Светочи Европы...

^* (Посвящение "Всеобщего совета об исправлении дел человеческих" "ученым, благочестивым, высоким мужам" (т. е. людям науки, церкви и политики) всей Европы является второй (и следовательно, более или менее поздней) редакцией предисловия к "Всеобщему совету". Первая представляла собой обращение к "могущественной тройке североевропейских государств, Польше, Швеции и Великобритании, а через их руки - ко всем королевствам и королям, государям и государствам христианских земель" (см. "Паннутесия", гл. 12, см. с. 554 наст. т.). Посвящение "Светочам Европы..." дважды издавалось (вместе с "Панегерсией", "Панавгией" и "Паннутесией") при жизни Коменского без указания места и года издания очень небольшим тиражом в порядке пробно-показательной печати (исследователям, однако, было нетрудно установить, что издание было осуществлено в Амстердаме, во всяком случае, после 1656 г., когда по приезде туда Коменский впервые заговорил о планах издания там "Всеобщего совета", см. письмо Магнусу Гезенталеру 1 сентября 1656 г. и "Продолжение братского увещания...", § 122, наст, изд., т. 1, с. 70 и примеч.). Затем "Светочи Европы..." вышли (вместе с "Панегерсией" и "Историей чешских братьев") в Галле (1702). Наш перевод - по изд.: I. А. Соmеnii... consultatio catholica... - Pragae, 1966, с. 27-38.

Исследователи отмечают сходство между формулой обращения Коменского и началом анонимной книги "Слава братства розенкрейцеров" (см. о ней "Лабиринт света...", гл. XIII, примеч. 34): "К ученым, вождям и всем сословиям в Европе". О том, что во "Всеобщем совете" Коменский хотел довести до осуществления прозвучавшее в 1610-х гг. на всю Европу, но оставшееся неисполненным обещание розенкрейцеров, см. "Лабиринт света...", примеч. 34.)

^** (Обращение к "светочам Европы, ученым, благочестивым, высокопоставленным мужам". Призыв отвлечься от своих злободневных занятий и рассмотреть предлагаемый проект, касающийся блага всего человечества. Перечисление семи частей труда. Почему именно христианская Европа должна перед лицом всего мира предпринять иренические и мироустроительные усилия. Необходимо стремиться к прекрасной гармонии бытия. Полезность, необходимость и безвредность предпринимаемого дела. Призыв к его беспристрастному и благосклонному рассмотрению (т. I, с. 27-36)***.)

^*** (Страницы в круглых скобках - по пражскому изданию 1966 г. (см. комментарий к "Всеобщему совету" выше, с. 511).)

Светочи Европы, ученые, благочестивые, высокие мужи, приветствую вас!

1. В афинском Ареопаге было правило: "Без предисловий и страстей!" Великие мужи, вы для меня - высокие Афины, вы - славный Ареопаг! Только правила этого я не послушаюсь. Во-первых, излагаемое перед вами дело важней любого, когда-либо стоявшего перед Ареопагом; грех был бы не предупредить об этом. Во-вторых, я вижу вас погруженными в такое множество занятий, что без какого-то исключительного повода слушать меня вы не будете, а если не будете, то и говорить о столь важных вещах не подобает. Чувствую, в-третьих, уже сейчас, впервые выступая перед вами, что должен заранее отразить любую предвзятость по отношению ко мне и к моему делу не просто щитом, но каменной стеной; ею, с вашего позволения, я и огражусь.

2. Вы видите, к чему мы приступаем! Будем совещаться об исправлении дел человеческих всеобщим образом (catholice), то есть всеохватно и всенародно, как еще не делалось от начала мира. По существу дела здесь нет ничего нового; по способу подхода к делу - небывалая новизна. Конечно, с тех самых пор, как в мире начался упадок, человеческими умами еще ни разу не овладевала такая косность, чтобы они перестали видеть и оплакивать свои беды, стремиться к каким-то добрым переменам; да в любом веке, народе, состоянии разумнейшие из людей уже и потрудились в меру своих сил. Но вплоть до сего дня никогда еще не замышлялось исправление всех пороков всеми сообща - к чему вас и побуждаю, возможность чего на благо всему миру и доказываю.

