Об искусном пользовании книгами - первейшим инструментом развития природных дарований

 Речь, произнесенная в большой аудитории
 Патакской школы 28 ноября 1650 года
 перед началом занятий

^* (Речь "Об искусном пользовании книгами - первейшим инструментом развития природных дарований" была произнесена Коменским 28 ноября 1650 г. перед началом занятий в Шарош-Патакской гимназии. Впервые опубликована в 1652 г. на латинском языке в Шарош-Патаке. На русском языке издана отдельной брошюрой (содержащей также и латинский текст) в переводе Р. М. Урбан под редакцией А. И. Пискунова (1970). Это издание, подготовленное совместно педагогическими издательствами ЧССР, СССР, ПНР, ВНР и ГДР к 300-летию со дня смерти Коменского, вышло одновременно на латинском, венгерском и немецком языках. В настоящем томе печатается в новом переводе В. В. Бибихина.

Неумение пользоваться книгой - "важнейшим инструментом развития природных дарований", равно как и незнание других, отмеченных им в предыдущей речи средств развития этих дарований, Коменский считает одной из главных причин низкого развития образованности и культуры многих народов. "Поскольку,- отмечает он,- замыслы природы неумело поддерживаются педагогическим искусством... получается, что при формировании умов бывает больше выкидышей, чем благополучных родов". Свою задачу педагога и гражданина Коменский видит в том, чтобы помочь своему народу реализовать "эти замыслы природы", раскрыть и развить - в том числе с помощью книги - заложенные в нем природные дарования.)

Дорогие слушатели, как вам небезызвестно, меня пригласили сюда к вам, чтобы я, насколько Господу будет угодно, помог вам советами в вашем труде, посвященном постижению свободных наук. Весь я к вашим услугам! Положу начало делу сегодня! Положите и вы ему начало, внимательно восприняв слова советчика, чтобы они не развеялись по ветру. В самом деле, я обращаюсь к вам, а не к этим стенам и собираюсь сказать что-то полезное.

Рассматривая в течение вот уже целого проведенного среди вас месяца все ваши занятия и их распорядок, я, как мне кажется, понял три важнейшие причины медленности ваших успехов. Первая в том, что вы недостаточно снабжены полезными книгами, этими носителями знаний. Во-вторых, даже если прекрасные подспорья образования в большой своей части все-таки имеются, они часто лежат понапрасну, так упрятанные в библиотеке школы, что немногие получают к ним доступ и даже хотя бы просто знают о существовании этих сокровищ, не то что овладевают ими. В-третьих, я не замечаю ни у наставников, ни у учащихся особого умения обогащать себя сокровищами разностороннего образования так, чтобы избегать лишних усилий¹, перелагая большую часть трудов и тягот на этих безмолвных учителей².

¹ (В своих сочинениях Коменский постоянно подчеркивает три слагаемых успешного обучения: метод, учитель и книга. См., например, "Пампедия", гл. VI, VII.)

² (Гимн Коменского безмолвным учителям - книгам прозвучал в то время, когда быстрый рост экономики, расцвет культуры в эпоху Возрождения потребовали активного приобщения к знаниям широких слоев населения. Между тем книга в силу традиционного отношения к ней как оторванному от жизни знанию, результату схоластических упражнений не пользовалась уважением и признанием даже среди привилегированных слоев венгерского общества.)

Раз уж я подметил эти недостатки и уверен, что при разумном подходе их можно исправить, то молчать мне не пристало. Не думайте только, что одних вас попрекаю в ошибке: это общая болезнь школ в наше время - загружать умы отвлеченными пустяками, совершенно исключая настоящих писателей или допуская едва одного-двух, да и с ними обращаясь так, что получается пытка и для них, и для молодых умов.

Итак, надо сразу же поразмыслить о лекарстве. Для разговора о нем прошу от вас на полчасика навостренных ушей и душевного внимания. Я намерен доказать, что (1) стремящийся к учености должен ценить книги выше золота и драгоценных камней; (2) ни днем, ни ночью не выпускать их из рук; (3) извлекая из них отборный цвет мудрости, переносить его в ульи собственных познаний и (4) не оставаться в неведении о том, как прекраснейшим образом использовать эти отовсюду почерпнутые сокровища мудрости.

