

20. Итак, призываем везде открывать общественные школы. Везде, где рождаются люди, требуется воспитание, чтобы дары природы из возможных стали действительными. "Лишь бы везде это было возможно, - скажет кто-нибудь, - потому что, может быть, не везде найдутся люди, способные учить других, или средства на содержание школ и другие надобности!" Отвечаю. Главное, что составляет школу, - это учащиеся, ученики и хорошие книги, из которых учители переливали бы в учеников образование, нравы и благочестие. Служебные надобности школы - это здания для собраний, стипендии для содержания учащих и, наконец, попечители, которые представляли бы власть и организовывали потребные работы. Но ничто из перечисленного не может отсутствовать ни в одном из мест, где обычным образом обитают люди. В самом деле.

21. Где только в мире рождаются люди, там нет недостатка в учениках: рождением мы посланы в жизнь как в школу. Поэтому, как строить здания можно всюду, где есть строительный материал, камень, дерево и глина, так школы можно создавать всюду, ибо нигде нет недостатка в материале для школы - в молодежи.

22. Где между людьми одни выделяются возрастом, знаниями и умением, там не может быть недостатка в учителях. Ведь учить - это не что иное, как словом и примером показывать путь тем, кто хочет учиться⁴⁹, так что, где показывают путь, там уже и школа; и она будет строиться так же естественно, как строится здание, когда мастер берется за дерево или камень, располагая их своим искусством.

⁴⁹ (Идея обучения как примера и помощи со стороны учителя есть модификация основного закона воспитания, сформулированного Коменским еще в "Материнской школе" и "Аналитической дидактике".)

23. А где есть учащие и учащиеся, там не может не быть и книг - божественных книг: великая книга творения, мир, всегда и везде у всех перед глазами; пусть научатся читать ее. Есть у всех в душе и меньшая книга, собственный ум, всегда развертывающий из себя врожденные идеи, природные стремления и природные побуждения к действию; пусть научатся прислушиваться к нему. Но и третья божия книга, книга божественных откровений, доступна любому народу, потому что она или уже переведена, или может быть переведена на народные языки. Не может быть недостатка и в других хороших книгах, хватило бы старания.

24. Наконец, где есть люди, которые могут ради прокормления семьи содержать для своего стада пастуха (скотника, гуртовщика, овчара, одного или больше), там не будет недостатка и в людях, содержащих сторожа, одного или нескольких, для маленького стада своих детей, - на том основании, что человеческое потомство заслуживает большей заботы, чем скот, и что долю прибыли от скота можно употребить на людей, чтобы тварь, лишенная разума, служила разумной, питание тела - духовной пище.

25. Если кому-то всё равно приходят на ум препятствия, можно с полным основанием сказать, что нашим путем всё будет даже легче, чем при современном обособленном обучении лишь некоторых и невнимании к остальным. (1) Во-первых, будет легче содержать одного учителя для всей молодежи, чем (как это принято сейчас) многих частных педагогов. (2) Одному учителю легче учить многих учеников одновременно, чем каждого по отдельности. (Спроси военачальника, хочет ли он водить в поле и упражнять во владении оружием одного новобранца или всех вместе? Он явно предпочтет второе и подтвердит, что это не только легче, но и бесконечно полезнее.) (3) Да и ученики легче всему учатся вместе, чем каждый в отдельности, благодаря соревнованию.

Сильная лошадь резвее бежит по ристалищу, если Есть ей кого обгонять, есть кому гнаться за ней⁵⁰.

⁵⁰ (Овидий. Искусство любви, 3, 595, 6.)

26. Облегчить дело можно, выбирая для школы всегда такое место, где молодежь может легко собираться: между городами и лучше при храме, в каком-нибудь церковном приделе, по мере возможности на красивом холме в окружении садов или в тени деревьев, среди лужаек или украшенное картинами. Школа должна быть достаточно велика, чтобы в ней поместилась вся молодежь и каждый класс отдельно. Что касается использования времени, надо сделать так, чтобы дети жили все время вместе или хотя бы целые дни вместе, не имея возможности проказничать при постоянных путешествиях в школу и из школы или просто попусту тратить время и забывать то, чему учились.

27. Облегчением дела будет и установление точного порядка во всем. Каждая школа должна быть как бы единой цепью, в которой связь одного звена с другим создает сплоченную цельность, или как бы часами, где одно колесо так сцепляется с другим, что от единого движения равномерно и прекрасно движется всё. Каждая школа будет иметь определенные границы своего начала и завершения, а между ними - вехи движения, по которым она шла бы от начальной ступени к цели. Будет небесполезным делом соблюдать также, чтобы каждая общественная школа и класс (classis) имели круг работы, подобный годовому кругу, а именно как начало и конец года естественно приходятся на зиму, так и школы и классы должны начинать занятия зимой, а не в иное время, - во-первых, ради гармонии всего со всем, во-вторых, потому, что тогда люди меньше, чем когда-либо, отвлекаются на общественные дела, и наконец потому, что души людей (в том числе молодежи) зимой внутренне более сосредоточенны, чем весной (не говоря уже о лете или осени); само состояние воздуха сосредоточивает природные силы в каждом живом теле. Соответственно, праздник св. Григория, принятый во многих школах, надо перенести на зимнее время⁵¹.

⁵¹ (Коменский предлагает не церковный праздник св. Григория перенести на другое время, а начало учебного года, традиционно совпадавшее с праздником св. Григория (12 марта), перенести на зимнее время, ближе к началу нового года.)

28. Но основой успеха будет метод обучения⁵²; во всем практический, во всем увлекательный и такой, чтобы благодаря ему школа стала поистине игрой, прекрасной прелюдией ко всей жизни. Это получится, если все занятия жизни мы приведем в доступную детям форму - не только ради лучшего усвоения, но и ради увлекательности, - сочетая их с предметами, которым детский возраст не может не радоваться. Тогда, выйдя из школы и столкнувшись с жизнью, они убедятся, что не видят ничего совершенно нового, а должны справиться лишь с новой и приятной задачей применения своих знаний к серьезным делам.

⁵² (Под методом обучения Коменский всегда подразумевал органическое слияние "техники", методики преподавания с содержанием изучаемого учебного материала.)

Глава VI. Панбиблия, о книгах и других инструментах, призванных служить универсальному образованию

1. Эту часть можно было бы назвать панорганией⁵³, поскольку всё здесь служит оттачиванию умов. Мы расскажем здесь о том, как надо применять (1) вещи, непосредственно предносящиеся чувствам, (2) рисованные или изваянные вещи (3) и, наконец, описания вещей посредством речи, то есть книги. Впрочем, не все вещи можно принести в школу, как и картины, или это не всегда удобно, так что достаточно обратить внимание на то, какие книги должны быть приготовлены для этой цели.

⁵³ (Панорганией Коменский называет систему предметной, изобразительной и словесной наглядности, призванной обеспечить единство чувственного и словесного сознания. "Мы совершенно забыли слова Коменского, что изучение слов и вещей должно идти параллельно", - опираясь на это основоположение Коменского, П. П. Блонский требовал, чтобы формирование умственных способностей осуществлялось в единстве познания объективного мира и знаковых систем. Предметные уроки, уроки логики и уроки грамматики должны быть одним и тем же (Задачи и методы новой народной школы. - В кн.: Избранные педагогические и психологические сочинения. В 2-х т. Т. 1. - М., 1979, с. 45).)

2. Панбиблией мы называем, таким образом, полный набор книг, предназначенных для универсального образования и составленных по законам универсального метода. Стало быть, целые библиотеки? Толпа думает, что желающий быть мудрым должен читать много книг, а они доступны не каждому, и, значит, только немногие могут стать мудрыми. Но Бог дал нам три книги, которые одни исчерпывают всё: полный творениями мир вовне нас, полный разумности ум внутри нас и выраженное в слове и изложенное в Писании откровение до нас(...)

3. Эти три книги божией премудрости - настоящая и полная библиотека всего, что на земле и в вечности нужно человеку знать, во что верить, что делать и на что надеяться⁵⁴, - но только для уже пришедших к совершенной премудрости; кто пока еще только на пути к ней, те нуждаются в книгах, ознакомительных и вводящих в эту полную божию библиотеку. О правильной их подготовке и пойдет речь. Главное требование к таким книгам - прямо, полно, доступно соответствовать своей цели, истинной человеческой культуре.

⁵⁴ (Сформулированные здесь Коменским вопросы - что знать, во что верить, что делать, на что надеяться - стали в XVIII в. содержанием учения И. Канта. Все созданное Кантом призвано было ответить на основополагающие вопросы человеческого бытия: что я могу знать, что я должен делать, на что я могу надеяться, что такое человек (см., например: Трактаты и письма. - М., 1980, с. 332).)

4. Прямо: чтобы никто, ведомый по этому пути, не мог свернуть в сторону, не мог не прийти к цели. Это удастся, если Бог, наше вечное высшее благо, во всех таких книгах будет представлен как вечная всепревосходящая высота, то есть как жизнь и душа всего, вечно одухотворяющая также и нашу жизнь и вечно поднимающая ее к небесам.

5. Полно: чтобы никто, вставший на этот путь, не смог растерять ничего из всего богатства, имея в виду жизнь настоящую и будущую. Этого достигнем, если всё, являемое Богом в своих театрах⁵⁵, здесьбудет излагаться с целью сделать людей всесторонне образованными, тость мудрыми в мыслях, святыми в желаниях и могущественными, силой божией, в делах своих.

⁵⁵ (Т. е. в "Театре мира" - см. выше: IV 3; V 28.)

6. Доступно: чтобы никому ничего в этой жизни не казалось недостижимым. Это удастся, (1) если школьные книги будут по возможности немногочисленны и немногословны, количеством и размерами отпугивать перестанут, вместят всё нужное без обременения чем бы то ни было лишним; (2) если они будут написаны со вкусом, увлекательно благодаря неизменной новизне и занимательной ясности, без скуки, бывающей от повторов и трудных темнот, (3) если они будут излагать всё с правдивостью настолько ясной и убедительной, чтобы никто не усомнился, что это настоящие ключи к божиим книгам, открывающие дверь к пониманию всех содержащихся в них вещей. Следует немножко сказать о каждом из этих требований в отдельности.

7. Я сказал, что такие книги должны быть немногочисленны, чтобы не отпугнуть количеством - и все-таки их должно быть несколько, причем существенно различных, а именно сообразно возрастным ступеням, по которым каждый человек шаг за шагом поднимается от колыбели к своему жизненному расцвету: как два возрастных периода никто не переживает одновременно, а лишь постепенно, один за другим, так и весомость предметов должна распределяться соответственно возрасту, не оставляя места ни для каких разрывов. Ведь если бы кто-нибудь захотел перескакивать через две или три ступени или ступать одновременно на разные ступени одной лестницы, он подвергся бы большой опасности ошибиться зрением, сорваться рукой, оступиться ногой и упасть от внезапного головокружения.

8. Сколько же будет этих учебных книг? Столько, сколько есть возрастных групп и различных целей воспитания, взаимно подчиненных друг другу. Школьный класс - это совокупность учеников, которых одинаковая ступень продвинутости объединила в одних и тех же занятиях, чтобы, усвоив одинаковые наставления и проходя одинаковые упражнения, они могли, взаимно соревнуясь, успешнее идти вперед. Но и в каждом классе, изучающем один и тот же предмет, надо выделить группы, из которых самые необходимые три: (I) начинающих, (II) продолжающих и (III) завершающих⁵⁶.

⁵⁶ (Различая в совокупности учеников, находящихся на одной и той же ступени продвинутости, "начинающих, продолжающих, завершающих", Коменский по сути дела выдвигает требования дифференциации обучения, его индивидуализации в рамках фронтальной работы в классе. Это глубоко реалистический и диалектический момент: единство, обеспечиваемое одинаковой ступенью продвинутости класса, различимо внутри себя. Практическое значение этого положения огромно. Фронтальная работа в классе эффективна только тогда, когда доступна "начинающим", но предусматривает и другие виды труда для более сильных школьников, "продолжающих" и, конечно же, для нескольких наиболее продвинутых учащихся - "завершающих". )

9. Впрочем, если этих книг будет и больше, не беда, лишь бы они были немногословны. Это окажется возможным, если мы будем включать в них только заведомую истину и явно полезные для жизни (насущной или будущей) вещи; пустяки, курьезы и спорное допускать нельзя. Не наше дело сеять и раздувать споры, и не надо заполнять души юношества вещами, которые допускают двоякое объяснение. Лучше сначала познать то, что устоялось и в чем нет никакой двусмысленности, чем вести умы по скользкой почве: с ранних лет надо приучать к достоверностям, которые станут опорой благоразумия на всю жизнь, и Сенеке уже не придется жаловаться: "Нужного не знаем, потому что выучились ненужному"⁵⁷. Если кому-то потом захочется рассмотреть и вещи недостоверные, допускающие двоякое истолкование, ему будут доступны все авторы благодаря приобретенному в школе пониманию языка, вещей, человеческого мышления. (...)

⁵⁷ (Сенека. О краткости блаженной жизни, 7, 4.)

12. Эти книги будут иметь главы-ступени, как внутри себя, так и между собой соединенные, как звенья в цепи: всё последующее должно исходить из предыдущего, как на дереве каждый побег, лист, цветок и плод прорастают из своей почки. Составляющий такие книжки сможет сказать о каждой:

 Книгам моим ни судья не надобен, ни покровитель,
 Свой в них доколе светить будет порядок и смысл.

13. Главное, надо будет соблюсти, чтобы все книги были написаны очень ясно и были понятны не только в школе при объяснении, но и самоучкам вне школы: если кому не доведется учиться в общественной школе, пусть у него будет тоже возможность восполнить пробел собственными стараниями и проникнуть во всё самому, приобретя лишь умение читать. Таким путем удастся добиться того, что частно обучающиеся будут отличаться от прошедших общественную школу только тем, что последние вполне обучены и уверены в своих знаниях, а самоучки в чем-то еще колеблются, но между ними будет то общее, что и те и другие избавятся от губительного незнания.

14. Этому поможет, если большинство книг будет написано в форме диалога, ради красоты и полезности. Ибо если правду сказал Фрасимах у Платона, что легче спрашивать, чем отвечать⁵⁸ (и никто не сомневается, что это так), то вот вам и способ облегчить труд учащего и учащихся! Все привыкнут обо всем мудро спрашивать и на мудрые вопросы мудро отвечать, пусть только право спрашивать будут иметь попеременно и учителя и ученики. Всякий привыкнет играть обе роли, то выслушивая, то расспрашивая⁵⁹; научившись обо всем благоразумно спрашивать и на всё так же мудро отвечать, все приобретут разумность.

⁵⁸ (См.: Платон. Государство. 336 с.)

⁵⁹ (Предусматривая поощрение учителем вопросов ученика, Коменский конкретизирует требование активности обучения.)