¹ (Consultare catholice характерным для стиля Коменского образом означает здесь одновременно "держать совет обо всем" и "совещаться всем вместе". "Кафоличность" по замыслу Коменского восстанавливает искаженную римским католичеством идею всеобщей, общечеловеческой истины.)

3. Что касается первого², то свидетельством здесь мудрые мысли, речи, деяния, в огромном числе донесенные до нас письменностью, начиная от глубокой древности. Все эти труды можно считать похвальными, если судить по намерениям; и добрыми и дурными, если судить по средствам исполнения; пока еще мало отвечающими поставленным целям, если судить по исходу. Мировое нестроение продолжается, и для всей совокупности человеческого рода дело не тронулось с места: хоть божьей милостью много что заметно улучшается день ото дня в разных местах, но потом снова скатывается в хаос.

² (Т. е. прежних попыток исправления. У Коменского еще сохраняется идущая от схоластики строгая размеренность изложения ("по пунктам").)

4. Неужели никак нельзя каким-то более действенным образом исправить все множество разнообразных, нелепых и гибельных извращений, мало-помалу совершенно избавив от них человеческий род? Что мешает попытаться? И, как нам после других, что мешает другим после нас тоже снова и снова делать такие же попытки? Задача заведомо такова, что предпочтительней тысячу раз дерзнуть и потерпеть неудачу, чем тысячу раз воздержаться от попыток, - особенно если Богом указан какой-то новый, еще нехоженный путь. Но именно таков, как станет ясно, предлагаемый нами. В самом деле, он поистине всеобъемлющ и направлен на высшие в этой области цели человеческих - да, скажу больше, и божиих - стремлений; он открывает или, открыв с божьей по-мощью, показывает и средства, способные прямо, надежно и безошибочно привести нас к целям; он, наконец, предлагает настолько простые способы применения этих средств, что остается единственно лишь захотеть и, призвав на помощь Бога, приняться за веками ждавшее наших рук дело.

5. Подробно развертывая перед всеми этот путь в нижеследующем сочинении, мы рассматриваем по порядку семь предметов.

6. Сначала мы определяем, что надо понимать под человеческими делами: а именно обращение людей с вещественным миром, над которым полная власть, с другими людьми, с которыми разумное общение, и с Богом, под которым вечное послушание, исполнение его воли и приуготовление к вечному с ним соединению завещаны сотворенному по образу Творца человеку,- словом, познание, государственное устроение³ и вера. Показ того, какими все три области должны были бы быть в свете своей идеи и сообразно божественному намерению, обнаруживая, что всё в них не так, всё в расстройстве и упадке, служит пробуждению в нас сознания беды и стремления к лучшему, если такое хоть как-то возможно. Эта первая часть называется ПАНЕГЕРСИЕЙ, то есть ступенью всеобщего пробуждения.

³ (Буквально "полития". Начиная с платоновских диалогов "Государство" и "Политик" и аристотелевских "Политий" вплоть до сужения смысла термина "политика" в эпоху революций под эту рубрику подходило всё, что связано с разумным устроением общественной жизни. Ср. выше, с. 465.)

7. Потом мы исследуем открывшиеся перед нами пути и показываем, что действенно рассеять сумерки человеческих неурядиц способно только одно, зато несомненное и могучее, средство - повсеместное распространение света разума. Эта часть получит у нас наименовение ПАНАВГИИ, то есть пути всеобщего просвещения.

8. Дальше мы изыскиваем способ, каким можно было бы охватить в свете разума совокупность мира некими пределами, чтобы умственному взору предстала связная, нигде не прерывающаяся цепь вещей, позволяющая единым взором обозреть все, что где бы то ни было существует, увидев все в той последовательности и таким именно образом, как оно существует. И это будет у нас ПАНТАКСИЯ, всеобщее упорядочение мира, что раньше обозначалось именем ПАНСОФИИ⁴.

⁴ (Таким образом, данное введение писалось уже после всего труда, где названием 3-й части остается еще "Пансофия".)

9. В четвертой части мы ищем способ ввести в пределы того же света человеческие умы, чтобы не было человека, который не смог бы после обучения постичь мироздание и все мыслимое под небом. Назовем это ПАМПЕДИЕЙ^*, всеобщей культурой ума.