Указав вам на это, призову вас приняться ревностно за чтение авторов, во святое имя божие. Не страшитесь моего многословия: не все, что можно сказать по этому поводу, собираюсь говорить, а хочу для начала только воспламенить в вас любовь к книгам, оставив частности самой практике дела.

I

Я сказал, что стремящийся к мудрости должен любить книги больше золота и серебра. Это поистине так. Ведь именно книги, а не золото и серебро способны привести такого человека к исполнению желаний; так что же, выходит, предпочтительнее? Голодный наверняка предпочтет хлеб золоту, слепнущий - лекарство для глаз серебру, тяжело больной - врачевание сокровищам. Бесплодным останется поле, если не бросить семена; бесполезны будут пчелы, если не станет медоносных садов и лугов; праздны муравьи, если не будет лужаек, где они собирали бы себе пропитание. Но еще бесполезней глаза, если нет зрительных впечатлений; бесполезны ноздри, если нет запахов; уши - если нет звуков, и т. д. И точно так же напрасен ум, если нет пищи мудрости, какую доставляют добрые книги, полные благих наставлений, примеров, нравственных заветов, законов и благочестивых правил. Словно задушевные друзья, они охотно беседуют с нами, и, искренне, открыто, без обмана рассказывая по нашему желанию о чем угодно, учат нас, наставляют, ободряют, утешают и как бы зримо являют нам самые далекие от наших глаз вещи. О дивное могущество книг, их величие и чуть ли не божественная сила! Не будь книг, дикарями были бы мы все и невеждами, не хранили бы никакой памяти о событиях прошлого, не знали бы ни божественной, ни человеческой науки. Если бы что и оставалось, то лишь сказки и предания, тысячекратно переиначиваемые непостоянством бродячей молвы. О этот божий дар человеческому уму - книги! Нет вещи, лучше них поддерживающей жизнь памяти и ума. Не любить их - значит не любить премудрость, а не любить премудрость - значит уподобляться скотам, что означает уже дерзость перед Богом - творцом, пожелавшим, чтобы мы были его образом и подобием. Итак, остережемся этого! И поскольку с помощью книг многие научились даже вне школы, а без книг никто не научится даже и в школе, то, если мы любим школы, будем любить и книги, душу школ, которые без одушевления книгами мертвы.

II

Я сказал об уважении к книгам. Но мало предпочитать их золоту и хранить пуще сокровищ; ибо от спрятанного сокровища какой толк? Книги надо еще и читать, откапывая скрытые в них клады премудрости и вынося их на свет, на пользу всем. Если бы кто-то более прозорливый стал утверждать, что не книги эти, писанные рукой человека, но сам Дух наш и простертые во Вселенной создания рук Всемогущего, а также слово божьего писания суть золотые россыпи премудрости, мы бы согласились. Но только пусть и с нами согласятся, что мудро составленные человеческим трудом книги - это золото, уже отрытое из недр, разнообразно очищенное водой и огнем и, может быть, уже и прошедшее чеканку и пригодное для общественного пользования, уже получившее определенную ценность и таким образом служащее повседневным нуждам. Как сложенное в сундуки золото считается более надежным имуществом, чем золото, еще сокрытое в подземных рудоносных жилах, так и мудрость, уже разобранная по сундукам-книгам, доступнее той, которая, пока еще скрываясь от нас в своих источниках, может быть только со временем оттуда извлечена. Кроме того, поскольку не было, нет и не будет такого счастливого дарования, которое извлечет все из самого себя, подобно тому, как паук ткет паутину из собственного брюшка, то почему нам не заимствовать друг у друга? Почему не употребить и усилия других людей для нашего дела? Не лучше ли уподобиться пчелам, которые медоточат не сами из себя, но, летая по садам, лугам и полям, собирают цветочную пыльцу и из нее уже приготовляют мед? Именно так всегда и поступали просвещеннейшие мужи. Катон, мудрейший из римлян, назван у Туллия "пожирателем книг", потому что в его руки не попадало книги, которую он тотчас же не прочел бы и не вобрал в себя³. О Плинии, этом выдающемся знатоке всего, что достойно знания, пишут, что на глаза его не попадалась книга без того, что бы он ее не прочел. Есть много свидетельств, что святой Иероним (о нем у Августина: "Ни один человек не знал такого, чего не знал бы Иероним") был человек бесконечной начитанности; между прочим, он утверждает, что прочел шестьсот книг одного только автора, Оригена.