15. И удастся достичь того, что школьные книги станут считаться не сокровищницей образования и мудрости (как их величали до сих пор), а как бы воронкой, с помощью которой в разум внимательных читателей переливается всё, что бьет ключом из трех книг божией премудрости, а работа учителей и учеников в школе будет просто передачей света из этих сияющих книг в просветленные головы.

16. Всякая вообще книга нашего века (и особенно школьная) должна быть вполне пансофической, вполне панпедической, вполне панглоттической и вполне панортосической. Пансофической - значит открывающей суть всей премудрости, более сжато или более пространно, сообразно ступени воспитания. Панпедической - значит помогающей развитию умов, опять-таки сообразно ступеням. Панглоттической - значит переведенной на все живые языки самым простым слогом. Панортосической - умело способствующей ограничению или исправлению пороков и распространению добра, опять же уместным для каждой ступени образом.

17. Но как этого достичь? Отвечаю: путем совершенствования общественных книг, направленных на преображение мира, - Пансофии, Панпедии, Панглоттии, Панортосии⁶⁰, - а именно путем отличения в Пансофии истинного от ложного, в Панпедии - целесообразного от ущербного, в Панглоттии - ясного от темного, в Панортосии - здорового от вредного: одно пусть везде останется, другое будет отброшено.

⁶⁰ ("Пансофия", "Пампедия", "Панортосия", "Панглоттпя" - части "Всеобщего совета", соответственно III, IV, V, VI.)

18. Однако представляется полезным установить более подробные законы о написании книг, чтобы их придерживались как члены Совета света⁶¹, так и все, пожелающие в будущем посвятить себя составлению книг. Пожалуй, этих законов должно быть двенадцать.

⁶¹ (Совет света - одно из международных учреждений, проект которого разработан Коменским в "Панортосии". Совет света призван заботиться о просвещении во всем мире. Членами этого совета должны стать ученые всех народов мира (см. "Панортосия", 16, а также "Дорога света", 18).)

(1) В просвещенном веке следует думать не о том, как умножать книги, а о том, как устранять вредные, изымать бесполезные и сокращать лучшие (ибо умножать надо радость, а не количество. Ис. 9, 3, и "путь Сиона должен быть прост и прям". Ис. 35, 8).

(2) Если кто-то и всё захочет писать, пусть ему разрешат это с условием, чтобы он писал, а не списывал. Некогда жил Хрисипп, о котором Аполлодор Афинский⁶² сказал: "Если бы кто-то взял из книг Хрисиппа всё, что принадлежит другим, осталась бы чистая бумага". А в наше время есть очень много людей, которые делают книги при помощи ножниц и клея; поэтому новых книг бессчетное множество, и в большинстве их нет ни одной новой вещи или новой мысли. Такое надо навсегда прекратить; эти книги только на то и годятся, чтобы обременять и смущать умы.

⁶² (Аполлодор Афонский - выдающийся древнегреческий ученый II в. до н. э., филолог, историк, историк литературы.)

(3) Пусть пишущий пишет книгу, а не центон⁶³. Надо отклонить и того, кого с одной стороны робость, с другой кичливость склоняют цитировать авторов по всякому поводу и кто или боится, что ему не поверят и что он не угодит, если не приведет знаменитых свидетелей в подтверждение говоримого, или хочет казаться много читавшим. Так получается, что не только высказывания, но и отдельные фразы и даже слова перегружают сносками, одновременно и отбивая охоту читать, и запутывая вещи, о которых можно сказать короче. И это в будущем надо устранить: пора представить взору сами вещи, а не слова о вещах. Прекрасные изречения надо приводить как общеизвестные, а если уж очень важно узнать, кто именно сказал то или иное, пусть это будет указано в отдельно издаваемых гномологических индексах⁶⁴, чтобы не сбивать читателя с толку бесполезными подробностями там, где он ищет сути дела. Ведь и на охоте нельзя задерживать себя и других выяснением, от кого та или иная собака или чью ты одалживаешь рогатину; разносчики кушаний за столом не перечисляют, из какого огорода или у какого мясника что получено: если это безразлично повару, то еще безразличней желудку, переваривающему кушанья в соки и усваивающему всё чужое.

⁶³ (Центон - произведение, составленное из разрозненных стихотворных строк античных поэтов.)

⁶⁴ (Т. е. в указателях источников изречений и их авторов.)

(4) Не обнародовать ничего, кроме благих новых открытий или, по крайней мере, новых соображений о ранее открытом ради лучшего понимания тайн мира или более удобного применения вещей в благих целях. Скверная привычка писать книги о вещах давно известных (то есть переписывать откуда-нибудь, подогревая старый обед) да сгинет! И если кто-то, изменив только стиль, хочет прослыть писателем, выдавая чужие мысли за свои, то пусть числится среди плагиаторов⁶⁵ или пусть над ним смеются как над тем поваром у Плавта, который наново заправлял кореньями то, что другой уже заправил.

⁶⁵ (В латинском оригинале - "среди литературных воров".)

(5) Если у кого есть новые изобретения или прекрасные мысли о ранее найденном, пусть расскажет об этом миру просто, без примеси давно известного. Да уйдет из жизни скверная привычка писать целую новую книгу ради одного-единственного наблюдения! Лучше предложить жемчужину в натуральном виде, как она сама по себе блистает, чем под горой песка, грязи и сора. Это лучше по многим причинам. 1) Христос запретил, зажегши свечу, прятать ее под сосудом; пусть ее выставят на подсвечнике, чтобы светила всем в доме⁶⁶. А что делает тот, кто искру новооткрытой мысли прикрывает золой общеизвестного? (Ведь вещи известные нас не волнуют!) 2) В интересах самого открывателя, если он человек мудрый и передает свои прекрасные мысли миру, быстрее просиять среди мудрецов своими открытиями; если он не зароет свои жемчужины, а представит их свету, как они есть, они станут известны всякому, кто жаждет жемчуга мудрости, а вместе с ними, очень быстро, и имя открывателя. 3) Это поможет и быстрой приостановке вредного потопа книг, который наслала на нас дерзость полузнаек и болтунов; не имея сообщить ничего своего, они умолкнут, и тогда загруженность мира делами намного уменьшится. 4) Это будет в интересах образования, поскольку освобождение от всего лишнего освободит и от вздора, 5) и также в интересах возрастания мудрости, раз открытия будут у всех на виду. Ибо вряд ли найдется умный человек, который не обратит радостного внимания на все рождающиеся в мире добрые новоизобретения, и каждая искорка просвещения, попадая в горючую материю настоящего таланта, легко зажжет новое доброе пламя. 6) Это будет подражанием благоразумному общественному порядку: там никому из граждан не позволяется (да никто и не хочет) приходить для налогообложения с чужим имуществом, как и при военных парадах сотник не смеет выставлять чужих солдат или чужое оружие, но только свое. 7) И наконец, только так мы пойдем по следам древних мудрецов, которые заботились, чтобы слова их были как иглы и как глубоко вбитые гвозди (Еккл. 12, И). Как известно, семь греческих мудрецов прославились всего лишь несколькими изречениями, как и большинство славных мужей - только несколькими памятными высказываниями; про Гиппократа, писавшего лаконически, говорят, что он изрекал оракулы; Воттон, английский рыцарь, не пожелал на своем надгробном камне никакой иной надписи, кроме: "Здесь похоронен первым сказавший: "Зуд диспутов - чесотка Церкви"".

⁶⁶ (Матф. 5, 15.)

(6) Пусть выходит в свет только то, что умножает просвещение и удобство человеческой жизни, и пусть будет заранее ясно, что в книгах открываются вещи до сих пор неизвестные, упорядочивается запутанное, утверждается расшатанное, - словом, люди освобождаются от тумана незнания, от дыма мнений, от головокружения суеты и переходят к сиянию света, радости и прочной истине⁶⁷.

⁶⁷ (Поворот от мнимого знания - мнения к истинному знанию - науке - великое счастье и великая боль, сравнимая с привыканием глаз, ослабевших в полутьме, к ослепительному свету яркого солнца. (Это идея Платона, см. "Государство", V 476е-480; VII 514-519.))

(7) Итак, ничего не надо писать и издавать, кроме заведомо истинного и несомненно полезного, потому что гораздо лучше самая маленькая истина, чем всё, что можно произвольно придумать, как говорит Августин. Заблуждения больших людей вводят в заблуждение остальных, поэтому необходима осторожность; и если кого-то застигнут выдающим ложь за истину, то пусть наказанием будет публичный позор.

(8) Новые книги должны быть написаны только математическим методом: без диспутов, на одних доказательствах⁶⁸. Что касается предмета, порядка, стиля, всё должно быть написано как солнечными лучами: как здоровые глаза не нуждаются днем в свечке, очках или вожатом и как нельзя тогда сомневаться в солнце и ярко озаряемых им вещах, так ни один здоровый ум при чтении этих книг не будет нуждаться в комментариях и не усомнится в ясно доказанной истине. Если чего нельзя написать так, пусть это и пишется не утвердительно или отрицательно, а вопросительно, с добросовестным всесторонним разбором дела и честным указанием, в какую сторону перевешивают весы истины; от пристрастия же автор должен и сам воздержаться, и читателя удерживать, лишь поощряя его к более полному исследованию вещей. Так он и покажет основательность своего του επεχειν⁶⁹, И другим явит добрый пример воздержания от скороспелых суждений, призывая всех к большим усилиям в поисках истины. Так с нашей универсальной практикой мы последуем апостольскому наставлению (Филип. 3, 15 и 1 Кор. 3, 13); так будем похвально подражать достохвальной искренности древнего NON LIQUET⁷⁰; так наступит конец заразе сварливых сочинений, слишком размножившихся в наше время.

⁶⁸ (В этом своем требовании Коменский идет вслед за Декартом, считавшим любое знание достоверным только при условии, что оно было получено (и изложено) математически строгим методом, "доказано", как в геометрии. "На одних доказательствах" Коменский построил свою аналитическую дидактику (см. примеч. к "Новейшему методу языков" в наст. изд.).)

⁶⁹ (Эпохе (греч.) - "остановка", "прекращение", центральное понятие древнегреческого скептицизма, введенное Пирроном, - "воздержание от суждения". Коменский не призывает к скептицизму, он требует только воздержания от скороспелых суждений.)

⁷⁰ (Латинское выражение употребляется здесь в смысле "в этом деле надобно еще тщательно разобраться". В древнеримском праве эта формула означала воздержание судьи от решения по неясному для него делу.)

(9) Пусть никому не позволяется издавать книги наспех и преждевременно, но все должны приобрести привычку оттачивать, перерабатывать и, как бы играя с ними, строить и перестраивать свои труды, пока каждая книга не будет в точности отвечать нормам Поликлета⁷¹. Быстро возникающее быстро и гибнет; то, над чем долго и тщательно трудятся, переживает века. Зевксис ответил другому художнику, Агафарху⁷², который хвалился быстротой написания картин: "Я пишу долго, потому что пишу для вечности". Когда на жалобу Вергилия, что за три дня у него едва сложились три стиха, другой поэт похвалился, что в один день написал их триста, Вергилий ему ответил: "Это вполне возможно, но между моими и твоими стихами будет та разница, что твоих хватит на три дня, моих - на все века".

⁷¹ (Нормы Поликлета - нормы идеальной красоты, строго математически выверенные. Поликлет из Аргоса (2-я половина V в. до н. э.) - скульптор и теоретик искусства. Поликлет считается основоположником канонов идеальной красоты человеческого тела, выраженных цифрами и иллюстрируемых его статуей "Дорифор".)

⁷² (Зевксис - древнегреческий живописец конца V - начала IV в. до н. э., знаменитый правдоподобием своих изображений и мастерски примененной светотени. Агафарх из Самоса - греческий художник конца V в. до н. э., известный достижениями в разработке перспективы.)

(10) Ни одна большая книга не должна выходить без указателя. Книга без указателя - дом без окон, тело без глаз, имущество без описи: не так легко ими воспользоваться. Иная книга может показаться столь упорядоченной что после первого просмотра ты уже разбираешься, где и о чем идет в ней речь (то есть каждая вещь стоит на своем месте среди ей подобных), однако и такая книга станет все-таки ясней, если указать на связь мыслей не только надлежащим упорядочением содержания, но и алфавитным указателем слов. Так что не надо придавать слишком серьезный смысл чьим-то стихам:

 Книгам моим ни судья не надобен, ни указатель:
 Все проясняется в них собственным светом своим.

(11) Все новые книги, сколько бы их ни было, - это лишь ключи и предисловия к божественным книгам: природе, Писанию и мастерской нашего собственного разума. Уже поэтому надо сделать людей учениками Бога, которые не нуждались бы в человеческих поучениях и увещаниях: "Познай Бога!", но сами видели, осязали, слышали, познавали Бога повсюду в его созданиях, словах и внушаемых им внутренних движениях души, "от малого до большого", согласно обетованию (Иер. 31, 34).

(12) Никто пусть не публикует никакой книги без ведома и без согласия Советников света. Но и те пусть ничего не предпринимают без теологов и политиков, когда дело касается положения Церкви или государства⁷³. Вредная привычка своевольно наводнять мир какой угодно писаниной должна совсем исчезнуть как вечный рассадник беспорядка; от нее не должно остаться и следа.

⁷³ (Подробнее об этом см. след. раздел "Всеобщего совета" - "Панортосию".)

19. Чтобы добротность этих советов стала еще яснее и они еще лучше уложились в памяти, приведем их в пансофический категориальный ряд⁷⁴ - и обнаружим, что каждое место этого ряда напоминает или советует нам что-либо полезное. Возьмем на примере. (1) Субстанция: книги надо писать о вещах важных, обещающих существенную пользу. (2) Время: книги надо издавать раз в год, чтобы где бы то ни было написанные и изданные в течение года книги обнародовались одновременно и сразу, становясь как бы урожаем света, с нетерпением ожидаемым и с радостью встречаемым сынами света⁷⁵. (3) Место: только из академий как высших мастерских света должны исходить эти факелы разума, а не из иных мест, во избежание всяких αταξιας⁷⁶. (4) Количество: новые книги должны быть размером по возможности небольшими, немногочисленными, но вескими серьезностью своего содержания, чтобы приносить умам не новые мучения, а только новое освежение и новую пищу, более удобоваримую и более питательную. (5) Качество: они должны быть аподиктическими⁷⁷, распространяющими яркий свет правды, а не дым мнений. (6) Действие: при соблюдении всего этого пишущих окажется меньше, но они будут лучше, для большей пользы мира. (7) Претерпевание: книги сразу же будут становиться известными всем, ибо все академии мира в год выхода в свет прекрасных новинок сразу же будут взаимно обмениваться новыми каталогами. (8) Порядок: можно будет устранить многие общеизвестные беспорядки в этом деле, а заодно - и жалобы мудрецов, известные со времен Соломона (Еккл. 12, 12). (9) Польза: дело принесет столь огромную пользу, что сможет осчастливить весь мир. В самом деле, мир, наконец, избавится от книжного потопа, и авторитеты перестанут обманывать нас, коль скоро сами вещи, явственно изложенные, предстанут непосредственному созерцанию и осязанию всех людей. Мир освободится так от мнений и придет к знанию. (10) Любовь: как прекрасно пребывать в свете любви, с каждым годом всё более влекущем! (И) Недостатки: они будут устранены, ибо какие провалы в знании нельзя было бы заполнить при столь прекрасном и упорядоченном соревновании просветленных умов в распространении света? (12) Уродство: что уродливое сможет остаться в книжном деле? Ничего: всё будет великолепным. (13) Сочетание и совмещение: не будет ничего плохого, если два или более ученых мужа (а то и целые академии) объединят усилия ради аподиктической разработки одних и тех же материй, или если из двух (а то и всех) работ сложится перед изданием единое целое, или если каждая работа останется самостоятельной, но они будут объединены в одном томе так, чтобы другие ученые во всем мире получили возможность судить обо всех и о каждом в отдельности, и т. д.