^* (Поскольку этот термин чаще употребляется в форме пампедия, поредающей его латинскую орфографию, хотя встречающаяся в литературе форма панпедия точнее выявляет его смысловой состав (см. ниже, с. 383), мы сохраняем более распространенное написание (прим. ред.).)

10. В-пятых, мы отыскиваем приемы распространения этого света, чтобы он мог неостановимо просвещать все племена, народы и языки всего мира. Поскольку это возможно только через посредство языка, назовем эту часть нашего Совета ПАНГЛОТТИЕЙ, то есть всеобщей культурой языка.

11. В-шестых, мы показываем, как на основе всего сказанного можно было бы уже исправлять состояние познаний, веры и общественного устройства, по воле божией вводя во вселенной век просвещения, веры и мира. Мы означиваем это именем ПАНОРТОСИИ, то есть всеобщего преобразования.

12. Наконец, наглядно показав не только возможность всего этого, но и несомненно проявившуюся в открытии стольких путей божественную благорасположенность, мы обращаемся к вам, ученые, верующие и властители, а потом и ко всем христианам на свете с увещанием всерьез приступить ко всем этим столь желательным и желанным трудам.

14. Но прежде чем начать изложение своих соображений, пожеланий и находок, какие послал нам Бог, сперва, обращаясь к вам, светочи христианского мира, мудрые, благочестивые и высокие мужи любого вероисповедания и народа, во весь голос взываю, молю и заклинаю всех вас благосклонно прислушаться к нашим словам, ради Бога и всего, что вам дорого и свято, вот по каким причинам.

15. (...) Все, что мы собираемся предложить, вплоть до последних мелочей, касается каждого из вас не меньше, чем меня и кого бы то ни было из смертных. Как же можно желать исполнения этого без вас или втайне от вас? Пусть всенародное совершается всенародно; пусть все делают пли, по крайней мере, знают то, что касается всех. Право вести свои дела - не только привилегия и основание общественной свободы какого-то одного племени: таково богоданное право всего человеческого рода. Пока мы на каждом шагу нарушаем его, совещаясь, принимая решения и действуя за других без их участия, не будет конца подозрительности, жалобам, распрям, насилию, противоборству и взаимному разорению. Так покажем же первыми пример, перестанем скрывать друг от друга замыслы и поступки и действовать каждый за себя, начнем сообща советоваться со всеми!

16. (...) Мы, христиане, владеем малым уголком земли, да и тем не вполне п не спокойно, тогда как весь остальной мир или не знает, или порочит Христа, свет мира. Да и все другое, относящееся к взращиванию человечности, - нравы, общественный порядок, искусства - чуть ли не только у нас одних процветает: в других местах повсюду дикость, варварство, мрак. Причем для решительного распространения будь то веры, будь то наук и искусств, будь то общественного благоустроения у нас уже почти не осталось новых средств, а в до сих пор применявшиеся старые мы почти уже не вкладываем никаких усилий. Так разве не время каким-то громогласным призывом разбудить столь глубоко спящих и тем готовящих неминуемую погибель себе и близким христиан ?(...)

17. (...) Мы, европейцы, плывем как бы на одном корабле и видим азиатов, африканцев, американцев и других словно как бы на своих суденышках скитающимися по тому же самому океану мира и мирских бедствий - невежества, предрассудков, жалкого рабства. И вот, если наш Христос, плывущий с нами на нашем корабле, изобильно благословил нас, переполнив наш невод богатствами бездны своих таинств, то можно ли придумать что-то лучшее, чем знаками подозвать наших плывущих на других кораблях товарищей, чтобы они приблизились и помогли нам? (...)

18. (...) Желая умиротворения и гибели яростного Марса, опустошившего христианский мир, чего другого мы желаем, как не благозвучной кифары, которая склонила бы души всех людей от жестокости к кротости? Если же таковая найдена, как не выйти перед всеми и не тронуть ее гармоничные струны? Но благой Отец открыл нам эту готовую сладостно зазвучать по всему кругу земель кифару всеобщей гармонии. Если мы не пожелаем протянуть руку, взять кифару, тронуть перстами струны и нежной мелодией умягчить уши и сердца буйных безумцев, то проявим неблагодарность и будем наказаны за пренебрежение к Богу и людям (...)