³ (Цицерон. О границах добра и зла, 3, 7.)

Какие же книги надо таким образом просматривать? Все. Нет столь плохой книги, которая не содержала бы хоть что-то полезное, по свидетельству Плиния⁴. Если всё прочесть невозможно (особенно с тех пор, как безбрежно разросся книжный потоп), то хоть большую часть. А если и это не дано, то - как можно больше хороших; и если уж совсем мало - то лучших.

⁴ (Плиний Младший. Письма, III 5, 10.)

А как их выбирать? Скажу по своему разумению; слушайте и не гнушайтесь советом. Во-первых, призываю читать книги, полные вещей, а не слов, т. е. книги, говорящие о нужных для жизни предметах, а не изобилующие речами. Ради одного только стиля вряд ли стоит что читать, и если уж понадобится, то от силы одну-две книги. Ведь если мудрый писатель прекрасно излагает прекрасные мысли, то вот мы и учимся одновременно и тому и другому, словно у нас в руках орех в скорлупе, вино в сосуде, меч в ножнах и т. д.! Зачем разрознивать взаимосвязанные вещи? Во-вторых, книги следует читать больше содержательные, чем формальные, т. е. содержащие примеры и практику - прежде преподающих умозрительные наставления. Этим последним особенно грешат школы, изнуряя и обволакивая умы учеников абстрактными наставлениями, грамматиками, логиками, риториками вместо того, чтобы скорее вести их прямым путем к делу. Зачем кузнецу молот, если нет того, что надо ковать, - железа? К чему портному пускай даже и тысяча иголочек, наперсточков, ножниц, линеек, если нет у него тканей, из которых можно шить одежду? А ведь именно таковы маленькие кандидаты в мудрецы, которые раздулись от пустых наставлений и правил; переходя к делу, они молчат, колеблются или производят бестолковый шум; сухи и скучны, далеки от подлинного понимания сути, тем более от практики, словом, тощи и бесплодны. Это уклонение школ от истинного пути, пусть и очень застарелое, надо решительно исправить; вместо множества методических наставлений будем как можно скорее вводить чтение авторов. В-третьих, следует наблюдать за тем, чтобы древних авторов не читали в отрыве от новых, произведения универсальные - в отрыве от частных. Ты прочел писателей нашего века? Вкуси античных: старое вино лучше, говорит Спаситель. Прочел древних? Не презирай поздних; они несут новые наблюдения, неведомые прежним. Прочел что-то общего характера? Ищи частные выводы из этих начал. Рассмотрел частные стороны? Подумай, как они сочетаются в целое. Словом, знания древних почтенны из-за давности, поздних - из-за возросшего просвещения; частности надо изучать, потому что они дают много практических навыков, общие вещи - потому что они возносят ум ввысь, как пирамиду, придавая ему цельность и крепость.

