Обучение чтению: техника и осознанность

предыдущая главасодержаниеследующая глава

О развитии природных дарований

(De ingeniorum cultura)

 (Речь, произнесенная в главной аудитории
 Патакской школы 24 ноября 1650 г.
 Яном Амосом Коменским,
 Мораванином из Венгерского Брода)

* (Речь "О развитии природных дарований" ("De ingeniorum cultura") была произнесена Коменским 24 ноября 1650 г. в Шарош-Патаке на церемонии начала учебных занятий в местной гимназии. Впервые опубликована в 1652 г. на латинском языке. На русском языке издана отдельной брошюрой в 1893 г. редакцией журнала "Образование" (СПб.) в переводе Л. Н. Модзалевского. В настоящем издании перепечатывается с незначительными текстологическими уточнениями из сборника "Избранные педагогические сочинения" Я. А. Коменского (М., 1955), где работа опубликована в переводе Н. С. Терновского.

Коменский прибыл в Шарош-Патак в октябре 1650 г. по приглашению правителя Венгрии князя Сигизмунда Ракоци. Ему было предложено стать консультантом по вопросам организации школьного дела в Венгрии и возглавить одну из старинных венгерских гимназий - Шарош-Патакскую с целью преобразования ее на основе плана "пансофической школы". Осуществить полностью этот план Коменскому не удалось. Но ему удалось другое - сделать гимназию лабораторией для практической проверки своих идей, для их обогащения и развития в непосредственном педагогическом процессе, под непосредственным влиянием его запросов и требований.

Речь "О развитии природных дарований" - своеобразный программный документ, имеющий важнейшее значение как для уяснения тех задач, которые Коменский ставил перед собой в период пребывания в Венгрии, так и для понимания исходных позиций педагогического мировоззрения Коменского. По существу, здесь ставится основной для педагогики вопрос: возможно ли воспитание человека? Этот вопрос, сегодня уже практически не вызывающий споров, был далеко не бесспорным не только в эпоху Коменского, но и двумя столетиями позже: традиции провиденциализма, обрекающего человека и общество на слепое движение вослед персту провидения, и, с другой стороны, не менее сильные, идущие от Платона традиции учения о врожденных идеях, также отсекающие возможность осознанного влияния на развитие человека, в основе своей снимали вопрос о воспитании как сознательном и целенаправленном процессе формирования человеческой личности.

Созданная названными традициями альтернатива "внедеятельностных" влияний на развитие человека имела множество модификаций (вплоть до противоборства социологизаторских и бпологизаторских педологических концепций). И всем им противостоял, начиная с Коменского, педагогический оптимизм, утверждавший не только возможность и необходимость, но и огромную самоценную значимость целенаправленного воспитательного (педагогического) воздействия на личность. Смысл и основной пафос публикуемой речи - в утверждении этой фундаментальной идеи. Ибо вне педагогического оптимизма нет и не может быть педагогики, призванной раскрыть сущность и закономерности, условия и факторы, пути и средства воспитания человека.

Не менее важен в данной речи и сам способ утверждения Коменским этой идеи, утверждения педагогического оптимизма. Многие философы рисовали идеал человеческой личности, исходя из абстрактных идей. Коменский здесь, как и в других своих работах, напротив, выступает как реальный мыслитель. Выдвигаемый им идеал - не "над" человеком, не "вне" человека, а внутри его. Идеал - это сам человек в развитом состоянии заложенных в нем природных дарований. Соответственно, путь достижения этого идеала - развитие природных дарований, их культивация, что само по себе уже утверждает и возможность, и необходимость, и перспективность воспитательного воздействия на человека.

Безусловно, в рассуждениях Коменского не могло не быть следов влияния двух указанных выше традиций. Они отчетливо видны и в свойственной Коменскому трактовке идеала человека, созданного "по образу и подобию божию", и в самой идее врожденности природных дарований. Но бесконечно важнее не форма изложения Коменским его идей, а сущность и направленность этих идей, несущих оптимистическую уверенность в реалистичности педагогического идеала и указывающих способы и средства его достижения.

Совокупность этих средств, предложенная Коменским в речи "О развитии природных дарований", учитывает не только педагогические, но и социальные факторы формирования личности. Индивид для Коменского не изолированная личность, взятая вне социума (как будут провозглашать многие педагогические концепции на более поздних этапах развития капиталистического общества), но важный функционирующий элемент сложного общественного механизма. Однако на первое место в общей совокупности воздействий, формирующих личность, Коменский ставит факторы и средства педагогические. Эта доминанта воспитательного, педагогического влияния предвосхищает многие идеи мыслителей эпохи Просвещения (которых сближает с Коменским - философом в педагогике - и стиль педагогического мышления: движение от философских категорий и проблем к педагогическим и возвышение последних до уровня философских обобщений).