⁷⁴ (Подробно о категориях пансофической метафизики см. ч. I "Пансофии".)

⁷⁵ (Не совсем ясное место; возможно, Коменский требует ежегодного издания списков книг, появившихся в течение года.)

⁷⁶ (αταξια - "непорядок", "злоупотребления".)

⁷⁷ (Аподиктическими - достоверными, правдивыми, истинными.)

20. Ради распространения света Советники света позаботятся прежде всего о составлении универсальных книг: "Панкосмография", "Панхронология", "Панистория", "Пандогматия" и "Пансофия", взаимосогласованные "Комментарии" к книгам божиим - к пророкам, с "Началами еврейского языка", и к апостолам, с "Началами греческого языка", которые открывали бы доступ к ним на их собственном языке; наконец, совершенная "Пангномика"⁷⁸, "Всеобщее разрешение трудностей", "Истребление ошибок" и другие книги, в каких со временем обнаружится всеобщая потребность. О каждой из этих книг изложу здесь же свое мнение яснее, испросив извинения у читателя, что так долго останавливаюсь на этой теме (об исправлении книг); ведь это - важнейшая часть Панортосии!

⁷⁸ (Пангномика - антология остроумных и мудрых кратких изречений всех времен и народов.)

21. Панкосмия, или Панкосмография, будет совершенной, если у нас, наконец, появятся точные карты неба и земли и обоих полушарий, что станет возможным, если каждый народ тщательно и точно опишет родные земли. Из этих трудов можно будет потом составить общий обзор, чтобы каждый смертный вполне знал свое земное жилище и каждый народ умел оценить себя и своих соседей (увидев, какой частью целого он является, где находится и какими дарами природы и искусства украшен). (Стоит дать совет о названиях островов, мысов, рек, обычно называемых по имени открывателей или святых тех дней, когда они были открыты., что не имеет никакого отношения к делу: лучше называть их именем обитающих там народов, которые необходимо называть не иначе, как они сами себя называют, - ибо почему меня кто-то должен называть Павлом, если я зовусь Яном? Почему же мне называть Мадагаскар Островом св. Лаврентия, а не Мадагаскаром?

22. Панхронология (Панхрония)⁷⁹.

⁷⁹ (О содержании панхронии см. "Открытая дверь языков", словарная статья "История". Имеется в виду не наука об изменении времени, а историческая хронология как последовательность исторических событий во времени, синопсис всемирной истории.)

23. Панистория⁸⁰.

⁸⁰ (Панистория - основа пансофии, повествующая о процессе развития природы, а не только о всемирной истории человечества.)

24. Пандогматия будет книгой, содержащей достопримечательные мнения разных народов и выдающихся мужей этих народов. Правильно составленная, она представит тройную пользу. (1) Полное собрание древних авторов лучше рекомендовать людям более обширных познаний, а так мы дадим отведать всем и всего. (2) Так можно будет увидеть постепенное увеличение света знаний у человечества, многообразие божиих даров и силу истин, которая пробивается сквозь тьму ошибок и бредней. (3) Само множество и разнообразие заблуждений, в упорядоченном виде выведенное на свет, ясно оттенит, подтвердит и усилит сияние пансофического света. Может показаться, что ошибки предшествующих веков лучше предать забвению (см. у пророков: Ис. 43, 18; 65, 16-17; 66, 24 и Иез. 39, 12-13), но твердо стоящим в истине знакомство с чужими ошибками не может никак повредить, а, наоборот, вызовет у них благодарность за великие благодеяния божии, за великое божественное просвещение и позволит просвещенным мужам закрыть все входы для возвращения тьмы заблуждений, так что всякое издание таких книг пойдет на пользу. В них будет рассказано обо всех мыслимых человеческих изобретениях; ни одна книга ни одного мыслителя, когда бы и где бы он ни жил и к какой бы философской, медицинской или теологической школе ни принадлежал, не останется без рассмотрения содержащихся в ней учений и без проверки их пробным камнем истины; так будет собрана и объединена повсюду разбросанная истина вещей. Всякое заблуждение опирается на крупицу истины (ведь заблуждение не что иное, как извращение неверно понятой истины), и если раскрыть и устранить ошибку, оставшееся будет истинным знанием, которое надо приобщить к всеобщей гармонии истины. Это значит, что мы будем добывать золото из грязи не только у Энния, но и у Вергилия, Цицерона, Сенеки⁸¹ и всех не знавших Бога мудрецов. Создатели Пансофии не должны будут ничего обойти: даже фантастические парадоксы надо исследовать, чтобы извлечь из них скрытую истину для тем более обстоятельного опровержения ересей и утверждения в наших умах царства вечной истины. Как против яда нет средства действенней, чем то, которое получают из обезвреженных ядовитых животных (что самой природой было связано с ядом и все-таки имело силу устоять против его действия, сохраняет силу противоядия и после перенесения в другое тело), так при отстаивании истины нет более действенного средства, чем истина, избавленная от оков уродливых заблуждений.

⁸¹ (Коменский продолжает гуманистическую традицию защиты язычников перед христианством.)

25. Хорошо было бы и особо составлять каталоги закоренелых заблуждений, ныне изгоняемых силой истины, чтобы их смогли увереннее избегать все. Такой пример подал Яков Примиросий в сочинении о заблуждениях врачей⁸². Однако каталог этот должен быть написан аподиктически, а не как было до сих пор, когда мы обличали друг друга в ошибках (философы философов, теологи теологов и т. д.), но обвиняемые не раскаивались, продолжая защищать свои заблуждения еще упрямей: делать так - значит упрочивать или даже умножать заблуждения, ибо если нелепость недостаточно доказана и из-за этого не признана, потом, при ее защите, придумываются и нагромождаются еще и новые нелепости и люди не освобождаются от ошибок, а, наоборот, тонут в них еще глубже и слепнут. (...)

⁸² (Яков Примиросий. Сочинение о заблуждениях врачей.)

26. Пансофия должна быть так усовершенствована, чтобы по сравнению с ней всё казалось хаосом и лишь она была подобна полной системе божией (systemati Dei), мирозданию (mundanae machinae). Приведенная к высшему совершенству Пансофия стала бы нормой для всех более частных книг, как произведения природы - норма для всего, создаваемого силой человеческого искусства. А формой, нормой и основой Пансофии будет умный свет, нисходящая от высших родов к низшим видам последовательность вещей. Эта последовательность достоверна сама по себе, но не всегда для нас очевидна из-за нашей невнимательности. (...) Система вещей, как она создана Богом (и в идеальном и в реальном мире), существует вечно, и она в поле зрения разума. Порядок вещей в своем нисхождении от высших родов и распределении по низшим видам не так длинен, как человеческая родословная (уходящая вглубь уже далеко за сто поколений), и насколько невозможно проследить человеческую генеалогию, настолько возможно свести роды и виды вещей к числам и порядкам. В случае удачи это будет делом несравненной красоты и пользы.

29. "Панантология", или "Гномология", будет книгой, содержащей в алфавитном порядке все изречения, кем-либо и когда-либо сказанные остроумно и изящно, с прибавлением имени автора. Например: "Храбрым судьба помогает, а робкого гонит", Вергилий⁸³; "Каждого из нас вседозволенность портит", Теренций⁸⁴; "Зуд диспутов - чесотка Церкви", Воттон⁸⁵.

⁸³ (Вергилий. Энеида, 10, 283.)

⁸⁴ (Теренций. Сам себя наказавший, 483.)

⁸⁵ (Воттон - см. текст Коменского, с. 418.)

30. Не надо забывать и панглоттический словарь с панглоттической грамматикой, о которых подробнее говорится в Панглоттии, гл. IV⁸⁶.

⁸⁶ (Панглоттия - 5-я часть "Всеобщего совета", 4-я глава называется "Наилучший путь к исправлению языков", где Коменский выступает против многозначности слов, неточности определений понятий и многочисленных исключений из правил грамматики. Позитивную программу создания всемирного логического однозначного языка, разработанную Коменским, использовал Лейбниц, пытавшийся формализовать язык. Дальнейшая история этих идей Коменского прослеживается в математической логике XIX-XX вв.)

31. Каталог непознанного человеческим родом, включающий (1) уже открытое с помощью божьей; (2) подлежащее открытию и пока еще только намечающееся; (3) заблуждения, которые уже побеждены или должны быть побеждены силой истины, чтобы всё явило собой райскую жизнь и все увидели разлитую повсюду истину и премудрость божию и насладились благом и блаженством.

Глава VII. Пандидаскалия, или об универсальных воспитателях умов, пампедических наставниках, способных учить всех, всему, всесторонне; какова необходимость в них и каковы к ним требования

1. Надлежащим образом подготовив пампедические книги, - надо будет позаботиться, чтобы ученики уносили из школы не ученые книги, но развитые умы, сердца, языки и руки и все дни своей жизни хранили мудрость не в книгах, а в своей душе, выражая ее в своем поведении. Это будет, если всех научат пользоваться книгами не как кушетками для ленивого времяпрепровождения и приятной дремоты, но как каретами или лодками для скорого перемещения туда, куда следует спешить, то есть к мудрости. Мало поэтому иметь хорошие книги, их надо усердно читать, и не только читать, но и правильно понимать, прочно удерживая в памяти содержание и применяя его на деле. Чтобы это умели все в последнем веке, веке мудрости, необходимо руководство универсальных учителей (раndidascalorum).

2. Но что такое, согласно пандидаскалии, универсальный учитель? Это пампедический наставник, умелый в обучении всех людей всему, что способствует совершенствованию человеческой природы, ради доставления человеку всецелого совершенства. Такими учителями были поставленные Христом апостолы (Кол. 1, 28), и надо позаботиться, чтобы такими же были и те, кто после апостолов берется за дело воспитания людей.

3. Этого мы достигнем, если будут соблюдены три требуемые от пандидаскалического наставника вещи: (1) каждый сам должен быть таким, каким должен делать других, (2) каждый должен владеть искусством делать других такими (3) и быть ревнителем своего дела, - словом, должен мочь, уметь, хотеть насаждать пансофию.

4. Воспитатели должны быть поэтому избранными людьми, благочестивыми, серьезными, усердными, трудолюбивыми и благоразумными - такими, каким мы хотим видеть весь народ последнего века: просвещенным, мирным, совестливым и святым. Именно с этой целью наставники должны быть, говорю я, благочестивые, до конца преданные Богу и полагающиеся на его помощь; достойные, совершенно беспорочные в глазах людей; серьезные, всё делающие с благожелательной строгостью; усердные, никогда не тяготящиеся своими обязанностями и не стыдящиеся их; неустанные в труде; наконец, благоразумные, ибо человеческие души - это Протей⁸⁷, и они превращаются в многообразных чудищ, если их не пленить и не связать нерасторжимыми узами порядка.

⁸⁷ (Протей (греч. миф.) - морское божество; мог превращаться в зверей, воду и деревья; в переносном смысле: переменчивость, непостоянство, капризность.)

5. Чтобы делать людей такими, наставники должны знать (1) все цели своей профессии, (2) все ведущие к ним средства, (3) всё разнообразие метода.

6. Поскольку цель - мерило средств, а у каждой вещи может быть несколько целей, верные основания пандидаскалического наставничества заложит понявший эти цели и следующий в своем труде их правильному пониманию.

8. Чтобы истинно стать таким, универсальный учитель должен поставить перед своим учительством троякую цель. (1) Универсальность: обучать всех всему; (2) простота: учить надежно надежными средствами; (3) добровольность: учить всему легко и приятно, как бы играючи, чтобы всё дело воспитания людей действительно можно было называть школой-игрой, - то есть, выражаясь, как говорится, короче и в трех словах, учить всех, всему, всесторонне.

9. Что значит это всестороннее обучение всех и всему, почему оно необходимо, возможно и легко, было достаточно подробно и основательно сказано в предшествующих четырех главах Пампедии. Поэтому, отказавшись от скучного повтора, кратко объясним, что означают эти термины, а потом на примере нескольких проблем покажем, как может и должен универсальный учитель учить всему, во всех школах и по всем книгам, всеми способами.

10. Учить всех - значит вселять в людей всех возрастов и любых талантов более полное познание вещей. Учить всему - то есть всему, что совершенствует человеческую природу: знанию всего истинного, выбору всего хорошего, совершению всего необходимого в жизни и при уходе из нее. Учить всесторонне - значит в совершенстве, а именно (1) уверенно и прочно; (2) при всем том приятно и увлекательно; (3) быстро, то есть везде и всегда с благоразумием. Пояснив это, покажем на нескольких проблемах средства и способы, при помощи которых каждый универсальный учитель может достичь этой триединой цели.

11. Проблема I. Сделать так, чтобы каждый человек стал способен воспринимать всю премудрость божию.

Троякий путь. (1) Позволить ему приобретать образование, насколько он может, а именно с самого младенчества; (2) воспитывать его в хорошей школе ума до тех пор, пока это возможно, а именно вплоть до вступления его на тот или иной жизненный путь; (3) и пусть он всё это время упражняется упорно, без надрыва, старательно - и получим искомое. Причем с какой легкостью! И как это правильно и справедливо - посвятить такой школе все годы юности, на другие дела еще неспособной, чтобы никто не начинал жизнь, не умея жить для себя, для ближних, для Бога!

12. Проблема II. Придать благородство всякому получающему образование человеку.

Всякий род благородства надо показать ему на примерах и прояснить наставлениями (чтобы он не мог не понять и не полюбить его), и, наконец, подкрепить упражнением под сколь угодно долгим надзором учителей - и из любого бревна получится Меркурий (под бревном понимай всякий неразвитый талант, под Меркурием - прекрасно отточенный ум), хотя, конечно, не обойдется без различий в степени благородства.

13. Проблема III. Достичь того, чтобы каждый научился делать всё.