III

Но мало читать книги, их надо читать внимательно, отмечая и выписывая главное. Отмечая в самой книге, если она твоя; выписывая или делая выдержки - всё равно, твоя она или чужая. Отбирать полезнейшее - дело такой важности, что немыслим толковый читатель без умения отбирать. (В самом деле, ведь ученым тебя делают не книги, а их изучение.) Единственный надежный плод чтения - усвоение прочитанного, выбор полезного. Поистине только это обостряет внимание, держит ум в напряжении, запечатляет воспринятое в памяти и озаряет ум каждый раз всё более ярким светом. Не пожелать выделить из книги ничего - значит всё пропустить. Полагаться на одну память - всё равно что писать по воде, потому что память наша крайне зыбка и много вбирает в себя такого, что тут же и выпускает, если ей не помочь оградой письма. Итак, будем помогать ей в уловлении полезного насколько возможно; а всего легче это сделать, выписывая и занося в свои книги для заметок всё достопамятное, откуда его легчайшим образом можно извлечь при первой надобности. Именно этим путем многие на удивление ученые люди дошли до высот, которые способны только привести в изумление не знающих, какими способами такого достигают. О Плинии сказано: "Он не видел книги, которую бы не прочел; он не прочел ничего достопамятного, не сделав выписку; и он не сделал выписки, которую опять-таки не внес бы в сочинения" (то есть в свои книги). И Геллий писал о себе: "Какую бы книгу я ни брал в руки, греческую или латинскую, я сразу делал в ней заметки"⁵. А вот Липсий: "Я не собираю, а отбираю"; и он не отрицает, что, выписывая не наугад, а вдумчиво, все-таки выписывает. Недаром о нем свидетельствовали: "Липсий говорит свое, но большей частью не своими устами".

⁵ (Геллий Авл. Аттические ночи. Предисловие, § 2.)

Так что же, спросишь ты, надо отбирать и извлекать? Отвечаю. Вопрос этот не слишком мудреный. Пиши всё, что сочтешь для себя новым, доселе не известным; всё, что сочтешь прекрасным и могущим тебе когда-нибудь пригодиться, будь то слово, или фраза, или целый период, или повествование; всё, что блеснет перед твоими глазами, словно драгоценный камешек. Некоторые выписывают только нужное им для занятий (скажем, богословы) и лишь это выписывают, опуская остальное; таким путем они отбрасывают целые, и даже прекрасные, книги, не видя в них никакой пользы для своего дела. Но мы, рекомендуя занятия всеобъемлющие, советуем из любой книги, какая попалась под руки, отбирать и собирать всё достопамятное.

А каким образом? - спросят меня. Мнения разных людей о предпочтительной форме записей различны; поскольку долго их все излагать, скажу только то, к чему пришел на собственном опыте. Простейший способ - пользоваться дневниками, т. е. книжками, куда ты постоянно будешь записывать всё прекрасное из прочитанного, услышанного, увиденного в этот день, а то и из пришедшего тебе на ум. Так, просматривая дневник, ты будешь с удовольствием видеть, насколько продвинулся за каждый день. Но запомни: дневник этот следует снабдить алфавитным указателем, чтобы при поисках нужного он тебе подсказал, где что записано, и помог тотчас разыскать. Поскольку эта твоя сокровищница день ото дня будет расти, и расти до бесконечности, окажется невозможным вспомнить, куда что занесено, без перечня обширных твоих богатств. Если же хочешь все-таки обойтись без перечня и тем не менее держать свои сокровища на строгом учете, составь себе пандекты, или свод, где в определенном, неизменном и известном тебе порядке будут стоять рубрики всех предметов и куда ты сможешь разносить понятия, фразы, суждения, повествования и всё, что придется. Такую книжицу представляет собой "Новейшее введение в языки"⁶, являющее или, по крайней мере, долженствующее явить облик целой энциклопедии, когда эта книга будет в конце концов с божьей помощью создана. Подшив достаточно листков бумаги, ты сможешь вписывать туда, что захочешь. Перейдя к частностям, мы сможем подумать обо всем этом полнее.

⁶ (Речь идет об учебнике Коменского "Открытая дверь языков", где в 100 главах и 1000 предложениях даны систематизированные знания об окружающем мире.)