В публикуемой речи ярко проявились еще две исходные позиции педагогического мировоззрения Коменского - гуманизм и демократизм. В нарисованном Коменским идеале образованного человека первая и определяющая черта - человечность, гуманизм. "Образованные люди, - говорит Коменский,- суть истинные люди, т. е. человечны по своим нравам". Этот гуманистический пафос, - гуманистический характер педагогического идеала на протяжении всех последующих столетий будет направлять развитие передовой педагогической мысли.

Не менее важной отличительной чертой передовой педагогической мысли всегда будет ее демократизм, берущий свои истоки в педагогическом кредо Коменского. Коменский и элитаризм в педагогике несовместимы Великий педагог убежден в необходимости и возможности развития природных дарований не только отдельной личности, но и "народа в целом". Народ для него отнюдь не абстракция. В своей речи он обращается к "родичам и соплеменникам: венграм, моравам, чехам, полякам и славонцам". Коменский зовет их к развитию собственной, самобытной культуры, к отказу от бездумного использования "чужих колодцев", к открытию "своих собственных источников" мудрости и света.

Сказанным выше не исчерпывается тот заряд идей, который был заложен Коменским в публикуемой речи. Можно указать по меньшей мере еще четыре капитальные идеи, оказавшие влияние на последующее развитие педагогической мысли. Первую из них подчеркнул видный советский исследователь творчества Коменского А. А. Красновскпй в своем комментарии к рассматриваемой работе. "Из всех латинских слов и оборотов, - писал А. А. Красновский, - которыми обычно обозначается у Коменского процесс образования (formo, doceo, trado и т. п.), Коменский пользуется здесь термином coleo, cultura в смысле возделывания, взращивания того, что дано человеку от природы и что требует для своего выявления и оформления только некоторой помощи, поддержки, содействия. Таким образом, Коменский задолго до Руссо и Песталоцци, задолго до представителей немецкой просветительной литературы конца XVIII в. формулирует принцип образования как развития естественных природных сил, легший в основу всей новой европейской педагогики" (Красновский А. А. Ян Амос Коменский: Его жизнь и педагогические сочинения (1592-1670). - В кн.: Коменский Я. А. Избр. пед. соч. М., 1955, с. 56-57).

Приведенная мысль А. А. Красновского о роли Коменского в постановке проблемы "обучение и развитие" (проблемы, которая сегодня приобретает все большее и большее значение), к сожалению, осталась не замеченной историками педагогики. В историко-педагогической литературе, включая учебник истории педагогики, до последнего времени истоки идеи развивающего обучения связывались с именем и деятельностью Песталоцци. Ошибочность этого мнения была убедительно доказана в кандидатской диссертации Ю. А. Бибилейшвили "Идея развивающего обучения и вопросы развития природных дарований в дидактике Яна Амоса Коменского" (Тбилиси, 1981).

В свете отмеченной выше актуализации идеи развивающего обучения анализ исторической судьбы этой идеи представляет бесспорный научный интерес. Наличие трех точек зрения на соотношение обучения и развития в начале XX в., как известно, констатировал еще в 1930 г. известный советский психолог Л. С. Выготский (см.: Выготский Л. С. Избранные психологические исследования. - М., 1956, с. 251-252, 254, 257). Однако мы до сих пор не имеем даже отдаленного представления о том, как оценивалось это соотношение в отечественной и зарубежной педагогике XVIII-XIX вв.

Выдвинув в своей речи "принцип образования как развития естественных природных сил" человека, Коменский делает следующий шаг - от цели образования к его содержанию. Идея реального содержания образования, высказанная в его предшествующих работах, здесь получает свое дальнейшее развитие. Коменский не только отрицает традиционный идеал образования - "мудрое и красноречивое благочестие", не только подчеркивает, что образование должно быть подчинено потребностям жизни, но прямо связывает экономическое благосостояние народа с уровнем его образованности: из перечисленных Коменским 18 черт или признаков образованного народа 5 (4-8) связаны с его экономическим бытом.

Таким образом, Коменский выдвигает принципиально новый взгляд на задачи и содержание образования, в котором он выделял предметно-практический стержень. Эта новаторская, плодотворная идея позднее была искажена в буржуазной педагогике, многие представители которой смотрели на задачи и содержание образования с узкоутилитарных, прагматических позиций. Насколько Коменский был далек от такого подхода к образованию, свидетельствует его понимание образованности, выраженное, в частности, в той общей совокупности 18 черт или признаков, которыми он в своей речи характеризует образованный народ.