19. (...) Едва ли когда от начала мира был век, подобный нашему теперешнему, когда явственно исполнились слова пророка: "Многие проникнут, и умножится знание" (Дан. 12, 4)⁵. Многие счастливо проникли в тайны неба и земли, день ото дня добывая и раскрывая новые истины. Если на каждом шагу это прекрасно удается в частностях, то не подошло ли время для какой-то всеобъемлющей попытки? (...)

⁵ (Указание в скобках мест из Библии здесь и ниже принадлежит самому Коменскому. Встречающиеся у него ошибки с нумерацией мы исправляем; цитаты даем не по современным переводам Библии, а так, как он сам их приводил (по латинскому переводу с греческого, так называемой "Вульгате") и понимал.)

20. (...) Все ярче и ярче сияет пророческий свет, в котором для каждого исследующего суды божии становится ясно, что на последние века уготовано славное преображение мира для всех племен и народов. (Об этом читай даже у одного из римских католиков, Томмазо Кампанеллы, написавшего о божием царстве и монархии мессии⁶.) Поэтому и нам показалось уместным всенародно предложить божией Церкви то, что нам было дано открыть относительно того же всеобщего восстановления (...)

⁶ (Т. е. "Город Солнца", "Испанская монархия" и "Монархия мессии", где развиваются крайние теократические идеи. Об отношении Коменского К Кампанелле см. "Предвестник всеобщей мудрости", примеч. 43.)

21. (...) О христиане, излюбленный народ божий, ваши философские, богословские, политические раздоры, как бы вечные и нескончаемые, показывают ваше непонимание собственного блага. Увы, нет числа раскалывающим нас мнениям! Нет ни меры, ни конца рождающейся отсюда ненависти и смуте. Мы самым зловещим образом яримся друг на друга перед лицом неверных, едва ли еще замечая, отчего это у нас так получается. Такое оцепенение и такое нездравомыслие овладели всеми, что мы почти уже совсем потеряли голову; действенного лекарства, сколько ни было попыток, до сих пор не найдено. И, видно, не осталось уже никакого другого выхода, кроме как, оставив все привычные пути, - которые, как обнаруживается, всего больше похожи на путаные и безнадежные лабиринты, - попытаться возродить Согласие на новых основаниях (...)

22. Словом, божественного усилия достоин тот сложнейший, чем Гордиев, узел, который в своем труде мы предлагаем вам, о цвет христианского мира, или распутать умелым искусством, или рассечь мечом взаимной любви, чтобы несчастные ваши раздоры сменились трижды святым и благословенным согласием и, по утверждении среди вас милостью божией всеобщей гармонии, свет и истина, мир и покой, а с ними подлинное счастье пришли ко всему остальному миру прямыми и богопоспешными путями и способами.

23. Что это за пути, откроется в нижеследующем труде, где мы излагаем свои заветные мысли, советы и призывы ко всеобщему исправлению человеческих дел,- причем так, что от них не приходится бояться никакой опасности ни для одного человека или народа, ни для одной религии или школы⁷, все равно, выйдет что из моего дела или нет. Если выйдет - мы стяжали мир; если нет - мы так или иначе изложили перед Богом и его светом свои мечты о прославлении божием и всеобщем спасении человеческом, что по крайней мере послужит поводом для более внимательной оценки многих - до сих пор, пожалуй, оставлявшихся без рассмотрения - вещей; а отсюда может воспоследовать возрастание святой христианской ревности и неуклонное упрочение спасительной добродетели у многих людей.

⁷ (Буквально "секты". См. "Предвестник всеобщей мудрости", примеч. 24.)

24. А не хватит сил для задуманного, что за беда? Бог оценивает сделанное по стремлениям, да и другие мудрые судьи - тоже. "Для стремящихся к высшему, - говорит Цицерон, - почетно остановиться даже на вторых, даже на третьих подступах к нему"⁸; в возвышенных вещах великим будет и то, что идет следом за наилучшим. Если и этого мало для оправдания, то можно проклясть и очернить наши усилия, а то и весь труд, но все-таки еще никоим образом не породившее его намерение, которое столь высоко и чисто, что не подлежит никакому человеческому суду: совещаться о всеобщем благе понуждает любовь, велит Бог, заставляет общность по крови.(...)

⁸ (Цицерон. Оратор, 4.)