IV

Перехожу к пользе, которую принесет с собой многолетний труд, вложенный в чтение и разбор авторов. Во-первых, это будет ослепительный свет разума, озаряющий все вещи, - и не такой, который тебе еще придется особо отыскивать или зажигать, когда понадобится что-то продумать, сказать или сделать, но всегда готовый и, куда бы ты ни обратился, всюду тебе сопутствующий, а это - великое дело. Во-вторых, ты будешь богат своим собственным,. законно полученным достоянием; никто не сможет тебя обвинить, что сокровищами знания ты обладаешь незаконно. В-третьих, сокровища твои будут в твоей власти и смогут сослужить тебе большую службу, чем сотня чужих "Флорилегий", "Полиантий", "Общих мест", "Тезаурусов" и т. д.⁷; ведь что не мысами сделали, то, как мне кажется, не совсем наше. Кроме того, редко в этих чужих пособиях найдешь то, что как раз всего больше нужно; наоборот, что сам для себя обдуманно собрал, всегда к твоим услугам. К тому Иче в тех пособиях бесчисленное множество вещей тебе никогда не пригодится, а ведь их всё равно придется пробегать каждый раз, пока ищешь нужное, и лишний этот труд ты будешь вынужден каждый раз повторять, хоть, возможно, и будешь оставаться ни с чем. Этого никогда не случится с твоими собственными записями, которые всегда настроят тебя на благие размышления. Сверх всего, в тех пособиях содержатся ссылки па чужие мнения в сбивчивых или измененных выражениях, и вряд ли можно когда на них вполне положиться; а что сам выписал и, значит, уверен, что читал собственными глазами, тому не доверять невозможно. Четвертый плод будет в том, что, составив эту обширную сокровищницу извлечений, ты получишь невероятную возможность: за один день пробегать хотя бы и шестьсот авторов (то есть столько, сколько ты всего прочел и усвоил), справляясь у них о сомнительных вещах; у тебя почти не останется дурного незнания; тебя назовут живой ходячей библиотекой; ты будешь казаться всеведущим, и к тебе будут обращаться, как к оракулу (в среде не причастных к этому секрету). Да и не только казаться: ты станешь таким на деле. Хорошо оснащенный своим сводом выписок, ты сможешь (1) для любой данной темы назвать писавших о ней авторов; (2) при надобности рассуждать на эту тему, и в материале у тебя никогда не будет недостатка, всё равно, понадобится ли излагать его письменно или устно, - времени для подготовительной работы потребуется немного; (3) ты приобретешь способность проницательно судить о мнениях авторов, указывая на более верные и правдоподобные из них; (4) благодаря этому ты сможешь быть полезен всем ищущим путь среди сомнений; (5) у тебя будет постоянное лекарство для ненадежной памяти; (6) при всякой надобности ты сможешь рассуждать о любой теме хоть целый день, что для не имеющего свода выписок недоступно; (7) так драгоценным камнем просияет твоя ученость, если к тому же ты приобретешь навык хорошо говорить. Чтобы всё случилось именно так, очень поможет, если, делая особо важные выписки, ты будешь тотчас прикидывать, к чему в твоих работах, когда, где и каким образом ты пожелаешь их применить, занося особо уместные соображения в особую книжицу (озаглавь ее "Для исполнения" и время от времени просматривай). Впрочем, подробнее об этом - тоже потом, когда мы приступим к Геллиевой коллегии.

⁷ (Florilegium (лат.) - хрестоматия; polyantheum (греч.) - антология; loci communes (лат.) - собрание общих изречений и цитат; thesaurus (лат.) - языковой и предметный словарь.)

Видите, дорогие мои, как откровенно я с вами говорю! Как без обмана открываю вам секрет восхождения к обширной и разносторонней образованности! Любовь к вам побуждает меня выносить на свет эти секреты. Ваше дело - ответить мне таким же чувством, и пусть это чувство пробудит в вас жажду дела, столь необходимого вам для вашего блага. Всё познаваемое знать так, чтобы ни в чем не быть слишком несведущим, - как это прекрасно! И обо всем обсуждаемом знать наперед несколько мудрейших изречений - как это великолепно! Если я к этому вас не приохочу, напрасно мое появление здесь. А мне не достичь этой цели более кратким и верным путем, чем советуя вам читать авторов, и советуя настойчиво. Вот я показал вам, какие сокровища мудрости можно откопать на поле библиотек. Неужели вы не последуете совету Христа в его притче о человеке, нашедшем клад на чужом поле? Он пошел, скрывая радость, продал свое имущество и купил это поле (Матф. 13, 44). Идите и вы, возлюбленные мои, продайте, что имеете, и купите поля, в недрах которых таятся сокровенные клады мудрости - хорошие книги. Этими сокровищами оснастите себя и других, кого захотите обогатить, а также отечество и саму церковь.