Ставя перед образованием новые цели и наполняя его новым содержанием, Коменский предлагает и новые средства его реализации. В ряду этих средств важное место занимает широкое общественное участие в образовании и воспитании подрастающего поколения. Коменский не приемлет средневековую традицию, замыкающую процесс воспитания и образования в стенах школы. Педагогический процесс представляется ему важнейшей, если не глав-ной, составной частью жизни общества. Общество в первую очередь заинтересовано в результатах этого процесса и потому обязано участвовать в нем наравне с семьей и школой. Эта идея сотрудничества общества, школы и семьи в деле воспитания и образования молодежи приобретает сегодня особую актуальность.

Наконец, еще одной плодотворной идеей, выдвинутой Коменским в публикуемой речи, была идея о структурировании природных дарований, "качеств или способностей" человека. Коменский впервые в педагогике создает то, что в языке современной науки именуется структурой субъекта деятельности. Он выделяет четыре элемента этой структуры - ум, волю, действие и речь, раскрывает их сущность, специфику и взаимосвязь. Позднее, в других работах, в частности в работе "Выход из школьных лабиринтов", Коменский раскроет функции каждого из этих дарований ("функция дарований" - термин Коменского), пути, средства и закономерности их развития.

Предложенная Коменсним модель природных дарований, а еще более сам принцип их выделения будут детерминировать разработку психолого-педагогических концепций личности во многих позднейших педагогических системах. Менялись элементы этой модели, вводились новые (например, чувства), исключались некоторые (речь), но неизменной оставалась сама идея построения такой модели, идея создания структуры личности.

Структурирование природных дарований, выделение их различных функций и указание на особые способы и средства развития каждого из них было для Коменского лишь первым необходимым шагом к решению основной задачи - всестороннего развития человека. "Я твердо устанавливаю,- формулировал эту задачу Коменский, - универсальные цели, исследуя образование всей человеческой природы" (см. с. 177 наст, т.) В современной педагогике задача всестороннего развития личности обычно понимается как органическое сочетание в едином воспитательном процессе отдельных видов (или функций) воспитания - умственного, нравственного, трудового, физического, эстетического и т. д. У Коменского же это лишь одна из двух плоскостей решения данной задачи. Вторая плоскость - комплексное развитие внутренних компонентов модели природных дарований: ума, воли, речи и стремления к деятельности. Современное осмысление этой второй плоскости подхода Коменского к проблеме всестороннего развития личности может быть весьма перспективным.

Таков общий абрис идей речи Коменского "О развитии природных дарований" - одного из наиболее ярких памятников мировой педагогической мысли.)

Перед вами выступает на сцену новый человек, для которого и вы сами являетесь новым обществом. Новизну эту доказывает настоящее необычайное собрание, на котором, как это и полагается при начале нового дела, присутствуют не только достопочтенные, знаменитейшие и ученейшие представители науки и церкви, но также знатные, благороднейшие господа и именитые граждане здешнего города и его окрестностей.

Вы удивлены, я полагаю, присутствием человека, видеть которого вам и на ум не приходило; для меня это также неожиданно, так как и у меня не было этого в мыслях. Как же это случилось? - спросим мы друг друга. Не к этому ли случаю применяются слова комического поэта: "С нами Боги обращаются, как с мячиками: бросают куда хотят" - или еще лучше - пророка: "Знаю, Господи, что не в воле человека путь его, что не во власти идущего давать направление шагам своим" (Иер. 10, 23).

Действительно, мои собственные помыслы, а также и советы мне со стороны других людей уже в течение нескольких лет клонились совершенно в другую сторону. Однако иначе направил шаги наши тот, который управляет всем: отвращая нас от Запада и Севера, он повелел идти к вам, на Восток1. Тогда-то именно Светлейшая княгиня Трансильванская и владетельница венгерских земель госпожа Сусанна Лорантфи из героического рвения к возвеличению славы божией, с благочестивым намерением, троекратно повторенными милостивейшими письмами соизволила вызвать и нас для совета о столь священном и трудном деле. Она намеревалась преобразовать на более широких и совершенных началах существующую в сем королевстве с самого н&чала церковной реформации славную гимназию - родоначальницу правоверных венгерских школ. И я не мог противиться такому призыву, внушенному самим Богом (таким признали его те, волей и сочувствием которых мне следовало руководиться).

1 (Коменский некоторое время жил в Англии и Швеции. После Вестфальского мира 1648 г. он возвращается в Лешно, откуда едет в Венгрию.)

Богу угодно было, чтобы и сам я почувствовал в себе необыкновенное стремление к тому же. Явившись сюда на некоторое время, почему бы мне не испытать, что именно желает совершить через наше ничтожество десница того, который обычно для дел своих пользуется ничтожнейшими в глазах мира средствами.