Обрати его чувства ко всему ощущаемому, разум ко всему умопостигаемому, веру ко всему явленному откровением - и он всё усвоит.(...)

16. Проблема VI. Учить всесторонне.

Это достижимо: (1) через постоянный параллелизм трех субстанций, т. е. через упражнение ума, языка и руки⁸⁸.(...) (2) Через сочетание, всегда и во всем, примера, наставления и упражнения, ибо без примеров нет легкости обучения, без наставлений - основательности, без практики - прочности. Поскольку же уши верят чужим словам, глаза - самим себе, тогда как рука, язык и ум схватывают вещи непосредственно, мы должны следить за тем,; чтобы слух проверялся зрением, а зрение - руками. И эта последовательность должна соблюдаться всё время, ибо (а) надо идти прямым путем к вещам, а чувство ведомо к ним примерами; (б) вещи должны всегда доходить до понимания, а до него их доводят точные наставления; (в) понимание вещи всегда должно вести к ее применению, к чему ведут повторный опыт и старательные упражнения. (3) Через усвоение полноты метода, т. е. через сочетание анализа, синтеза и синкризиса⁸⁹. Если кто захочет ясно понять искусное устройство какой-либо вещи, например часов, он сможет сделать это, только взяв их в руки, внимательно (а) разобрав и снова (б) сложив и так запомнив, из скольких и каких деталей и частей они состоят и чему служат отдельные части. Но до конца всё он познает, только сравнив несколько разных часов и (в) пронаблюдав, что и сколькими способами в них можно изменить без изменения их существа. Так и для постижения системы вещей необходим анализ, синтез и синкризис.

⁸⁸ (Идее параллелизма мышления, языка и действия Коменский посвятил специальный трактат "Всеобщее триединое искусство". )

⁸⁹ (О синкризисе как методе познания см. "Похвала истинному методу" и примеч. к нему.)

Анализ - это расчленение целого на его части, первое и глубочайшее основание всякого истинного познания: что не разделено и не различено, остается спутанным и затемняет смысл, ум и само себя. В различении есть свет троякого рода: (1) распознание, или различение, одного целого от других цельностей; (2) разложение целого на части; (3) распределение целого по его видам. Анализ нужен не любой, а точный, иначе наблюдение вещи останется ущербным, а познание неясным, ненадежным, ложным. Сравни анатома и мясника. Оба рассекают животных, но какова разница! Анатом разделяет его по членам, по жилам и суставам, не допуская разрыва связных частей и переплетения несвязных; мясник разрубает члены как попало, рассекая жилы и деля на части по произволу. Отсюда - различие результатов в познании самой вещи: анатом после одного или двух вскрытий знает всё строение тел, мясник никогда не постигнет мастерства природы, разрубив даже тысячу туш. Такая же разница между теми, кто анализирует вещи, руководствуясь самими вещами, и теми, кто делает это произвольно. Ибо первые несут свет разуму, внимательно рассматривая вещи мысленным оком; другие разрушают их, внося насилие, темноту и фальшь. Известное изречение "Кто хорошо различает, хорошо учит" настолько правдиво, что мудрейший из философов Сократ (по свидетельству Платона) говаривал: "Если бы я нашел путеводителя, который умеет расчленять вещи, я шел бы за ним, как за Богом" - так высоко он ставил умение расчленять вещи по их собственным "жилам". Итак, анализом вещей мы должны заниматься тщательно и как бы благочестиво.

Синтез - это возвращение частей к исходной цельности; правильно проведенный, он крайне полезен для прочного познания вещей. От наблюдения над одними частями нет никакой пользы, и нелегко понять, чему служит каждая; наоборот, приведенные в надлежащий порядок и взаимно связанные, они сразу обнаруживают и подсказывают свое употребление, как видно на примере разобранных и снова собранных часов.

Наконец, синкризис - это необходимое сопоставление частей с частями и целого с целым. Он ярко освещает познание вещей и до бесконечности умножает его, ибо понимание вещей по отдельности (чем обычно бывает занята толпа) есть нечто частичное; наоборот, понимание гармонии мира и всеобщей соразмерности всего со всем вносит в умы ясный и широко разливающийся свет.

18. Проблема VIII. От тьмы крайнего невежества надежным путем привести человека к свету яснейшего познания.

(1) Зажги для него все факелы, то есть преподнеси ему вещи, пробуди врожденные понятия и заставь его услышать, что Бог говорит обо всем этом. (2) Открой ему глаза на все, то есть обрати чувства к вещам, разум к понятиям, веру к божиим свидетельствам. (3) Веди его постепенно, чтобы общее познание предшествовало более дробному, цельное - частному, слитное - раздельному, пока он не придет к самому дробному, самому частному, самому раздельному. Ибо невозможно иначе внедрить внутренний свет в умы, как показано на примере исцеления слепого (Марк. 8, 24-25), который сначала видел проходящих людей, как деревья, и только потом стал различать их. Итак, если возьмешь все чувственно постигаемое, весь мир, и все умопостигаемое, весь круг идей, и все предметы веры, всю совокупность откровения, и будешь идти (показывая ему) от первого к последнему, от высшего к низшему, от наибольшего к наименьшему, то придет ярчайший свет премудрости. Учение может начинаться с чего угодно, это не важно, лишь бы оно начиналось с наиболее известного, чтобы можно было идти от ближайших вещей, познавая их, вплоть до самых отдаленных и от самых малых через более крупные к величайшим. Например, азбуке и чтению новичок может научиться, начинает ли он от а, или от я, или от какой угодно буквы, лишь бы он научился сначала узнавать все буквы, потом складывать их в слоги, потом в слова, слова в предложения и т. д. И во всем остальном пусть тоже будет так. Как во всем мире не существует столь маленького источника и вытекающего из него ручейка, чтобы он не смог довести тебя, если ты захочешь за ним следовать, до стечения более крупных потоков, а в конце концов и до моря, так ни одно начало познания не бывает настолько незначительным, чтобы не смогло, слившись с другими, расширить реку познания и в конце концов довести тебя до глубин человеческого всеведения, если у тебя будет желание следовать за ним.

21. Проблема XI. Достичь, чтобы каждый воспитуемый получал основательное образование и не мог разучиться и вернуться к невежеству.

Разумеется, ни один умелец не в состоянии устроить так, чтобы в его работе не было неудач; как же возможно безошибочное воспитание такого разностороннего, сложного, непостоянного создания, как человек? Надо помнить, что об этом говорит Господь (Иер. 18, 1). Но все-таки надо стремиться к тому, что если кто-то, воспитываясь под нашим руководством, испортится или развратится, то не по нашей, а только по своей вине. И здесь тоже, как во всяком другом деле, умение и забота способны лишь удерживать человека от всего совращающего и соблюдать его в условиях, которые способны его сохранить. Человеческая природа всегда в движении, словно мельничный жернов; удаляй от ума ложное, от воли злое, от действий суетное и смотри за тем, чтобы человеку всегда преподносилось действительно истинное, действительно благое и действительно полезное: так можно будет предупредить порчу, если Бог откликнется на моления о даровании благодати.

22. Проблема XII. Достичь, чтобы изучаемое изучалось в совершенстве.

(1) Никакого однажды начатого учения не бросай, пока оно не доведено до конца. (2) Пусть всякое обучение совершается через теорию, практику, то есть применение⁹⁰, наставления, примеры, употребление. Наставления пусть будут немногочисленными, но ясными, примеры многочисленными и отвечающими предмету, практика многократной, вплоть до приобретения привычки.

⁹⁰ (Имеется в виду применение теоретических знаний на практике, упражнения.)

23. Проблема XIII. Достичь, чтобы человек не забыл того, чему однажды научился.

Бог одарил человека столь способной к обучению природой, что ему всегда труднее забыть выученное, чем выучить. Недаром Сократ мечтал об искусстве забвения, а не запоминания, потому что он легко запоминал увиденное и услышанное, но не вспоминать о всем неблаговидном, что видел, не мог, как ни старался. Тем не менее память не отвергает и искусства легкого запоминания, прочного удержания в памяти и скорого воспроизведения запомненного или, по крайней мере, легкого припоминания того, что выпало из памяти.

24. Проблема XIV. Всему обучать основательно.

(1) Ничего без чувственного восприятия, чтобы удостовериться в существовании вещи. (2) Ничего без разумения, чтобы было ясно, почему вещь такова и не может быть иной. (3) Ничего без свидетельства слова божия (в важных вещах), чтобы удостовериться, что наши чувства и разум не обманывают нас. При всем этом, однако, надо заботиться о следующем. (1) Не следует доводить до чувственного восприятия то, в чем есть что-то опасное или неблагородное. (2) Не следует приводить доводы разума везде, а только там, где необходимо. А необходимо это только в вещах сомнительных. (...) (3) То же самое и со свидетельствами: их надо привлекать, но лишь где требует дело, иначе они будут помехой и задержкой.

25. Проблема XV. Всему учить легко.

Это получится, если будешь следовать нижесказанным советам. В отношении времени: (1) начинай заблаговременно, (2) учи непрерывно, (3) поощряй продолжительность практики ее увлекательностью. В отношении пособий: (1) все должно быть заранее подготовлено, (2) все должно быть под рукой, (3) все должно быть максимально простым и естественным. В отношении предметов: (1) все сначала дай воспринять чувствами, (2) потом испробовать на практике, (3) только потом расскажи обо всем. В отношении постепенности: (1) сначала походя и в общих чертах - целое, (2) потом обстоятельнее и подробнее - части, (3) и, наконец, всё - максимально подробным и точным образом.

26. Проблема XVI. Достичь, чтобы люди учились всему с удовольствием.

Дай человеку понять, (1) что он по своей природе хочет того, стремление к чему ты ему внушаешь, - и ему сразу будет радостно хотеть этого; (2) что он от природы может иметь то, чего желает, - и он сразу обрадуется этой своей способности; (3) что он знает то, что считает себя не знающим, - и он сразу обрадуется своему знанию. В самом деле, природа человека устроена так, что чувство, разум, воля и все способности постоянно ищут себе пищи. Если откажешь в ней, они печалятся, вянут, блекнут, гибнут. Если заботливо подашь ее, они возрадуются, процветут, взбодрятся и будут способны ко всему. Наконец, если ты чересчур загрузишь их, они одеревенеют, придут в упадок, нарушатся. Следовательно, требуется только благоразумие, чтобы умело предоставить зрению свет - и все, что желаешь, перед ним озарится; разуму истину вещей, воле благо, силам и способностям материю и инструменты, - и увидишь, как зрение и другие внешние и внутренние чувства всё схватят, воля увлечется и все части организма найдут себе применение.

27. Проблема XVII. Учить так, чтобы нельзя было не понять все, чему учат.

Насколько легко обучить ребенка чтению и письму, настолько же и всему остальному, если сделать все (1) одинаково механическим⁹¹ и расчлененным, (2) выведенным из немногих первоначал, (3) ступенчато расположенным, чтобы все предшествующее открывало путь последующему. Соответственно всеобщим учителем⁹² станет всякий, кто (1) сначала покажет ученику вещь в целом, чтобы перед его глазами предстало все подлежащее изучению, (2) потом разложит ее на части, как раскладывают механизм, чтобы можно было отчетливее рассмотреть эти составные части, (3) и, наконец, заставит ученика подражать, то есть показывать и именовать то же самое в теоретических предметах или делать - в практических. Что здесь надо соблюдать: (1) Необходимо непрестанное руководство. Ни одна первая попытка не должна происходить без руководителя, потому что неопытным и делающим первую попытку легко ошибиться, даже в простых вещах, а ошибка всегда приносит с собой если не опасность, то труд возвращения туда, где она началась. Лучше не продвигаться вперед, чем продвигаться плохо и снова возвращаться далеко назад. Поэтому новички в отсутствие учителя, который бы их направлял или исправлял, пусть лучше играют и восстанавливают силы, чем, предоставленные себе, утомляют себя по неопытности и только учатся ошибкам. (2) Первые опыты должны быть пускай медленными, но тщательными, последующие - более свободными. Ведь каково начало, таково всё: последующие упражнения придают разве что уверенность и быстроту. (...)

⁹¹ (Сделать обучение механическим - значит "технологизировать" его путем сообщения учащимся того, что на современном языке науки называется ориентировочной основой действия, т. е. программой правильного выполнения действия.)

⁹² ("Всеобщим учителем" или "панпедическим наставником" (VIII 34) Коменский называет учителя, способного обучать всех всему и всесторонне.)

Проблема. Сделать людей многознающими.

Троякий путь: (1) чтение многих авторов или книг, что при старании придает ученость⁹³; (2) разнообразные опыты и попытки, что придает опытность и умение; (3) понимание идей, благодаря которым как общее, так и частное с необходимостью должно быть таким или другим, существовать или не существовать; это придает мудрость. Первый путь - легчайший, но окольный, на нем много распутий, грозящих блужданием; его основа - рассказ о вещах, то есть свидетельства п авторитет, а также необходимая в отношении их вера. Обученные на этом пути подобны тем, кто поддерживает свою жизнь выпрошенным как милостыня хлебом. Второй путь труднее, но надежнее, потому что опирается на свидетельство чувств, которые не обманывают, если правильно ими пользоваться. Но и этот путь тоже окольный из-за краткости жизни, которой едва достаточно для обучения даже какому-то одному искусству. Примером может служить химия и т. д. Обучающийся на этом пути подобен тем, кто покупает хлеб за любую цену. Третий путь самый трудный, но при правильном образе действий самый короткий, самый увлекательный и надежный; идущие по нему подобны тем, кто, возделывая землю, имеет постоянный доход хлеба, воды, вина, золота и всех благ. Таково, однако, знание Бога, который от века видит и созерцает все во всем, а также большей части ангелов, без трудных рассуждений и умозаключений понимающих все. Таково знание пророков и возвышенных мудрецов, постоянно выражающих мир в символах и по-разному в разных обстоятельствах представляющих его своему и чужому пониманию. Что касается нас, то мы должны сочетать эти пути, хотя и ступенями. Пусть люди сначала учатся верить и следовать чужим чувствам, потом опираться во всем на свои и, наконец, вырабатывать отвлеченные понятия вещей. Поступающий таким образом будет многознающим, опытным и мудрым.

⁹³ (По сути дела, Коменский излагает идеи поэтапного природосообразного воспитания.)