25. Но чтобы не показаться уклоняющимся даже и от человеческого суда, возвращаюсь к вам, мои ареопагиты, и отдаю себя со всеми своими помыслами и планами на ваш общий, выдающиеся мужи, суд. Коли я в чем ошибся, учите меня, а я помолчу; если чего не знал, разъясните мне (Иов, 6, 24). Доверчиво предлагаю вам судить меня и мое дело - но судить лишь после разбирательства, и не так, чтобы кто-то один поспешил с приговором, а только по общему и взвешенному решению: не кого-то одного из вас, не немногих, даже не многих, а только всех вместе я делаю своим трибуналом; ожидаю голосования не большинства, но только полного состава. Поистине так крепка наша вера в дело, которое мы беремся вести перед Богом и вами, что мы ничуть не убоимся предстать перед самым строгим судилищем. Постараемся избегать всего недостойного этой нашей веры и вас, наших высоких зрителей: не будем в главном и целом ссылаться ни на что, в чем мы не имели бы свидетелями природу вещей, верховного мироправителя - Бога и, наконец, самих же вас, а именно ваши же собственные чувства, - ведь поскольку мы всё осязаемо представим всем, никто не сможет отказать нам в согласии, если только он не в споре с самим собой.

26. Все вместе, о мудрые мужи, вы будете для меня великим Ареопагом, и даже более великим, чем древний афинский: там судьи собирались в определенном числе, в определенное время для разбора уголовных преступлений в храме бога войны, я же приглашаю вас в несчетном числе для суда не о чьей-то жизни, а о спасении всего мира, не к алтарю воображаемого божества, а перед лицо живого и истинного Бога Иисуса Христа, покровительствующего не войнам и разбою, а миру и жизни и велящего вам во всеоружии его даров главенствовать в качестве его заместителей над человеческими делами. Так что на его-то суд я себя и отдаю, коль скоро вы будете исполнять как бы его работу - ревностно, трезвенно, благочестиво. Постарайтесь, молю вас, не оказаться в доверенном вам деле небрежнее, чем старые ареопагиты были в своем. Собрания Ареопага не прерывались, как пишет Скалигер ("Об исправлении хронологии", кн. 2), чтобы правда и невинность всегда имели себе прибежище. Пусть ваше собрание и ваше согласие при разборе данного дела тоже будут единодушными и постоянными, пока вашими трудами не обнаружится перед всеми все, что там кроется верного и доброго. Славится строгость суда ареопагитов и их неподкупность: они проводили разбирательство уголовных дел не днем и не при свете, а ночью и в темноте, чтобы смотреть не на говорящих, а на то, что они говорят; недаром их приговоры считались самыми обоснованными. Поступайте так же и, ради праведности своего суда, будьте совершенно нелицеприятны, со вниманием добираясь до сути дела через слова, приходящие к вам как бы из темноты. С той же целью и мы говорим как бы анонимно⁹, чтобы не пришлось принимать во внимание личность, положение, народность, вероисповедание говорящего, но зато тем отчетливее само дело без покровов выступило бы перед очами вашего ума и вы поняли бы или ощутили, что здесь всё служит общему благу и ни одному из смертных не замышляется ущерба.

⁹ (Коменский стремится устранить "личный" момент, желая, чтобы сам метод философствования и изложения материала говорил за себя. Отчасти в этих целях первое прижизненное издание данного предисловия, "Панегерсии" и "Панавгии" вышло без указания автора, типографа, места и года издания. Ср. "Паннутесия", гл. 7, пожелание Коменского, чтобы ученые критики были благосклонны к автору "Всеобщего совета", но строги к самому этому сочинению.)

32. Полезно еще помнить: мы пишем совет, поэтому во всем своем труде лишь совещаемся, т. е. предлагаем свои воззрения и показываем причину своей уверенности в неложности излагаемого; любому из людей, народов, исповеданий во всем оставляется полная свобода соглашаться или не соглашаться. Если всем всё покажется таким же, как мне, и не представится разумных возражений, то воцарится согласие, и общее заключение будет принято за несомненную истину. Если кому покажется иначе, если найдутся более весомые доводы и откроется возможность изложить всю полноту дела с большей очевидностью, мы уступим - и опять-таки общее заключение будет служить окончательной истиной. А если ни нам, ни другим не удастся чего-то доказать с последней несомненностью, мы отнесем это к вещам, о которых надо еще подумать, и в молитве к Богу - но при взаимной терпимости - будем просить о прояснении всего сокрытого. Еще: весь труд наш совещательной, поэтому везде в нем обращение предпочитается монологу, увещание - предписанию, мягкий исторический стиль - строгому философскому. Хочу говорить со всеми так, чтобы каждый услышал свое. Обращаюсь к вам, ученые, как к учителям человеческого рода, опытным в совете, союзникам по отысканию лекарств; к вам, богословы, как к презирающим суету мира первым путеводителям прочих смертных к бессмертию; к вам, цари, государи и властители, как к наставникам рода человеческого, заботливым восстановителям и хранителям доброго порядка.