О, если бы не напрасным обольщением было мое убеждение, что здесь оправдывается та старая поговорка, что Бог "подобное приводит к подобному". Признаюсь, что я, смиренный раб Христа, искренно познал свою немощность и в сознании этой немощи охотно выискиваю те искры света, которые небесный отец светов не перестает ниспосылать нам, ученикам этой поднебесной школы, и с благодарностью воспринимаю их, откуда бы они ни посылались. Я также начинаю убеждаться, что и вас коснулось сознание своего несовершенства и вы всецело одержимы стремлением к лучшей, высшей и полнейшей образованности. Отсюда у меня возникает светлая надежда, что нас, объединенных в этом желании, не оставит благодать того, который мужам желаний, боящимся его, и кротким обещал милость свою и откровение пути своего (Дан. 9, 23; Пс. 25, 10, 13, 15). Итак, любезные мои венгры, вы моя надежда, да мыслим право о Господе и в простоте сердца ищем его; человеколюбив бо дух Премудрости (Премудр. 1, 1, 6). Любящих ее она любит, и усердно ищущие найдут ее (Притч. 8, 17). Для того же, чтобы мы уже начали искать Премудрость теперь же, когда я впервые выступил перед лицом вашим, я почитаю долгом сказать вам: приступите с бодрым духом и выслушайте благосклонно, когда я буду держать речь о столь необходимом для нас с вами деле. Дай Бог, чтобы вы не пожалели о том, что меня выслушали.

Какой же предмет рассуждения оказался бы достойным столь многочисленных слушателей, отвечающим нашим общим стремлениям и, наконец, мог бы послужить для нас побуждением к делу, которое предпринимается нами с самыми серьезными намерениями? Я избрал тему, приноровленную к месту, ко времени и к лицам и которая, благодаря предоставленному мне их светлостями случаю, вышла из-под моего пера, а именно:

О развитии природных дарований

Чтобы высказаться об этом во славу божию и в честь тех, которые поручили нам это дело, я полагаю наиболее удобным для себя и для вас, а равно и отвечающим существу самого дела вести рассуждение в следующем порядке:

Во-первых [раскрыть], что такое природное дарование и в чем заключается воспитание (cultura) дарований.

Во-вторых [выяснить], что необходимо требовать, чтобы дарования не оставались необработанными, как дебри лесов или пески пустынь; но чтобы они были возделываемы тщательно, как мы обыкновенно возделываем огороды, виноградники и сады.

В-третьих [показать], каким образом такое образование можно было бы удачно привить целому народу, в частности, есть ли условия для некоторого, более широкого, полнейшего и лучшего образования природных дарований в вашем народе.

Наконец, так как нужно иметь в виду не только повод к столь высоким стремлениям, но и благоприятные для них условия, то в дополнение ко всему указанному нужно еще рассмотреть, почему вопрос ставится именно теперь и почему именно в этом городе. Почему это дело во имя божие должно быть начато именно нами, здесь присутствующими, без всякого дальнейшего отлагательства и без ожидания других, более благоприятных, обстоятельств. И каким образом.

Изложив все это по порядку и возможно кратчайшим способом, мы, с благочестивыми желаниями и искренними молитвами, предоставим все это дело Богу и тем, которые здесь заступают его место.

Слово "дарование" в этом случае обозначает ту врожденную силу нашей души, которая делает нас людьми. Именно эта сила делает нас, созданных по образу божию, способными к пониманию всех вещей, к выбору из понятых нами вещей - одних лучших, к настойчивому достижению избранных, наконец, к свободному господству над вещами, уже достигнутыми, и к наслаждению ими, а через то - и к возможно большему уподоблению Богу (который все ясно разумеет, всего свято желает, всемощно совершает и всем преславно управляет). Угодно вам подробнее слышать об этом? - Так слушайте!

Человеку прирождены четыре части, или качества, или способности. Первая называется ум - зеркало всех вещей, с суждением - живыми весами и рычагом всех вещей и, наконец, с памятью - кладовою для вещей. На втором месте - воля - судья, все решающий и повелевающий. Третья - способность движения, исполнительница всех решений. Наконец, речь - истолковательница всего для всех. Для этих четырех деятелей в теле нашем имеется столько же главнейших вместилищ и органов: мозг, сердце, рука и язык. В мозгу мы носим как бы мастерскую ума; в сердце, как царица в своем дворце, обитает воля; рука, орган человеческой деятельности, является достойным удивления исполнителем; язык, наконец, - мастер речи, посредник между различными умами, заключенными в различных, друг от друга разделенных телах, связывает многих людей в одно общество для совещания и действования. Так изваял нас наш Творец! Этими четырьмя пределами ограничил он свой малый мир. Так осуществляем мы в себе все свойства божественного образа. Действительно, быстрый ум, облетая небо и землю, способностью понимания все покоряет, способностью суждения все разграничивает и распределяет и в сокровищницах памяти все складывает. Воля, со своей свободою решения, избирая из всего лишь то, что она облюбует, и отвергая то, чего не одобрит,, надо всем царствует. Рука, следуя предначертаниям ума и приводя в исполнение постановления воли, производит новое и только что не создает новые миры. Наконец, язык, перечисляя по мере надобности все то, что было обдумано, высказано, совершено (или то" что еще должно быть обдумано, высказано, совершено), и расцвечивая все это своими красками, распространяет свет от света, приумножает его и от одних людей переносит к другим.