Итак, ты хочешь научить ученика многим вещам? (1) Возьми восприимчивого и учи. (2) Возьми сколько необходимо времени (а год научит большему, чем месяц) и ни одной его частицы не проводи впустую. (3) Преподноси чувствам, разуму, воле, способностям многое и многообразно, вперемешку со множеством увлекательного - и увидишь, что он сделает большие успехи. Хочешь научить всему? (1) Возьми дарования всеобъемлющие, способные ко всему и жаждущие знаний; (2) время - всё, то есть все годы юности, а то и жизни; (3) учи постепенно, каждый день чему-либо, пока не останется ничего неизученного. Человеческий ум создан ведь способным охватить все, будучи образом бесконечности но только конечным способом; поэтому он не охватывает всего сразу, а лишь по частям, одно за другим, зато в такой последовательности способен на все. Короче: хочешь, чтобы человек знал все? Проведи его по всем театрам божиим, и он будет знать все. Хочешь, чтобы он волил благо? Покажи ему различение добра и зла. Хочешь, чтобы он все мог? Упражняй его способности во всем возможном и должном, и он приобретет умение. Парадокс: хочешь, чтобы твой ученик знал много и основательно? Научи его многого не знать, а именно тех пустых вещей, которыми занята толпа.

28. Проблема XVIII. Достичь, чтобы все обучение происходило добровольно.

Это получится, если мы будем учить (1) всему с надеждой научить чему-то новому: нет человека, который был бы не рад чему-то новому научиться; (2) всему приветливо, чтобы нравилось слушать: нет человека, который не любил бы так учиться; (3) всему открытым и безобманным показом: нет человека, который хотел бы быть обманутым; (4) всему через самоличное рассмотрение: нет человека, который не верил бы себе больше, чем другим; (5) всему через самостоятельность: нет человека, который предпочитал бы следовать чужой, а не своей воле; (6) всему через применение собственных сил, т. е. через собственные попытки и опыты ученика; (7) всему вплоть до достаточности, когда ученик признает, что он во всех отношениях удовлетворен.

29. Проблема XIX. Все школы-каторги, школы-мастерские превратить в места игр.

(1) Надо использовать подходящие моменты времени сообразно возрасту: пусть ничего не делается (и не предпринимается) не в тот момент, когда сама природа начинает приносить плод; хотя, собственно, единственно только и требуется помочь ей в ее родах. Всякая школа может стать универсальной игрой, если мы постараемся верно и мягко упорядочивать природные инстинкты, когда они сами проявляются. Ведь природа человека как бы сама призывает его к тому, что свойственно человеку; в таком случае разве не легче только направлять, не запрещая, чем запрещать? Разве детям не нравится скакать на длинной хворостинке? строить маленькие домики? собирать войско? строиться в боевые ряды? проводить сражения? избирать вождей? распределять должности? устраивать между собой суды и так подражать государственному устройству? Иные пускаются говорить речи, устраивают похороны и т. д. Здесь с полной ясностью обнаруживается и то, куда увлекает каждого его природа, и то, что надо лишь не предоставлять ребенка самому себе, а с благоразумием наставлять его. Хочет ездить верхом? Покажи ему узду, седло, попону, шпоры, назови их - он играючи научится искусству верховой езды. Хочет строить? ловить рыбу? воевать? Покажи ему инструменты и орудия, объясни их применение - научишь его строительному искусству и т. д. Хочет управлять государством? Пусть; перечисли ему названия должностей и их степени, покажи порядок и формулы судопроизводства - и ты во все его посвятишь. Итак, надо во всем выжидать случая и повода для воспитания юношества, не забегая вперед; начинать в пору, не прежде времени, когда мы не поможем природе, а расстроим ее. В самом деле, как ничья мать не могла никого родить прежде времени, и нельзя было заставить ее родить, так никакая душа не может породить из себя разумение прежде времени, или это будет уродец. Всему свое время. Глупа повивальная бабка, если слишком подгоняет роженицу (словами или лекарствами): она загубит или мать, или плод; но едва ли можно что загубить, если предоставить всему свое время. Так птенец никогда не сломает себе лапки, пока лежит в гнезде; но преждевременно вылетевший или выброшенный из гнезда, может сломать. Скорее, наоборот, придется укрощать излишнюю жажду знаний, как мы иногда сдерживаем у детей склонность разбрасываться, чтобы чрезмерная любознательность не нанесла им вреда. Хотя здесь погрешности воспитания встречаются реже, однако они встречаются у менее рассудительных наставников, желающих поскорей сделать из своих учеников ученых или философов; чрезмерно перегрузив, они или погубят их, или сделают из них глупцов и безумцев. Не следует ничего предпринимать наперекор Минерве: чего она сама не взрастила, того и нам не даст взрастить; зато она достаточно ясно обозначает, что хочет взрастить сама. В этом смысле истину говорит Катон: "Природа - лучший водитель"⁹⁴; и Цицерон: "Если следуем водительству природы, никогда не заблудимся"⁹⁵; и Сенека: "Надо держаться пути, предначертанного природой, и не отклоняться от него. Для следующих ей все легко и все кстати; для живущих наперекор ей путь так же труден, как для плывущих против течения"⁹⁶. А как узнать, доросли ли дети до тех или иных занятий? Делай или попроси других делать у них перед глазами то, чему ты хочешь, чтобы они подражали. Если они будут внимательно следить и примутся за подражание, разреши им это. Если подражают с жадным увлечением и ошибаются, исправь. Если, исправляемые, они все равно хотят действовать, знай, что природа уже готовится к своим родам и, не медля, учи, веди, исправляй: дело само пойдет. Если мы будем соблюдать это правило (а мы должны его соблюдать), нам придется в младенчестве упражнять главным образом внешние чувства, потому что в этом возрасте они формируются и максимально обращены к своим предметам; в детстве - память, потому что тогда она всего сильнее; в отрочестве - рассудительность; в юности - чистый разум; в зрелости - практику и обращение с вещами.

⁹⁴ (Катон старший (234-149 до н. э.) - римский писатель и политический деятель.)

⁹⁵ (Цицерон. Об обязанностях, I 28, 100.)

⁹⁶ (Сенека. Письма к Луцилию, 112, 19.)

(2) Впрочем, надо разжигать и жажду познания, чтобы все делалось только с удовольствием. Тогда для желающего ничего не будет трудным, потому что, как говорит Августин, в любимом деле или не ощущаешь трудности, или сама трудность приятна. А как возбудить эту жажду? Как похвалами изучаемой вещи, так и увлекательным представлением ее для (а) самостоятельного наблюдения, (б) самостоятельного обсуждения, (в) самостоятельного обращения с ней и (г) самостоятельного применения ее: надо продемонстрировать все ученикам, чтобы они видели собственным глазами (и воспринимали другими чувствами), потом надо вместе с ними всё назвать, затем сделать (а эти маленькие обезьянки любят подражать) и, показав, какое применение имеют полученные знания, позволить попытку их применения. Невозможно, чтобы такая работа не стала приятной даже и для сонных натур. О, какое это универсальное средство против скуки - во всем быть активным. Той же цели (т. е. поддержанию жадной увлеченности) служит и умеренность: ничего слишком! Заслуживает справедливого упрека чрезмерное рвение некоторых учителей, которым они утомляют умы своих учеников, занимая их серьезными делами с утра до вечера. Нечто подобное читаем о Сократе, который, говорят, созерцая или пытаясь уловить природу солнца, иногда простаивал от самого восхода до заката, не двинувшись с места, обратив взор к светилу, погрузившись в мысли, как бы отделившись душой от тела (см. Геллий I, 2, 1). (...)

(3) Надо всегда начинать с вещей первых и простейших и продвигаться к высшим и завершающим; также от легчайших к более трудным, вплоть до овладения труднейшими; от мельчайших частностей через малые сочетания до совокупностей любого объема. Например, в искусстве чтения от (а) алфавита (б) через слоговые таблицы (в) к словам, словосочетаниям, высказываниям, текстам и т. д. Так же и в арифметике, и где угодно новичку всегда всего полезнее начинать с очевиднейших вещей.

(4) Надо продвигаться вперед (особенно вначале) медленно, чтобы дети не почувствовали возложенного на них труда, а увидели бы, что потрудились, только завершив работу.

(5) Все постепенно. Как, вынув из лестницы хотя бы одну ступеньку, не говоря уже о двух или трех, ты сделаешь спуск с нее трудным и опасным и создашь угрозу падения, так и здесь: система вещей едина и так взаимосвязана повсюду, что разрывов нет, и для упорядоченного движения среди вещей не встретится ничего совершенно непривычного, а всегда - лишь ожидаемая и с необходимостью следующая новая ступень того, что уже было раньше. Познание вещей в человеческой душе должно совершаться в такой связи и совершенном сцеплении, чтобы подростку, юноше, мужу не представало ничего неожиданного, а только более частные выводы из того, что уже было познано раньше. Соответственно корни всего должны закладываться в младенчестве, пока дети как бы несознательны и ничего не замечают, а когда начнут сознавать, то увидят, что у них уже есть (а) жизнь, (б) здоровье, (в) энергия, (г) умение действовать, (д) нравы, (е) благочестие.

(6) Надо всегда сочетать примеры, наставления и практику, о чем говорилось выше.

(7) Надо учить через постоянный параллелизм троякого бытия, то есть упражняя сразу ум, язык, руку (смотри выше!).

(8) Надо все осуществлять в игре и соревновании, сообразуясь с возрастом в школе детства, отрочества, юности и т. д. И как Введение в языки сведено у нас к восьми сценическим диалогам, так и все остальное во всех школах и классах можно свести к театральным сценам, к самостоятельному рассмотрению и самостоятельному исполнению, даже всю Пансофию. (...)

Примечание о соревновании. Просто непостижимо, на что способен человек, если он соревнуется с другим в силе и умении, если он и сам тоже берется за тщательно обдуманное заранее дело и если верит, что для осмотрительной предприимчивости все доступно. В нас, смертных, есть божественная бессмертная сила, для которой нет ничего недосягаемого, ничего недоступного, которая рада без устали и скуки проникать во все, лишь бы ее не покидало благоразумное руководство. И если правильно понято одно лишь истинное основание вещей, то понято бесконечно многое, как, однажды подготовив хороший инструмент, можно сработать бесконечное множество вещей, имея крепкие ноги, можно пройти бесконечное множество дорог, имея зоркие глаза, можно сделать бесконечное множество наблюдений, а имея бойкий язык, можно произнести бесконечное множество речей и т. д. Короче, природа (или творец природы) позаботилась, чтобы у нас не было ни в чем недостатка, если нет недостатка воли. И обычное у поэтов призывание муз есть не что иное, как пробуждение заложенных в нас божественных дарований, обострение памяти, подстегивание ума и т. д.

(10) Надо применять мягкую и умеренную дисциплину, без насилия. О ней - в следующей проблеме.

30. Проблема XX. Достичь, чтобы дисциплина не отпугивала учеников от учения.

К этому можно прийти трояким путем. (1) Надо избегать того, чтобы появлялась нужда в дисциплине и наказании. Этого достигнешь, если будешь привлекать к учению простой похвалой дисциплине, питая чувства желанной пищей знания и не перегружая никого чрезмерной тяжестью уроков. (2) Надо умело применять меры, чтобы даже дисциплинарное взыскание не было слишком неприятным: действуй осторожно, благоразумно, умеренно, без свирепости, показывая любовь даже в самом наказании, начиная всегда с легчайшей его меры - увещания, порицания и т. д. (3) Надо наказывать не за неспособность или за нежелание учиться (если каким-то образом ученье стало скучным), а только за упрямство, когда ученик и после наставления поступает неправильно, и с единственной целью, чтобы он понял зло своеволия и в следующий раз остерегся. Не без причины школа именуется игрой (ludus), а для напоминания, что все в школе-игре должно служить радостной увлеченности; ведь разве бывает в игре место гневу, желчности, кулачному бою, ремню? Даже в школах, где обучают ремеслам, такое не применяется, так неужели в школах благородных наук и искусств дело должно обстоять хуже? Никогда! (...) Все сказанное о легкости и увлекательности учения можно свести к нижеследующему. Корни учения горьки, но плоды сладки, сказал мудрый Сократ. Это мы обычно и узнаем на опыте. Однако надо посмотреть, нельзя ли усластить и корни? Это явно возможно, (1) если устранить из обучения скуку и страх, (2) если все сделать прозрачным и как бы самопроизвольным, (3) если все сдобрить к тому же увлекательностью. Первого достигнете, (а) изгоняя дурные, уродливые примеры и всегда насаждая прекрасные, добрые, приятные; (б) обучая всему легко, мягко и с очевидностью для чувств; (в) применяя более мягкие наказания, чем до сих пор было обычно. Второго достигнете, (а) выжидая случай, когда сама природа, тяготеющая к тому или другому занятию, укажет пору (как образуются почки или цветы); воспитатель - просто слуга природы⁹⁷, так прочь опрометчивая спешка и насилие, пусть управляющий оглянется на управляемого (нельзя впрягать в повозку неокрепшего жеребенка); (б) продвигаясь постепенно (невзирая на жадность ученика), не перегружая природу ("спеши, не торопясь"); (в) скорее придерживая ученика, чтобы тем еще больше разжечь в нем стремление. О третьем - увлекательности - смотри следующую проблему.

⁹⁷ (См. примеч. к VIII 29 (1).)

31. Проблема XXI. Сделать так, чтобы чувства, ум, руки ученика все схватывали быстро.

Преподноси ему свободно и без принуждения все, что желаешь, и смотри, чтобы преподносимое не было туманным, путаным или тяжелым, но простым и ясным. Умело предлагай ему подходы к пониманию - и он быстро усвоит все.

32. Проблема XXII. Всему научиться быстро.

Не гонись за всем по отдельности, но (1) сперва правильно усвой основы, (2) менее полезное отставь, (3) остальное, если оно расплывчато, еще раз сконцентрируй. Если будешь постоянно идти таким образом, то за краткое время сможешь невероятно многое освоить чувствами, умом, руками. Пусть послужит примером Александр Великий, который за кратчайшее время столько совершил, потому что нисколько не медлил: покорив город или народ, он не задерживался и не останавливался (в противоположность тому, как вел себя Ганнибал в Кампании), но неизменно устремлялся дальше и дальше. И он брал не каждый отдельный город, не каждую крепость (на это недостало бы жизни), а только основные: после захвата главных остальные сдавались сами. Лишь скоропостижная смерть, прервав победоносное шествие, помешала ему стать победителем над всем миром. Чтобы этого не случилось с нашими маленькими Александрами, прежде всего надо постараться о продлении или, по крайней мере, о сбережении их жизни. Но есть и методические приемы, благодаря которым все облегчается: ведь все связано как бы единой цепью, ничто не противоречит этому общему правилу, всё течет, словно в едином потоке, и самопроизвольно стекается в одном месте. Даже смерть не в силах прервать стремление к премудрости, наоборот, способствует ему, ведя к вечному совершенству тех, кто уповал на вечность. Если же это стремление к полноте премудрости все-таки ограничивается временем нашей земной жизни и если даже всестороннее упорядочение вещей не обеспечивает их усвоение более медлительными умами, то все равно давайте поступать так, как поступал Александр, и посвящать свои силы главным образом главному; тогда остальное будет вынуждено или добровольно сдаться, или, по крайней мере, вести себя смирно, и мы захватим верховную власть! А главным пусть будут у нас начала познания, потому что, если они верно установлены и поняты, остальное проясняется само собой. Их-то и надо прежде всего как следует привить ученикам. Если хочешь иметь сад, цветущий и плодоносный, нет необходимости в тяжком труде доставления деревьев, кустарников и трав из других мест: надо только посеять семена и привить черенки растений к добрым саженцам; благодаря солнцу и теплу само все прорастет и год от года будет становиться пышнее. Точно так же, если правильно заложить начала познания, само собой прояснится бесконечное множество вещей. Опять-таки: хочешь, чтобы твой ученик знал много и основательно? Научи его многое не знать - а именно те пустяки, которыми занята толпа.