Неужели всё это действительно гак уж важно? - скажет кто-нибудь. Безусловно. Вот послушайте. Каждому народу придает блеск наличие ученых мужей, знаменитых опубликованными сочинениями. Ими ярко блистают многие другие племена; что ж мы? И почему так? Ведь не зажигаются великие светочи другим путем, чем от собранных отовсюду воедино светоносных лучей, как мы уже говорили. Неужели мы решим, что надо и впредь пренебрегать тем, чем у нас всегда до сих пор пренебрегали? Здесь именно и была до сих пор слабость нашего с вами племени: припав к ручейкам, не продвигаться к истокам; довольствоваться каплями мудрости, пренебрегая реками, озерами, морями и самим океаном ее. Наша образованность сводилась к тому, что мы пробавлялись только чужими книжонками, компиляциями, цветничками, всевозможными начальными руководствами, кое-какими комментариями, даже словариками и грамматиками. О эти несчастные руководства! О губительный ущерб! Что позволило италийцам, испанцам, галлам, англам, бельгам превзойти нас образованностью? Что еще, кроме названной нами причины? У них читают не книжонки, а книги; не книги - библиотеки. И постигают писателей не одного нашего века - исследуют всю древность; и и ко всему свежему, где бы оно ни появилось, относятся со вниманием. И не на одном лишь языке - на всех, какими могут овладеть и от каких ожидают чего-либо разумного. Неужели мы такие недоумки? Или у нас недоразвиты наши пять чувств? Или восприаимчивая сила фантазии? Или сокровищница-память? Ничего подобного. Мы равны другим народам, одинаково с ними богаты природными талантами. Что же нас от них отличает? Только энергия, которая кипит у них, а у нас угасла. А рвение нас покинуло потому, что засосала лень. Так изгоните лень, дурную гостью, венгры! Отриньте малодушие! Дерзайте, как на ваших глазах дерзают другие! Даст Бог и вам то, в чем он не отказывает другим; только будьте неотступны на тех же путях. И тем увереннее уповайте, что будет так, чем очевиднее уже проявилась милость божия еще к вашим предкам. Ведь как прекрасно писал полтора века назад сам великий Эразм к Иоанну Турзону, епископу Братиславскому: "Не диво, что среди венгров есть прекрасные дарования, если Ян Панноний удостоился в поэзии такой славы, что даже Италия сама предлагает ему венец. А Пизона, память о котором ты во мне освежил, вспоминать так же приятно, как приятна была нам некогда дружба в Риме. Кто его ученее и приветливее? С таким наставником я охотнее готов поздравить вашего светлейшего короля, чем с самим его королевством".

Так говорил Эразм, и прошу вас не пропускать мимо ушей его суждение (то, что он предпочитал одного талантливого венгра целому венгерскому королевству), но пусть оно пробудит в вас жажду соревнования - ведь та же у вас страна, то же небо, тот же Бог. Разумеется, до сих пор в недрах вашего племени зарождалось немало дарований, сомнения здесь нет. По поскольку эти замыслы природы неумело развиваются нашим искусством, они не получают должной обработки или получают плохую, во всяком случае недостаточную, - и так получается, что при формировании умов бывает больше выкидышей, чем благополучных родов. У меня возникла большая надежда на вас и ваши умы, и я охотно послужу Господу, выводящему таланты на свет; только не отворачивайтесь, не отталкивайте от себя дружескую руку. Да не будет того, чтобы я захотел что-либо знать для себя одного, а не вместе со всеми в общем доме Церкви! Да не будет того, чтобы и ты, кто бы ты ни был, упустил по лености малейшую возможность совершенствования!