Итак, вы понимаете, любезнейшие слушатели, что природным дарованием в нас является то, благодаря чему мы представляем собою образ божий, т. е. маленьких Богов, оставаясь тем не менее людьми. А отсюда, я полагаю, уже легко понять, в чем состоит воспитание природных дарований. Именно: в каком смысле о человеке говорится, что он усовершенствует поле, огород, виноград-ник и какое-либо искусство и, наконец, свое собственное тело, в том же смысле можно говорить, что он усовершенствует и душу свою или свое природное дарование. Он совершенствует каждую вещь, приспособляя и приноравливая ее к своим потребностям, приготовляя, изощряя, сглаживая, украшая ее таким образом, чтобы она соответствовала своей цели и на деле приносила наибольшую пользу. Так, поле, огород, виноградник тогда называются хорошо обработанными, когда они приносят много хороших плодов и овощей. Искусство считается хорошо усовершенствованным, когда оно легко и изящно производит свои творения. Тело выхолено, когда волосы хорошо причесаны, кожа гладка и здорового цвета и когда в работе оно проворно. Точно так же и духовное дарование человека будет тогда усовершенствовано, когда, во-первых, он приобретет способность обо многом мыслить и во все быстро вникать; во-вторых, когда он будет опытен в тщательном различении вещей между собой, в выборе и преследовании всюду одного доброго, а также в пренебрежении и удалении всего злого; в-третьих, когда он будет искусен и в выполнении совершеннейших дел; в-четвертых, когда будет уметь красноречиво и поучительно говорить для лучшего распространения света мудрости и для яркого освещения всего существующего (res) и мыслимого (mens).

Хочешь ли узнать хорошо образованного (bene cultus) человека? Наблюдай за его действиями и движениями, за его речью и даже молчанием, равным образом - за его походкой, посадкой, осанкой, глазами, руками и за всем, относящимся к нему: всюду будут просвечивать приличие, достоинство и любезность; всюду он будет верен сам себе; во всем изящен и аккуратен. Хочешь познакомиться с ним в деле? Все плавно идет под его рукой, так как всякое дело поведет он разумно, по предварительном здравом обсуждении. Хочешь слышать его речь? Он может дельно рассуждать о чем угодно, не обнаруживая ни в чем постыдного невежества. Если, напротив того, ему надо молчать, то даже самое молчание он сумеет смягчить благоразумием и приличием, чтобы и из молчания его ты мог чему-либо научиться. Если он вращается между людьми - одно удовольствие на него смотреть. Если ему когда-либо придется жить без сообщества людей, никогда он не будет чувствовать себя одиноким, так как он полон серьезных мыслей и утешения в работе. В жизни он так ведет себя по отношению ко всему доброму и злому, что на деле обнаруживает, что он умеет различать вещи и может распознавать полезное от бесполезного. Идет ли все по его желанию - он не заносится, не гордится, не становится высокомерным. Впадает ли он в несчастье - он все тот же: не опускается, не падает духом, не отчаивается. Одним словом, "кто мудр, тот приспособится ко всевозможным обычаям", - говорит поэт. А мы скажем: кто мудр, тот всюду сумеет быть полезным и будет подготовлен ко всяким случайностям.

Если бы можно было показать тебе хорошо образованный целый народ, то ты увидел бы, что в нем все или, по крайней мере, большинство именно таковы, какими я очертил отдельных лиц. Если желаете, чтобы я еще подробнее разъяснил вам это, я сделаю это путем сопоставления образованных народов с необразованными, или так называемыми варварами.

1. Образованные люди суть истинные люди, т. е. человечны по своим нравам; варвары же отличаются скотской грубостью или же зверской жестокостью, так что, кроме человеческого образа (если только они говорят, а не ревут), едва ли и признаешь в них что-либо человеческое.

2. Если ты присмотришься к порядку, господствующему в общественных и частных делах у хорошо образованного народа, там все идет, как часы; если затронута одна часть, приводятся в движение и все остальные: одно колесико толкает другое, и все определяется числом, мерой и весом. У варваров же все похоже на развязанный сноп или песок без цемента.