33. Проблема XXIII. Сделать так, чтобы учебные книги были полезны учащимся.

(1) Пусть всякий раз, приступая к новой книге, учитель начинает с исправления типографских ошибок, если они есть: по дурному экземпляру дурно учатся. (2) Не надо бросать книги ученикам просто так, словно кости собакам, но следует подражать добросовестным кормилицам, которые дают беззубым младенцам предварительно разжеванную пищу: и там и здесь следует снисходить к незрелости. (3) Это получится, если будем всегда учить, (а) надлежащим образом показывая заранее образец, (б) объясняя способ воспроизведения, (в) поправляя при неудачах и предупреждая об ошибках. Делай так всегда.

Для примера: (1) в науках понимание вещей доведи до чувства, представив вещь зрению, слуху, осязанию и т. д. с объяснением того, как все происходит, и проверкой правильности понимания. (2) Сходным образом поступай в искусствах и практических умениях: сам покажи, как все надо делать; вели подражать и сам покажи пример; за хорошее подражание похвали; ошибающегося поправь, но без гнева. (3) В филологии, уча языку, сам сперва все произнеси, а ученик потом пусть подражает, пока не научится. И, главное, пусть не бросает дела, за которое взялся, пока не одолеет его. (4) В первую очередь надо соблюдать это первое правило: всех и всесторонне надо приучать к членораздельному, отчетливому, ясному (а) восприятию вещей, (б) их словесному выражению, (в) практическому воспроизведению. В этих трех делах мы и совершаем всю жизнь ошибки, потому что спутанно воспринимаем вещи, принимаем одно за другое и т. д., откуда столько смуты и столько недолжного в человеческих помыслах, речах, делах и всей жизни. Лекарство от этого зла надо искать только в первоначальном воспитании, и нет лекарства действенней, чем вышесказанное расчленение на части и приведение в систему вещей, речей и помыслов.

34. Проблема XXIV. Всему обучать по порядку и постепенно.

Это получится, если учить сперва первоочередному, во вторую очередь - вторичному. Общеизвестны слова Горация: "Всех превзошел, кто сумел смешать приятное с пользой"⁹⁸. Справедливо - если выше приятного и полезного ставится благородство, благочестие и святость. В самом деле, за первыми двумя толпа и сама наперебой гоняется, этому нас не надо учить: каждый достаточно стремится к ним по собственному побуждению. Внедрять надо прежде всего третье: чтобы всякий человек, уважая свое высокое достоинство, старался не только о приятном и полезном, но, главное, о благородстве и добродетели. Здесь должна быть основа, цель и существо всех наших намерений и действий. Польза пусть будет дополнением к добродетели, чтобы сделать ее лучше, удовольствие (если оно возможно) - чтобы сделать ее и лучше и притягательнее. Так что надо исправить Горация следующим образом:

⁹⁸ (Гораций. Наука поэзии, III.)

 Первою быть должна ступень добродетели; польза 
 Следует пусть за ней; о приятном - третья забота.

А мир всё это извращает, сумасбродно ставя первое на последнее место.

Итак, на первом месте должно быть благочестие, питание души; на втором добрые нравы, закон человеческого взаимообщения; на третьем познание, пища таланта. Благочестие должно прививаться прежде всего, потому что в нем - обетование земной и будущей жизни. (...) Второе место после благочестия должны занять добрые нравы, полезные в течение всей жизни для общения между людьми. О них распространенное изречение: "Кто успевает в науках и отстает в нравственности, тот больше отстает, чем успевает". Здесь больше всего следует заботиться о том, чтобы все с ранних лет привыкали не к безделью, а к трудам и к усидчивости. Школы только тогда заслужат названия мастерских настоящей человечности, когда будут приучать молодежь не к праздности, а к трудолюбию и воспитывать не просто отвлеченных созерцателей, не словоохотливых говорунов, рассуждающих о любой, даже плохо понятой, вещи, не утонченных умельцев приводить доводы в чью угодно пользу, а, скорее, энергичных деятелей и осмотрительных распорядителей, опытных в неотступной деятельности и в умении правильно исполнять порученные им дела. Пусть общественные школы станут общественными лабораториями (laboratorium), гимнасиями, где занимаются полезнейшими для жизни упражнениями как действенным лекарством против той вульгарной неупорядоченности, которую большинство смертных выносит из школ и в которой пребывает потом всю жизнь, по известному сетованию Сенеки: "Большая часть жизни протечет в дурных делах, большая - в ничегонеделании, вся жизнь - в делании не того, что должно". Наконец, познания, сладостная наука, и питающая и развлекающая человеческие умы,- почему они на последнем месте? Ответ. Разумеется, прекрасно знать многое, а по возможности и все. Недаром сам Бог посадил в раю дерево познания добра и зла, такое приятное для глаз и вожделенное, что прельстило своим видом Еву, которая неосторожно приблизилась к нему. Но для нее лучше было смотреть на дерево жизни и жить, наслаждаясь им, чем пренебречь всем и погибнуть, сорвав плод. Прекрасное вредно, когда к нему стремятся ради него самого. Поэтому смертные должны упорней искать древа жизни, чем древа познания добра и зла, если мы не хотим вечно падать и блуждать; и сначала надо вместе с Соломоном молить о сердце, послушном Господу, чем вместе с тем же Соломоном пускаться в рассуждения о различении природ. Сам небесный Соломон, Христос, показал пример в своем человечестве: его первой заботой было совершенствование в премудрости и любви божественных, а не человеческих; сначала он достигал совершенства в познании закона божия и подчинении себя Богу (когда ему едва исполнилось 12 лет), а не в подчинении природы - себе (на 30-м году жизни). Как слепой сидит во тьме, светло ли вокруг или темно, так нечестивый погружен во тьму, есть ли у него знание, свет ума, или нет.

Далее, пампедический наставник должен соблюдать возрастные ступени, то есть знать, чему человеку следует учиться в любом возрасте. Основа этого подхода - знание ступеней познания вещей, которых три. (1) Интуитивная: когда познаваемая вещь, непосредственно представшая чувствам, запечатляет свой образ в человеческом уме, например, когда, видя звезду Юпитер, я одновременно узнаю от кого-нибудь ее название. Здесь сходятся три вещи: предмет представления, его образ и представляющий. (2) Сравнительная: когда ранее познанная вещь сопоставляется с ней же самой, появившейся вторично, или с другой, подобной, и мы соображаем, та же это вещь или другая, например, когда, видя новую звезду, подобно Юпитеру, я сомневаюсь, та же это звезда или другая, и прихожу к тому или иному выводу, сопоставляя размер, цвет, место, время (причем наличие Юпитера в этом случае необходимо). Здесь сходятся равным образом два предмета представления, два образа (ранее известный и новый) и представление (воображение). Способ этот - начало умозаключения: подобное высказывается о подобном, различное о различном, противоположное о противоположном, поскольку вещи, совпадающие (или не совпадающие) с чем-то третьим, совпадают (или не совпадают) между собой. (3) Ступень у зрения идей (ideativus): когда на основе совершенного познания идеи вещей сразу познаются и расцениваются с точки зрения их отстояния от совершенства все вещи, более или менее причастные этой идее. Здесь - тоже три момента: (а) идея, (б) одна или много вещей, причастных этой идее, (в) ум, их сопоставляющий и познающий. Этот способ высший и наиболее озаряющий, а потому последний и поистине пансофический. NB. Эти три ступени можно назвать также познанием (а) отдельного, поскольку здесь мы приходим к познанию одной вещи, (б) взаимосвязанного, поскольку эта ступень приводит нас к познанию обеих сравниваемых вещей, (в) целостного, поскольку эта ступень дает нам познание всех вещей, каким-либо образом причастных идее. Соответственно первая ступень приличествует раннему, младенческому и детскому возрасту, вторая - отроческому и юношескому, третья - молодому, зрелому и, наконец, старческому, когда формируется совершенное суждение о вещах, все равно, высказывается ли оно открыто или в притчах, иносказаниях.

Случай. Что делать, если кто-то окажется абсолютным противником просвещения, упрямцем, ожесточившимся до нетерпимости к каким бы то ни было добрым советам и увещаниям? Ответ. Говорят, бывают такие дикие и неукротимые лошади, которые хотя и позволяют поймать, вести и оседлать себя, однако никак не соглашаются войти в стойло, и все-таки их вводят с помощью уловки, завязав им глаза; не зная, куда их ведут, они следуют за коноводом. Если это верно и если среди людей тоже находятся дикие упрямцы, не допускающие обучения, то почему нельзя подражать той же уловке? Тут, однако, возникают три вопроса: (1) как уловить необузданного, отвергающего обучение человека? (2) Как ему завязать глаза, чтобы он не вырвался? (3) Как потом довести его туда, куда мы хотим? Ответ на (1). Человека можно уловить только уздой его собственного сердца, то есть с помощью врожденного ему желания какого-либо добра, дав ему возможность надежного обретения, пользования и наслаждения, если он пожелает пойти за нами (в подражание Павлу, Деян. 17, 23). Второе получим, лишив его всех авторитетов, то есть всякой оглядки на примеры, на то, что другие говорят или не говорят, делают или отказываются делать, на что надеются или не надеются: пусть он изберет себе водителем самого себя и свет собственных врожденных понятий, инстинктов и способностей; тогда он тем легче откажется от прочих водителей и, получив возможность самостоятельно судить обо всем, уже не будет бояться, что кто-то ведет его против его воли. По достижении этого всё остальное воспитание будет протекать уже легче, если будешь вести его с неизменной постепенностью, неспешно и спокойно, чтобы он нигде не заметил никаких разрывов [в доказательности преподносимого ему], не воспротивился и не отпрянул. Для этого никогда не говори ему ничего идущего вразрез со всеобщим и врожденным каждому человеку светом; видя, что он во всем руководствуется только своим же собственным здравым смыслом, он пойдет за тобой без колебаний по пути, который ему показывают и о надежности которого свидетельствуют его собственные глаза, пока не придет в стойло высшего блага, истинно познанного и истинно вкушаемого (то есть к жизни в согласии с полнотой премудрости). Там, в области света и радости, его можно будет уже отпустить на свободу. Так мы и пытались продвигаться в Пансофии и в других местах; насколько правильно, рассудят знающие, подтвердит само дело и развернут в подражании пампедические наставники.

Все сказанное выше в трех главах об универсальных школах, книгах и учителях послужит основой изложения также и в последующих главах, говорящих о том, как для каждого человеческого возраста необходимо учредить свои школы, создать свои книги и поставить своих наставников, чтобы все было пампедическим, т. е. служащим всестороннему совершенствованию всех людей.

Глава IX. Школа младенчества, материнское попечение, или о заботливом воспитании человеческого потомства от рождения приблизительно до шестнадцатилетнего возраста

Определение. Младенец есть новорожденный человек, только что вступивший в мир, во всем неразвитый, всецело нуждающийся в воспитании. Все, что здесь надлежат делать, просто, но требует ума, осмотрительности и благоразумия. В выражениях человек неразвитый и нуждающийся в воспитании первое указывает на материю, или предмет, всех школ, а второе - на цель воспитания и школьной работы. Нам важно знать поэтому, что такое неопытность, что такое обученность и какова разница между ними, чтобы от нас не осталось скрытым, какими мы вступаем в школы, какими должны выходить из них, в чем наши обязанности и как мы их исполнили: сбились с пути или достигли своей цели. Кратко скажем об этом. Все неотделанное, невыделанное, еще негодное для употребления (металл, камень, дерево, кожу) ремесленники называют сырьем, а все уже вышедшее из рук художника, отлитое, выкованное, обтесанное, выдолбленное, изваянное, получившее какую-то новую форму, а потому приготовленное для определенного употребления (возможно, также и отглаженное до блеска) они называют обработанным. Сходным образом человек, имеющий человеческой облик, но пока еще незаполненный ум, лепечущий язык, бездеятельные и еще неумелые руки, притом еще не наученный добрым нравам и не знающий Бога, является и может быть назван тоже человеком сырым, несовершенным или неразвитым, от которого только и можно ожидать мысли сырой, речи грубой, действий неопытных, общения с людьми и с Богом несовершенного. Наоборот, воспитан, обучен и наставлен тот, у кого ум светится наподобие ясного зеркала и показывает весь мир, даже сквозь тьму; язык выполняет службу самого находчивого переводчика всякий раз, как ум пожелает явить свой свет другому уму; рука быстро выполняет работу, если нужны не слова, а дела; нравы полны мягкости и склонны не вредить кому бы то ни было, а служить всем; наконец, сердце полно Бога и всегда пылает желанием угодить ему и наслаждаться его благодатью, - словом, воспитанный человек, словно живой образ божий, умом схватывает все, речью выражает все, делами показывает все, насколько возможно небесконечной природе; способность ко всему этому и есть человеческое совершенство, его истинная воспитанность. Такая вот образованность является и должна быть целью и назначением всех наших школ, прежде всего начальных, и всего нашего воспитания, а его семена надо сеять здесь, в раннем младенчестве, при закладке первых оснований. Что о таком воспитании надо заботиться от самого младенчества, доказывается (1) на основании Писания, (2) на основании идей, или разумных доводов, (3) на основании прообразов и примеров. (...)

(2) Разумные доводы.

1. Вся надежда на всеобщее исправление человеческих дел зиждется на первичном воспитании⁹⁹, что ясно не только из указанных мест Писания, но с еще большей очевидностью обнаруживается из нижеследующих разумных оснований.

⁹⁹ (См. примеч. к I 14.)

2. Мы обычно бываем таковы (телом, душой, нравами, стремлениями, речью, поведением), какими нас сделало первое воспитание и следующее за ним обучение в годы отрочества. (...)