Я открыл вам сегодня дорогу, идя по которой каждый из вас сумеет достичь высокой учености, - так неужели вы не вступите на нее? О, если бы Юпитер вернул мне протекшие годы! О, если бы кто-то преподал мне это искусство 40, 30, даже 20 лет назад! Чего я не смог бы тогда сделать за всё это время? По не было никого меня этому научить. А у вас вот - есть! Бог послал вам провожатого и, если хотите, водителя на этом пути, возвратив его на немалое расстояние назад и отняв его на время ради вас у других. Воистину могу сказать о себе то, что сказал о себе философ Сенека: "Прямой путь, поздно и в утомительных блужданиях найденный, я показываю другим!"⁸ Неужели вы, кому этот путь открывают не поздно, а как раз вовремя, не потрудитесь вступить на него? Не будете жадно впитывать содержание не только первой же хорошей книги, какая попадется вам сегодня, но и других, одну за другой, начиная с этого дня и в течение всей жизни? Да будет так, милые мои, любовью к премудрости вас заклинаю: да будет так. Всё время, какое вы до сих пор потратили па растрепанные книжонки-компендии или сгубили в праздности и в посторонних забавах, во всевозможном распылении душевных сил, теперь наверстайте насыщенно и уплотненно, став пожирателями не только книг, но и самого времени. Только в отношении времени почтенна жадность, говорит мудрец.

⁸ (Сенека. Письма к Луцилию, 8, 2.)

Остерегайтесь, любезные, чтобы не случилось с вами, как с большинством смертных, которые в течение всей жизни так и не начинали мыслить! Или как с немногими, в их числе со мной, которые начинали жить лишь тогда, когда пора бы уж и на покой. Начни раньше ты, юноша, и всякий, слушающий мои советы! Начни деятельно распоряжаться своим существованием, чтобы со временем радостно наслаждаться им! Если потеряешь время в жизни, потеряешь себя самого. А потеряешь себя самого - кто тебе тебя вернет?

Мне кажется, однако, что я слышу безмолвный ропот и вижу, будто ко мне поворачиваются спиной. Иной скажет: к хорошим вещам зовешь, да трудным. Отвечаю. Надо расколоть орех, если хочешь съесть его, и кто хочет овладеть найденным кладом, должен копать. Ленящиеся копать вынуждены попрошайничать, а это очень стыдно. И не правда ли, студенческая жизнь подобна воинской службе? Так вот, римский солдат, столь победоносный в древности, считал для себя законом носить снаряжение четырех видов: первое - предметы личного пользования, второе - оружие наступательное и оборонительное, третье - кол или жердь для устройства лагеря везде, куда бы ни довелось прийти, четвертое - пища на несколько дней. Вот хорошенькая поклажа! Но только при такой поклаже они могли побеждать. Подражай им, проходя службу в лагере муз! Да и почему, наконец, непривычный труд должен казаться таким тяжелым? Есть достаточно примеров, и всякий сможет понять правила этой воинской службы. Да будет стыдно одаренному юноше, если он, имея при желании всю возможность, предпочтет стать рабом скудной образованности, а не благородным обладателем обширной.

Иной думает: откуда у меня возьмутся книги? Стесненные личные обстоятельства - помеха добродетелям! Отвечаю. Пока ты здесь, мой друг, тебе может с избытком хватить библиотеки этой школы, которую мы постараемся еще и пополнить в меру возможного. Мы надеемся добиться, чтобы и хорошо оснащенная прекрасными и разнообразными авторами библиотека светлейшего князя тоже служила тем же целям⁹. Вне школы поможет щедрость других благодетелей, которые увидят твою старательность; лишь бы не упускать любой представившийся случай, лишь бы отбросить стеснительность, лишь бы не стыдиться быть попрошайкой в таком деле. Не оставит Бог, если сам себя не оставишь; молитвой и трудом добиваются Божиих даров. Так ищи - и найдешь, добивайся - и получишь, стучи - и тебе отворят. Ты же, благой Иисус, всё наше благо, ниспошли нам желаннейшее благо - свет премудрости! Пусть в твоей школе премудрости мы совершенствуемся день ото дня во славу всесвятого имени твоего, аминь.

⁹ (Одним из первых Коменский предложил создать школьные библиотеки для обеспечения нормального хода учебного процесса. В данном случае речь идет о предоставлении учащимся возможности пользоваться книгами из библиотеки князя Зигмонта Ракоци.)