3. Возьми взаимоотношения людей между собой. В образованном народе все служат друг другу, каждый на своем месте выполняет то, что полезно ему и другим. У варваров же никто не считается с потребностями другого: все делается вразброд, а потому один другому мешает, и получается общая сутолока.

4. У образованных народов все стихии мира несут людям дань, и даже самые недра земли не могут скрыть от них свои сокровища (металлы, драгоценные камни и минералы). У необразованных все пропадает без пользы: они не умеют ни подчинять себе природу, ни сосать ее грудь, ни даже пользоваться ею тогда, когда она сама изливает на них дары свои. Отличнейший климат, плодороднейшая земля, удобнейшие для судоходства реки остаются без использования, как это можно видеть у американских народов, проводящих грубую жизнь, подобно диким зверям.

5. Образованные народы не дозволяют ни одному клочку земли пустовать, никакому материалу пропадать бесполезно. Деревья и хворост, камни и щебень, даже песок и уличную грязь они подбирают и находят всему этому известное употребление. У необразованных же, смотришь, ничто не возделывается, сор и грязь, кругом все гниет и разлагается.

6. Отсюда у первых даже самые бесплодные по своей природе области, не представляющие ничего, кроме песка, или скал, или болот и мхов, так хорошо обрабатываются, что кажутся раем. У необразованных же народов даже страны, сами по себе имеющие вид рая (где, как кажется, само небо вступило в брачный союз с землею), засоряются отбросами и теряют свою прелесть.

7. Вот почему образованные народы в избытке располагают не только всеми необходимыми для жизни предметами, но и различными удобствами, даже роскошью; тогда как необразованные едва имеют средства влачить жизнь, питаясь по-звериному сырой пищей.

8. Образованные, заботясь и о будущем, обеспечивают себе все необходимое в жизни, даже для непредвиденных случаев, какие могут их постигнуть: неурожая, нападения врагов, моровой язвы или иных болезней. Они своевременно противопоставляют им благоустроенные житницы, арсеналы, аптеки. У варваров же не существует никакого разумного попечения о жизни, здоровье, безопасности; живут они изо дня в день, от случая к случаю; все у них необдуманно и случайно.

9. Народ образованный обнаруживает изящество своего ума даже красивой и изящной одеждой, так как все и каждый, малый и великий, знатный и незнатный, одеваются если не изысканно, то во всяком случае опрятно; тогда как необразованные ходят нагими или полунагими, в лохмотьях и рубищах, грязные и истощенные.

10. Образованный народ имеет великолепные многолюдные города, полные произведениями искусств и ремесел. У необразованного - вместо городов пустыри, а если он что-нибудь и называет городом, то это не более, как жалкие лачуги.

11. Образованные народы, связанные узами закона, содержат свои области, а в них города, села, дома, отдельные семейства и, наконец, самих себя в границах установленного порядка, так что никому нельзя безнаказанно их переступать. У народов Яле необразованных или ложно образованных место свободы занимает своеволие: кому что вздумается, тот то и делает, не зная ни в чем никакой узды.

12. Отсюда у первых все безопасно, безмятежно, тихо и спокойно, а у последних господствуют кражи, разбои и насилия; а потому нет истинной безопасности, и все полно козней и страхов.

13. У народа истинно образованного даже среди сельских жителей нет деревенской грубости: до того все проникнуто городской утонченностью нравов. У необразованных, наоборот, и горожане суть те же селяне, и сам город по нравам - не что иное, как настоящая деревня.

14. Люди, принадлежащие к образованному народу, приветливы к пришельцам, ласково указывают дорогу, вежливы к тем, кто к ним обращается, остерегаясь причинить им какую-либо неприятность. Варвары же или отталкивают от себя незнакомцев, или сами бегут от них, и, во всяком случае, отпугивают их от общения с собой своими гнусными нравами.

15. У образованных народов ленивые люди и здоровые нищие нетерпимы; их даже вовсе нет, так как каждое государство держит всех своих граждан в порядке и печется о своих бедных. У варваров - целые полчища ленивых людей, которые, поддерживая свое существование нищенством или воровством и грабежами или существуя и в нищете и голоде, производят различные смуты и бедствия. И если с этим злом и борются, то только с помощью силы; и тогда начинается сплошная каторга, угнетения, казни и истязания.

16. Образованные, находя удовольствие в свободных науках и искусствах2, охотно занимаются ими, ни одного из них не выпуская из поля зрения. Они исчисляют звезды и измеряют небо, землю, пропасти и невесть что, не желая, чтобы где бы то ни было, хотя бы в отдаленнейших областях земли, воды, воздуха, что-либо происходило ими не понятое. Они стараются также узнать: бег веков, как далеко отстоим мы от начала мира, как скоро мы можем ожидать его конца, чтобы, имея перед глазами прошедшее, лучше располагать настоящим на пользу будущего. Необразованные [не только] всего этого, а даже и самих себя не знают, не задумываясь о том, откуда они пришли сюда, куда пойдут, что происходит с ними или вокруг них; а потому они несведущи в прошедшем, неразумны относительно настоящего, не приготовлены ни к чему, что предстоит в будущем.