3. Мы жалуемся на испорченность века и на растущее во всяком положении, поле, возрасте нестроение. Пытаемся мы и исправить друг друга в семье, в школах, в церквах, в государствах разными, по большей части насильственными способами: мы видим, что родители исправляют взрослых детей палочным боем, правители подданных - тюрьмой, мечом, петлей, колесом; цари обращаются с подвластными, полагаясь на макиавеллическое искусство, обман, коварство; подвластные, в свою очередь, мстят царям бунтами, отсюда войны, насилия и смуты повсюду. А ведь насколько было бы лучше понуждать людей уздою разума, а не силой законов и наказаний! Нет, возражают нам, люди не следуют водительству разума, смертные по большей части грубы умом, напрасно лечить мягкостью столь громадную испорченность и столь укоренившуюся повсюду предерзость. И все-таки надо спросить, почему разумное творение не может быть управляемо уздой разума? А что, если в самом способе управления, какое теперь принято, есть нечто неразумное? Врачи говорят нам: "Вред от первой микстуры не исправить ни второй, ни третьей". Мы ошибаемся в первоначалах всего. Плохо воспитываем ум,; который должен озарять путь для воли; не направляем волю, как должно, на благо, из-за чего страдает совесть. Итак, необходима тщательная забота о младенческом возрасте.

4. Вся сила растения - в семени, поэтому, что заложено в семени, то есть и в растении (...) Так человек: к чему привыкнет в раннем возрасте, таким остается в старости. Пороки начального воспитания сопровождают нас в течение всей жизни. Поэтому главное обережение рода человеческого - в колыбели. (...)

Назначение первичного воспитания в том, и должно быть в том, (1) чтобы вовремя разжечь божественные огоньки, таящиеся под телесной оболочкой; (2) чтобы не дать миру и Сатане, а также и силе природы, которая устроена наподобие машины для определенных движений, завладеть человеком и увлечь его к пустым и гибельным делам; не то что люди не знают о своей полной самостоятельности, но они не умеют добиваться ее, и поэтому, прежде чем они начнут добиваться, их надо научить; (3) наконец, чтобы по-настоящему снабдить их вещами, по-настоящему полезными для этой и будущей жизни, а именно (а) ознакомить их с миром, чтобы ничто в нем не могло повредить им и ничто не осталось бесполезным, (б) обучить их правильному обращению с людьми, общения с которыми в мире и невозможно, и не нужно избегать, и (в) привести их к Богу и научить жить поистине небесной жизнью. Способствующие этому средства - (1) театр мира и все, что в нем есть и что постоянно упражняет наши чувства; (2) система человеческой природы, которая, будучи правильно понятой, показывает равенство этой природы во всех, чтобы каждый по себе научился ценить всех и хотел или не хотел всем того, что сам хочет или не хочет себе; (3) совокупность божественного откровения, доводящая до нашего ума и сердца Бога, ангелов, небеса и будущую жизнь. Способы применения всего этого - (1) собственная благоразумная забота, (2) любая и всякая помощь извне, (3) молитвы о снискании божьего благословения. Основание первого: никто не заботится о чужом так же, как о своем; что хочешь, чтобы другие сделали для тебя и твоих ближних, сделай сначала сам. Основание второго: никто не может быть в одиночку достаточно прозорливым и не моя^ет присутствовать всегда и везде, особенно если отвлекают дела. Основание третьего: все человеческое благоразумие было бы ничем, если бы не помогало заботливое всевидение Бога. Итак, (1) у кого есть время, сам оберегай и воспитывай своих детей; (2) кому некогда, пусть наймет других, благочестивых, положительных, знающих, которым, однако, и сам пусть помогает, проверяя все, по крайней мере, раз в неделю; (3) каждый пусть ежедневно молится о своих ближних Богу.

Сам ли, с помощью ли других выполняет свою обязанность родитель, он должен делать это (1) всерьез, однако (2) не сурово, а мягко и (3) неотступно. (1) Всерьез: потому что серьезное дело - правильно воспитать человека, господина мира и будущего наследника Бога в блаженной вечности, для правильного обращения с вещами и для богоподобной святости; ведь если с первого начала все не будет сделано и устроено правильно, остальной труд пойдет впустую. Отсюда: Сир. 22, 7-9. (2) Мягко, применительно к ребенку: делайте ему для забавы игрушки, но такие, которые помогают выучить названия вещей, а со временем - и узнать их употребление. Ребенка можно научить взрослым вещам, но применительно к ребенку. Так Тимофей¹⁰⁰ с младенчества мог выучить Священное писание, т. е. научиться теологии; неужели же нельзя философии, праву, медицине, каждой науке по-своему?

¹⁰⁰ (2 Тим. 3, 15; 1 Тим. 4, 7-8.)

(3) С постоянством.

В этой школе младенчества должно быть шесть классов: (1) рождения, полмесяца; (2) кормления грудью, шесть месяцев; (3) лепета и первых шагов; (4) говорения и чувственного восприятия; (5) нравов и благочестия; (6) первая школа совместного обучения, или класс первых познаний. (...)

6. Класс материнского надзора, первого совместного и активного обучения.

Это своего рода полуобщественная школа, где дети должны приучаться к общению, игре, пению, счету, укрепляться в добрых нравах и благочестии, упражнять чувства и память (без чтения и письма) под присмотром достойных матерей семейств, у которых устраиваются такие собрания соседских детей на взносы тех, кто хочет таким образом понемножку воспитать свой молодняк и подготовить его к общественной школе - приблизительно от 4-го до 6-го года. Такие школы Софоний Газенмюллер советует устраивать даже для совсем маленьких, еще неспособных читать и писать, но уже готовых для того, чтобы учить их членораздельному произношению, счету и всему, что поможет им лучше воспринять будущую школьную науку, - то есть воздействовать на их память, показывая и произнося перед ними то, что они должны правильно произносить и путем частого произношения запомнить, например: (1) весь алфавит по порядку на память; (2) односложные, потом двусложные и далее трехсложные и многосложные слова; (3) красивые выражения из двух, трех, потом и более слов, внушающие им страх божий и понимание должного и недолжного; (4) как можно больше кратких молитв и восклицаний, (5) символ веры, (6) десять заповедей, (7) счет до ста, (8) таблицу умножения; (9) построение слогов по памяти, по складам, но только односложных слов - это упражнение он рекомендует как крайне полезное; (10) показывание детям раскрашенной книги (Lucidarium¹⁰¹) с фигурами.

¹⁰¹ (Lucidarium - светильник. Этим словом назывался сначала учебник латинского языка Коменского, известный ныне как "Мир в картинках".)

Для детей при учении нет более тяжелого труда, чем тот, который приходится вложить в первые элементы: детям стоит больших усилий наука чтения и рисования букв; после преодоления этой трудности, словно после обнажения родников, все остальное течет наподобие ручейка. Поэтому стоит каким-то образом подсластить эти первые горькие корни образования, чтобы дети не чувствовали трудности, а это можно сделать, только придав довольно тяжелой этой работе форму игры. Как это сделать, учит Сааведра (с. 36)¹⁰². Но его совет о 24 кубиках слишком сложен; хватит четырех, на каждом из которых написаны 6 букв. (1) Возьмем один,; на котором нарисованы или написаны гласные. Пусть дети его бросают, называя гласную, которая выпадает каждому из играющих; кто не сумеет, проигрывает. (2) Когда будут знать их в совершенстве, возьмем второй кубик, с гуттуральными согласными, и пусть бросают сначала его один, пока не будут хорошо знать эти согласные, а потом - вместе с первым, для составления слогов. (...)

¹⁰² (Сааведра - автор книги "Идея принципов христианства, изложенная в ста параграфах" (Мюнстер, 1640; Брюссель, 1649).)

В последний год младенчества каждому ребенку надо дать две книжки: (1) раскрашенную книгу (Lucidarium), содержащую [изображения] повседневных, хорошо знакомых вещей с надписями, а прежде всего живую азбуку¹⁰³, и (2) учебник Библии, содержащий важнейшие истории священных книг; то есть всего Писания. Тут, однако, надо соблюдать две вещи: (1) книги надо давать не обе вместе, а отдельно, по одной в одно из двух последних полугодий; (2) надо не оставлять детям книги на их произвол, а вручать в определенные часы до и после полудня, чтобы их не порвали и чтобы они не наскучили от частого рассматривания. От этого будет польза: (1) у ребят будет прекрасное занятие вместо беготни или бесполезной игры; (2) их ум исподволь загорится любовью даже к книгам, где не будет картинок; (3) они получат такие первые впечатления от вещей, где все будет раздельным, ясным, расчлененным, не хаотичным; (4) все запавшее в их память от чтения Священного писания уже не забудется, ведь первые впечатления всего прочнее; (5) это будет введением и подготовкой к последующим упражнениям: увидев, что мать или кормилица читает по книге, они легко поймут, что картинки там не зря, и попытаются тоже читать и учиться. Так у них образуется локальная память на обе книжки, и когда они придут в класс чтения, успев до этого не раз подержать их в руках, то им будет легко разобраться в хорошо знакомом, как бы уже известном, и останется лишь добавить к этому что-то новое, а именно умение читать и писать с привычкой выучивания наизусть, которая дает немалые плоды благодаря многократному повторению.

¹⁰³ ("Живой азбукой" открывается "Мир в картинках" Коменского. Рядом с каждой буквой в "живой азбуке" помещен рисунок животного, производящего те звуки, которые сходны со звуком, обозначаемым соответствующими буквами (например, буква "ш" иллюстрируется изображением змеи, издающей шипение, и т. п.).)

Сказанного здесь о воспитании младенцев, во славу божью, пусть пока будет достаточно. Прежде чем покинуть эту школу, вынесем из нее, поскольку мы стали более зрелыми, несколько полезных напоминаний, которые несомненно помогут отвратить падение людей, семей, государств.

Аксиома I. Пренебрежение воспитанием есть гибель людей, семей, государств и всего мира.

Аксиома II. Приобретенные в семье пороки ведут позже к мучительным трудностям в школах, церквах и общественной жизни.

Аксиома III. Всего тщательнее надо воспитывать тех, на кого другие возлагают свои надежды, например детей знати, государей.

Аксиома IV. Основа доброго воспитания в томА чтобы все научились понимать, чем отличается человек от животного, чем отличается добрый человек от злого, ученый от неученого, мудрый от глупого и, наконец, чем земная жизнь отличается от будущей и путь, ведущий к блаженству, от пути, уводящего к погибели.

Глава X. Школа детства, или об искусном и заботливом воспитании молодых людей от шести до двенадцати лет

Поскольку всё, что младенцы и дети начинают брать в руки, рассматривать, слышать, говорить, делать и т. д., становится фундаментом, над которым надстраивается все последующее на протяжении всей жизни, мы должны иметь неотступную заботу о правильной закладке этого фундамента. Начало этому мы уже положили в предыдущей главе о младенцах, еще не умеющих пользоваться разумом; мы наметили для них школу, сообразную их способности понимания, а теперь, выйдя из нее, вступаем в школу детства, где следует учить всему тому, что будет предметом и школы отрочества, только в школе детства более кратко, доступно и на родном языке. (...)

Средством для достижения этого будут шесть классов, каждый со своим заданием и охватывающей это задание книжкой. Эти классы и книги следующие: 1) Начальная словесность, (2) Мир чувственно постигаемых вещей (иллюстрированная книжка), (3) Этика для детей, извлеченная из наглядных вещей и разбора человеческой природы, (4) Собрание библейских историй, (5) Суть Библии, простейшее изложение всего, во что должно верить, на что должно надеяться и что должно делать, (6) Сфинкс¹⁰⁴ для детей (оттачивание умственных способностей). Эти предназначенные для школы детства книги должны быть все составлены так, чтобы (1) готовить путь для тех, кто пойдет учиться латыни, и нести жизненный свет тем, кто посвятит себя ремеслу; (2) кончит ли кто все эти классы народной школы или нет, каждый сможет получить соответствующую его ступени пользу, научившись читать (в первом классе); (3) даже не посещающий общественную школу сможет научиться грамоте от кого-нибудь и самостоятельно вникнуть в остальное.

¹⁰⁴ (Сфинкс - здесь: учебник, состоящий из загадок и отгадок.)

Чтобы достичь этого, книги должны быть (1) всеобщие, всеохватывающие; (2) методические, сами собой продвигающие ум со ступени на ступень; (3) украшенные символическими картинками и всевозможными увлекательными изображениями. Названия [книг и классов] должны быть взяты из садоводства,- скажем, Саженцы, Семена, Фиалки, Розы, Сад, Рай¹⁰⁵, - и на каждом экземпляре должно быть изображение или картинка корешков, семян, фиалок, роз, сада, рая, а содержащиеся в них предметы должны соответствовать этим названиям, например: (1) Саженцы содержат азбуку, букварь, словарь, цифры, краткие молитвы; (2) Семена - краткое собрание всех изречений (или положений всей Пансофии); (3) Фиалки - более обширное и полное собрание; (4) Розы - строение мира, или природы (с упражнениями); (5) Сад - строение ума, мир искусства, нравственный мир; (6) Рай - строение Библии и ее суть (с упражнениями): вера, любовь, надежда. Почему это нужно? (1) Чтобы детей захватывали и увлекали названия такого рода; (2) чтобы понятней была последовательность всего и была совершенно ясна общая задача.

¹⁰⁵ (Названия классов и учебников совпадают, потому что в каждом классе должен изучаться один учебник, по Коменскому (ср. "Великая дидактика", гл. 29).)

Пусть книг будет мало. Если предстоит освободить мир от их потопа, то начать это освобождение надо с начального образования; если вступление в мир надо начинать с божественных библиотек, - то - при начальном воспитании!

По количеству заданий книги должны быть таковы, чтобы как раз занять все время детства, не оставив ничего для суетности и зла. (...)

Класс VI. Сфинкс для детей (рай).

17. Пусть все изучаемое детьми запечатляется в их памяти. Этот возраст не чувствует труда, потому что не думает о нем; он любознателен и легко во все вникает; легко схватывая все еще не затвердевшим мозгом, он способен за один год многое усвоить (даже какой-нибудь язык целиком) - так пусть теперь он и собирает себе сокровище.

18. К упражнениям для детей следует причислить изучение языков соседних народов - или дома от слуг, или от знающих этот язык учителей, или в общении со знающими его людьми, которым можно поручать десяти-одиннадцатилетних либо также двенадцати-тринадцатилетних детей в качестве промежуточной ступени (вне круга обычных занятий) между школой детства и школой отрочества. Дело в том, что детский возраст всего удобнее для изучения языков: (1) язык в эти годы подвижнее, чем впоследствии, и легко образует самые трудные и непривычные звуки; (2) память, главная опора языков, всего сильнее; (3) свойственная детям говорливость очень способствует такому изучению; (4) для реалий, в отношении которых требуется рассуждение, детские умы еще не доросли; чем же им пока заняться? Всего лучше - изучением языков, тем более что у нас есть метод, ускоряющий дело за счет работы с известным материалом, чтобы ум не тратил силы на усвоение вещей, а лишь овладевал в свете вещей словами. Легкий способ: те же книги, которые освоены на родном языке, дать детям на том языке, который они намереваются изучить, с совпадением до последнего слова. Тогда (1) дети легко все схватят, потому что ум будет поглощен уже не вещами (которые заранее известны), а только словами и фразами; (2) от повторения вещей их понимание станет яснее; (3) тем основательнее будет подготовка ума к более высоким предметам.