33. И еще: поскольку Совет наш ведется как бы со всеми народами земли - в конце нашего труда можно будет найти и план преподания его всем народам на их собственных языках, - а они расколоты и отчуждены друг от друга разнообразием мнений обо всем, особенно о Боге, то мы предполагаем продвигаться с осторожностью, никого не браня за пороки, никому не ставя в счет заблуждения, никого не порицая ни прямо, ни косвенно. Мы знаем, что никто не заблуждается по воле, - ибо ради какой цели он хотел бы заблуждаться? Знаем, что недуги легче избыть добрым порядком жизни, чем сильнодействующими средствами; знаем, что после внедрения света нет нужды особо бороться с тьмой: она скроется сама (...) Учить значит вести - от известного к неизвестному, - а водительство означает действие мягкое, ненасильственное, желанное, не ненавистное: желая вести, я не толкаю, не гоню, не сбиваю с ног, не тащу, а, взяв за руку, любезно сопровождаю или, идя вперед по ровному пути, приглашаю следовать за собой.

34. Поскольку же опыт учит бесполезности споров, суетности раздоров и взаимного обличения ошибочных взглядов, надо приступать к делу с величайшей осторожностью. Мы все хотим и добиваемся примирения, поэтому воинствовать явно не время. Лучше собрать и соединить истины, а заблуждения или полегоньку свести к средоточию истины, или хотя бы скрыть, пока не откроется способ их тоже свести к общему средоточию истины. Словом, как мы считаем, заблуждения, порожденные невежеством (а другого источника у них нет), надо рассеять тихим светом открывшейся правды, а возникшие, возросшие и укоренившиеся во взаимной грызне школы и направления - размягчить и преобразить дружелюбным теплом участия, потому что другими средствами это не удастся. Тьму тьмой не изгнать; мнение не уступит мнению, школа - школе, ненависть - ненависти: они скорее ожесточаются и крепнут в противоборстве, ведь одинаковые вещи, пока остаются собой, действуют одинаковым, а противоположные - противоположным образом¹⁰.

¹⁰ (Коменский опирается здесь на авторитет Аристотеля, которому принадлежит это много цитировавшееся изречение (см. "О возникновении и уничтожении", II 10, 336а 27).)

35. Итак, собираясь звать людей не к войнам, а к размышлению и к союзу, - чтобы, убедившись в большей богоугодности собирания, чем рассеяния, они приступили к повсеместному соединению разрозненных душевных устремлений, - мы опередим их достойным примером: в нашем труде - смотреть ли на него в целом или в отдельных частях - постараемся брать за исходное вещи, в которых никого из нас еще не разделяет и не восстанавливает друг на друга никакое разногласие, и будем продвигаться вперед с неизменной постепенностью и осторожностью, избегая всего оскорбительного, чтобы даже иудей, турок, язычник, не говоря уж о нас, христианах, - какими бы мнениями мы друг от друга ни отмежевывались, - без оскорбления своих чувств мог принять наше рассуждение и совершенствоваться в нем, пока не окажется на ступени, где видя себя осиянным лучами света и окруженным очевидностью истины, он не будет уже в состоянии ни отступить, страшась позора, ни удержаться от дальнейшего продвижения, надеясь на увеличение света, и возликует в Господе, что в сообществе с другими достиг наконец истины и согласия. Достижение этого-то - во славу Бога, вечного владыки света и истины - мы и ставим себе целью. Судите вы, насколько мы ее достигаем, но как-нибудь в конце концов - в конце концов! - прийти к ней, трижды желанной, помогите!

Синопсис труда о Всеобщем совете

Всеобщего совета об исправлении дел человеческих