2 (В свободные науки и искусства входили три науки гуманитарного плана (грамматика, риторика, диалектика) и четыре науки, которые несли, прежде всего, элементы естественнонаучных знаний (арифметика, геометрия, музыка и астрономия). Они противопоставлялись несвободным наукам - ремеслам.)

17. Образованных услаждает лира Орфея, и они охотно предаются божественной музыке, чтобы, пленяясь сладостью звучной гармонии, тем лучше всюду ей внимать по примеру Давида и Соломона. Необразованные же - ослы в музыке; если услышишь между ними какие-либо звуки, то разве - нестройный гам пьяных или дикие гиканья неуклюжих плясунов.

18. Наконец, образованные живут между собой мирно, исполненные света, разума, благой воли и чистой совести, довольные богом и собой и радуясь своим сокровищам. Необразованные, не обладая ничем внутри самих себя, всецело предаются одной внешности и, гоняясь вместо вещей за призраками, становятся предметом насмешек, чахнут и, наконец, гибнут. И пусть гибли бы, если бы этой смертью они не обрекались бы заживо и на смерть вечную! Но если уж необходимо так бывает, что люди, не достойные этого имени, отклоняются от своего предназначения - блаженной жизни, то лучше бы им вовсе не родиться, или, точнее, лучше родиться не людьми, а немой тварью, чем рождаться такими людьми, которые никаким человеческим образованием не возвышаются до истинной человечности.

Надеюсь, вы поняли теперь, благосклоннейшие слушатели, что такое человек или народ образованный и чем образованные отличаются от необразованных. Нужно, однако, сверх того, иметь также в виду, что верх человеческой образованности есть благочестие, или страх господень, который прославляется как венец премудрости (Сир. 1, 18). Без этого же и самый образованный будет чистейшим варваром, ибо Бог всех нечестивых называет несмысленными и приравнивает их к скотам (Пс. 49, 21, 94, 8). Они умны, говорит Господь, на зло, но добра делать не умеют (Иер. 4, 22). Называя себя мудрыми, обезумели (Рим. 2, 5, 22). И еще: Как вы говорите: мы мудры, и закон господень у нас? Вот они отвергли слово господне; и нет в них никакой мудрости (Иер. 8, 8, 9). Такую мудрость апостол называет земной, животной, бесовскою (Иак. 3,15), хотя сыновья Агари (люди плотские) только и ищут этого земного знания; купцы земные и баснословы и исследователи знания, они не познают пути истинной премудрости и не помнят стезей ее (Вар. 3, 23). Так как между образованнейшими народами Европы встречаются и такие, которые образованы не по образу божию, а по образу сатаны, то я должен вас, мои дорогие, предостеречь, чтобы кого-либо не сбило с толку слово "образование", которое одинаково относится к людям, изощренным как во зле, так и в добре. Лучше вовсе не получить образования, чем приобрести его для мирских сует, гордости, обманов, хитростей, нечестия или лицемерия; лучше остаться народом грубым, но простым и богобоязненным (каковы были в первые века, во времена патриархов), чем приобрести тот лоск, которым прикрывает себя свет. Однако же и грубое невежество влечет за собою незнание Бога и пренебрежение к улучшениям, тогда как истинное познание всех вещей есть путь к познанию Бога; а чем более мы познаем его, тем более любим. Да исчезнет же злоупотребление образованием и останется одна польза от него!