19. Надо всех приучать к музыке, (1) ибо все должно быть гармоничным, а здесь наиболее явственная гармония; (2) ибо она служит пристойному отдыху; (3) ради хвалы божией, чтобы все соревновались в подражании Давиду.

Общее правило. В школе детства общие предметы должны трактоваться в общем порядке, невзирая на то, кто станет в будущем знатным, плебеем, ремесленником, купцом, крестьянином, министром или аудитором и т. д., потому что здесь преподаются всем полезные вещи, подобно тому как в материнском лоне у всех людей образуются все члены. (...)

Глава XI. Школа отрочества, гимнасий языков и искусств, особенно латыни и других ученых языков, с энциклопедией наук и искусств, нравов и благочестия

6. Что такое развитие способностей? О нем говорят в таком же смысле, как и о возделывании полей, огородов, виноградников: это такая их заботливая обработка, чтобы они приносили полезный для человеческой жизни плод. В этой связи способности и таланты называют полем души.

7. Из скольких частей складывается развитие способностей? Из стольких же, сколько у нас способностей, а именно из трех. Ум развивается, или совершенствуется, для того, чтобы мы знали много истинного и не обманывались ложным, ради избрания блага и избежания зла. Рука вместе со всеми нашими деятельными способностями развивается для того, чтобы мы умели исполнять, что должно исполнить, и преодолевали своим трудолюбием недостатки вещей. Язык развивается для того, чтобы наше общение с людьми было разумным, увлекательным и приятным. Словом, нас воспитывают для того, чтобы мы умели разуметь, действовать и говорить¹⁰⁶.

¹⁰⁶ ("Разуметь" - sapere, "действовать" - agere, "говорить" - logui создают аббревиатуру SAL, что значит "соль", т. е. "соль мудрости", пансофии. Целокупность мира, природы, человека, мышления, бога познается, по Коменскому, пансофически - в результате совместной деятельности разума (S), рук (А) и речи (L). SAL входит в понятие "всё" и как содержание образования, и как метод обучения (см. примеч. к названию I гл. "Пампедии"). Ср. "Пампедия", гл. I, а также трактаты "О культуре природных дарований" и "Выход из схоластических лабиринтов".)

16. (...) Подростки - это молодые люди, вышедшие из детства, но все еще не достигшие полного роста, рассудительности и развития сил.

Цель школы отрочества - вводить накопленный чувствами лес познаний в определенные формы ради более полного и явственного применения рассудительности, коль скоро достоинство человека по сравнению с животными зависит от его разума. Следовательно, разум и должен развиваться всего тщательнее, чтобы мы как можно дальше отошли от животных и как можно больше приблизились к ангелам. (...) Великая дидактика учреждает шесть классов этой школы: (1) грамматика, (2) физика, (3) математика, (4) этика, (5) диалектика, (6) риторика, куда входят разные упражнения в стиле, история и Геллиева коллегия. Впрочем, если какая-то школа или какой-либо класс в ней будут пансофическими - а отличаться они должны только степенью, - учиться всему этому нужно будет, конечно, по-другому.

Глава XIII. Школа зрелости, к которой относятся искусства благой жизни и успешной деятельности, или жизненная практика

Определение. Зрелым называется человек, достигший предела роста и сил, способный к ведению дел и уже начинающий на деле тот образ жизни, к которому готовился.

1. Вся жизнь - школа, как мы видели в предшествующих главах. Значит, ее средняя часть, время полной силы, - тоже школа, и даже в высшей степени, потому что предшествующие возрасты и школы (младенчества, детства и т. д.) были лишь ступенями по пути сюда; не двигаться теперь вперед значило бы отступать, тем более что остается еще многому научиться, причем не просто играм и упражнениям, а уже серьезным делам.

2. Многому могли научить прилежного ученика низшие школы, которые он до сих пор прошел, но ни одна больше, чем эта, в которую он теперь вступает, - школа серьезного ведения дел и разнообразного общения с людьми в течение всей остальной жизни.

3. Далеко не пустым человеком был сказавший: "Многому я научился от своих учителей, но еще большему - от соучеников, а важнейшим вещам - от учеников". В самом деле, создавая, мы создаем самих себя, а действуя, становимся искусными в делании. (...)

4. Если кто-то воображает, будто в чем-либо преуспел, не имея опыта этой зрелой деятельности, он тешит себя призраками и пустым мнением. Гален¹⁰⁷ говорил, что теоретик без практики - сухопутный мореплаватель, который, спокойно сидя в кресле, прекрасно изображает порты, скалы, мысы, Сциллу и Харибду и великолепно проводит корабль по столу среди посуды; но, если он спустится к морю и ты доверишь ему руль судна, он разобьется о те самые скалы, которые так хорошо перед этим знал.

¹⁰⁷ (Гален (129-199) - греческий врач, работавший в Риме, автор знаменитых комментариев к произведениям величайшего врача древности - Гиппократа (V-IV вв. до н. э.) и работ по логике и философии.)

6. Цель этой школы - благоразумное и искусное управление жизнью и всеми нашими действиями и претерпеваниями (это особенно касается деятельной любви) и забота о том, чтобы из приобретенных в юные годы знаний, нравов и благочестия ничто не растерялось, будучи перенесено в дела жизни и ее треволнения, а, наоборот, все именно теперь нашло свое настоящее применение. Ведь весь плод познаний состоит в благоразумном порядке жизни. Поэтому людей надо научить, как приобретенный ими свет познаний должен прилагаться ко всем жизненным делам с тем, чтобы, безукоризненно пройдя через все хорошее и плохое, человек пришел, наконец, к прекрасному исходу своей жизни.

7. Средства. (1) Три книги божии, к непосредственному прочтению которых мы теперь переходим: зрелые мужи оставляют всевозможные ребяческие пособия и Введения. (2) Загруженные делами, люди имеют отныне время лишь для Бога и своего призвания. (3) Из встречающихся авторов - только самые лучшие.

8. Способ. Все делать всерьез, то есть на практике и для пользы. О Плинии говорили: "Он учитывал все, что прочитывая"108. Постарайся же, чтобы о тебе, зрелом муже, можно было сказать: все, что он читал, говорил, делал, обращалось на пользу жизни.

¹⁰⁸ (Сведения о Плинии Старшем, римском писателе и ученом I в., Коменский почерпнул в книге Дрехеля "Золотой рудник" (1638, с. 18).)

9. Классов, или, вернее, ступеней, здесь три: (1) вступающие в зрелый возраст, или начинающие свое жизненное дело; (2) продолжающие дело своей жизни; (3) ведущие свое жизненное дело к завершению.

10. Методом пусть будут здесь [внутренние монологи], чтобы всякий просвещенный человек рассуждал сам с собой, излагая перед самим собой все возможные случаи и вынося решение.

Размышления, пригодные вообще во всех классах школы зрелости:

(I) Жизнь - школа. Следовательно, не надо отбрасывать книги, как многие делают, но именно теперь пора по-настоящему и с пользой их применить. Школа требует образцов, наставлений и упражнений. Поскольку зрелый возраст - тоже школа, взрослые люди тоже должны (1) изучать историю, чтобы почерпнуть в ней примеры; (2) искать в ученых книгах общезначимое знание; (3) упражнять себя в непрестанной деятельности. Поскольку же к школьным упражнениям относится и состязание (которое именуется соревнованием, если оно молчаливое), то надо подумать о том, как в благородном соревновании люди могли бы по-дружески побуждать себя к добру. Разумеется, школа зрелости свободна и не привязана к книгам и учителям; но так как для каждого само его призвание будет школой, окажется необходимым, чтобы всякий сам для себя и для своих ближних был и учителем, и книгой, и школой, сам подавал себе и своим ближним примеры, предлагал наставления и постоянные упражнения. При всем том, поскольку один ум хорошо, а два лучше, никто не семи пядей во лбу и всякий может чему-нибудь научиться от ныне живущего или уже умершего друга, то прилагаем здесь совет о чтении книг вне школы: надо ли их читать, какие книги надо читать, с какой целью и каким образом. Дурной, но во многих местах укоренившийся обычай забывать вместе со школой и книги, отбрасывая их, словно оковы, заставляет меня сказать несколько слов против этого безобразия; пусть люди подумают, какой глупый, вредный и неоправданный поступок они тут совершают. В самом деле, разве не назовешь сумасшедшим ремесленника, который точит топор, а наточив его, выбрасывает? И что может быть пагубнее, чем, потрудившись в течение стольких лет, отказываться от плодов этого труда? А ведь ты отказываешься от них, если не продолжаешь трудиться: не идти здесь вперед - значит отступать! Разве можно быть несправедливее по отношению к самому себе, чем мастер, который научился какому-то жизненно необходимому искусству, а потом пренебрег им? (...)

(II) Жизнь - призвание. Следовательно, при вступлении в эту школу надо избрать определенный род жизни, в котором, служа Богу и человеческому обществу с пользой и по возможности с удовольствием, ты провел бы все дни своего земного бытия.

(III) Жизнь - труд¹⁰⁹. Каждый должен верить, что послан в жизнь небесным хозяином для совершения какого-то дела, словно в его винограднике (Матф. 20) или на его поле, в его торговом предприятии и т. д., и что вся человеческая жизнь есть поденный труд. Если будешь верным и добросовестным, можешь ожидать награды, если коварным и небрежным - наказания.

¹⁰⁹ (Ср. с излюбленным Коменским латинским выражением "Fabricando fabricamur" - "Мы созидаем себя трудясь", неоднократно упоминаемом в большинстве произведений Коменского.)

(IV) Жизнь - путь, а именно к старости, к смерти, а за ней к вечности. Стало быть, надо готовить опору для старости, (1) потому что всякая предшествующая ступень - для последующей, как звено в цепи; (2) потому что нищенствующий старик - вещь я;алкая и неисправимая, как застарелая болезнь. (3) Старость сравнивают с зимой. Но зима сама по себе бесплодна, не дает никаких плодов и лишь позволяет людям пользоваться припасами; кто ничего не собрал летом и осенью, будет нуждаться и голодать. (4) В зрелом возрасте всё еще возможно, после будет нельзя. Здесь все процветает, чувство, разум, память, сила суждения. У стариков все это понемногу вянет, а иногда и совершенно иссякает. Поэтому необходимо собирать всевозможные сокровища полезных вещей.

(VI) Жизнь - труд, муравьиный труд. Следовательно, необходимо прилежание, и ты должен соблюдать следующие правила: (1) делай только то, что приносит определенную пользу (трудиться впустую - признак глупости); (2) пользуйся только надежными средствами; (3) выбирай по возможности удобные способы; (4) делай добро, какое можешь, и делай быстро; (5) верь, что неожиданно представляющиеся случаи посланы небесами; (6) знай, что мудрому не свойственно упускать представившийся случай; (7) за исключением Бога, полагайся только на себя самого. (...)

Искусство продления жизни. Основа долголетия - не праздная жизнь, а неустанный полезный труд. В самом деле, ленивому всё ночь и сон, трудолюбивому - день и бодрствование; безделье гроб для живого человека, поэтому праздный подобен мертвому. Опять-таки: всегда помни о смерти. Как верно то, что нам случилось родиться, так верно и то, что мы должны умереть; неизвестно только когда. И, однако, от этой точки начинается вечность.

Прежде чем закончить, просмотрим вкратце все основы зрелой мудрости. (1) В отношении неизвестной вещи ничего не решай, не утверждай, не предпринимай. (2) В отношении не вполне известной вещи ничего окончательного не решай, не утверждай, не предпринимай. (3) Во всяком деле сперва реши в уме и лишь потом высказывайся или действуй. (4) Таким образом, мудрость есть осмотрительное (а) решение, (б) слово, (в) дело. (5) Совершенная и основательная мудрость есть совершенное и основательное продумывание, высказывание и делание. (...)

Глава XIV. Школа старости, вершина человеческой мудрости, счастливое достижение предела земной жизни и блаженное вступление в жизнь бессмертную, или пожинание плодов жизни

1. Старость - последняя часть человеческого века, клонящаяся к закату и соседствующая со смертью. Что и она тоже школа и что старики тоже должны подчиняться законам совершенствования, ясно из следующего. Во-первых, вся паша теперешняя жизнь - низшая школа, где мы готовимся к академии вечности; но старость есть часть этой жизни; следовательно, она часть школы; следовательно, она - школа; следовательно, она должна иметь своих наставников и свои правила, свои уроки и задания, свою дисциплину, чтобы и для стариков продолжение жизни было продвижением вперед.

2. [Во-вторых], завершение всякой деятельности требует максимального внимания, чтобы все предшествующее не оказалось бесполезным и не было загублено; но старость есть венец всей жизненной деятельности; следовательно, надо остерегаться, чтобы все труды всей жизни не оказались напрасными. Следует знать и причины этой осторожности.

3. Все немощное нуждается в управлении и поддержке; но старость считается самым немощным возрастом; следовательно, ее нельзя оставлять и лишать опор.

4. У стариков есть свои особые пороки и нравственные недуги, для борьбы против которых их надо в совершенстве оснастить необходимыми средствами и методом правильного применения этих средств; ведь и они не все сами могут собой распорядиться, и недаром один мудрый человек сказал: "Положение человека в тяжкой этой жизни таково, что не только тело, но и душа стареет, нуждаясь в повседневном подкреплении и лекарстве. Мы видим, что пренебрегающие этим к старости превращаются чуть ли не в животных"¹¹⁰.

¹¹⁰ (Ср. Сенека. О краткости жизни, 7, 3.)

9. Что касается цели, если завершающее требует завершения, а высшее - высоты, то для школы старости (завершающей и высшей школы) остается некое завершающее и высшее для человека на земле задание, коль скоро в человеческой жизни только тогда все хорошо, когда ее концовка хороша. А что это такое? Некое славное увенчание человеческой жизни, сладостное предвкушение жизни бессмертной и, наконец, блаженное в нее вступление. Скажу яснее: в школе старости надо учить и учиться тому, каким образом старые люди должны иметь возможность, уметь и хотеть (1) правильно наслаждаться плодами проведенной жизни, (2) правильно проводить остаток жизни, (3) правильно завершать всю свою земную жизнь и радостно переходить в жизнь вечную.

10. Таким образом, эта школа будет иметь три класса: (1) класс переступающих порог старости и рассматривающих свои задачи и дела (совершенные и предстоящие); (2) класс вступивших в зрелую старость и спешащих исполнить то, что еще осталось; (3) класс ветхих стариков, которые ожидают уже только смерти. Конечно, смерти ожидать следует во всяком возрасте и думать о ней всегда полезно, но здесь - более всего и с необходимостью, потому что раньше люди могут умереть, а теперь они не могут не умереть (...)

Всеобщего совета об исправлении дел человеческих