Об истинном же и спасительном образовании людей я, сверх того, добавлю, что никто не может сделаться образованным без воспитания или культивирования, т. е. без прилежного обучения и попечения. Если же скажут или подумают, что "духовное дарование есть дар божий и вложено в нас его десницей, а потому может ли человек совершенствовать дела божии?", то я отвечу: те дела божии, которые Творец изъял из нашей власти, действительно не могут быть ни изменены, ни тем более усовершенствованы нами, как, например: внешний вид мира, течение звезд, небесные явления и т. п. Все же то, что он вложил в нашу руку или душу, он как бы подчинил нашей власти, так что от нашего усмотрения зависит приспособить все это к нашим потребностям и с этой целью перемещать, переделывать, отшлифовывать, т. е. вообще совершенствовать. Здесь подразумеваются камни, металлы, травы, дерево, животные и само наше тело. На равном основании Премудрый строитель восхотел, чтобы в нашей власти и на нашей обязанности было совершенствовать и свои врожденные способности: ум, волю, руку, язык, чтобы каждая из них прямо-таки блистала своей отделкой и отвечала своему назначению. Ибо, если бы он что-либо из дарованного нам или нас самих изъял из нашей власти, то этим он умалил бы в нас то величие, которым нас украсил (т. е. свой образ). Однако же он не пожелал умалить его, а потому предоставил нам право распоряжаться собой так или этак и самих себя усовершенствовать с его помощью. Итак, нам нужно такое образование, которое делало бы нас способными всегда все правильно разуметь, желать, делать, высказывать; только тогда, достигнув умом, душой, рукой и языком должного совершенства, мы будем справедливо называться людьми. Отними образование духа, и ты увидишь, что люди хотя и пасутся и ручнеют чревом, но скудеют духом; здоровеют телом, но болеют душой; блестят кожей, но грязны совестью. Ибо почему для человека, земной твари, должны существовать иные условия, чем для других земных тварей? Взгляни на драгоценный камень, лучезарно блистающий в царской короне или на княжеском пальце. Таким он, полагаешь, и родился? Ошибаешься, если так думаешь. Он родится шероховатым, темным, грязным; ты бы его и с земли не стал поднимать. Чтобы он заблестел, надо его скоблить, чистить, пилить, гранить, обтачивать, выравнивать, обтесывать, всячески шлифовать и полировать. Даже грубый камень, служащий для постройки домов, башен, стен, колонн и других подобных потребностей, может идти в дело не иначе, как ограненный, вытесанный и установленный нашей рукой. Равным образом металлы, созданные для важнейших потребностей нашей жизни приходится вырывать, плавить, очищать, отливать и ковать различным образом; иначе пользы от них будет не больше, чем вот от этой земляной грязи. От растений мы получаем пищу, питье, лекарство; однако травы и хлеба нужно для этого сеять, бороновать, косить, молотить, молоть, толочь; деревья - сажать, подчищать, удобрять, снимать с них плоды, сушить последние и т. д.; еще более сложной и разнообразной обработки требуют они, если предназначаются для изготовления лекарств или для строительных целей. Животные, например такие, которые служат нам самой своей жизнью или же как тягловая сила, по-видимому, хотя и сами могут все добывать для поддержания самих себя, однако, чтобы пользоваться их работой для тех потребностей, для которых они нам дарованы, ты никогда не обойдешься без предварительного их приучения. Вот, посмотрите: конь рожден для войны, бык - для упряяши, осел - для вьюка, собака - для сторожевой службы и охоты, сокол и ястреб - для ловли птиц и т. д.; однако, если ты каждого из них не приучишь к его делу, они ничего не будут стоить. Так и человек: его тело предназначено для трудов, однако мы видим, что, кроме голой способности, ему ничего больше не прирождено. И сидеть, и стоять, и ходить он должен быть постепенно приучаем; даже есть и пить он не умеет без приучения. Откуда бы явилось такое преимущество для нашего ума, нашей воли, нашей руки, нашего языка, чтобы последние могли, без предварительной подготовки, в совершенстве исполнять свои обязанности? Нелепо было бы даже это и предположить, ибо для всех тварей существует один закон: получать начало из ничего и постепенно возвышаться и совершенствоваться как по своей сущности, так и по действиям.

Итак, необходимо все дарования развивать в совершенстве, чтобы родившийся человеком учился и действовать по-человечески. Но прежде всего необходимо, чтобы такую обработку получали те, кто должен стать зерцалом, правилом и опорой для других, т. е. кто предназначен к управлению какой-либо частью человеческого общества: семьей, школой, городом, царством. Но надо наставлять и тех, кого природа предназначила к подчинению, чтобы они умели разумно покоряться и повиноваться порядку. Надо обучать бездарных, чтобы они доставляли какую-нибудь пользу, хотя бы ремесленным трудом; надо обучать даровитых, чтобы, по чрезмерной подвижности ума, они не ударились во зло и не погибли бы от собственных заблуждений. Хорошим натурам образование нужно для того, чтобы предохранить их от испорченности; нужно оно и испорченным, чтобы исправить их природные недостатки; так было, по его собственному признанию, с Сократом, испорченная и склонная к порокам природа которого была исправлена благодаря воспитанию. Одним словом: как плодородная земля при отличной обработке становится раем, а если остается в небрежении - печальной пустыней, наполненной крапивой, тернием и гадами, так и дарования при прекрасном воспитании совершенно уподобляют нас ангелам и даже самому Богу, образ которого отражают; оставленные в пренебрежении низводят нас к скотам, а совершенно отдалившись от своего первообраза, увы, - даже к самим нечистым духам! Итак, усовершенствование природных дарований, которое одно может возвысить нас до уподобления Богу, необходимо людям более всех сокровищ мира, почестей, удовольствий и всего, что только может входить и обыкновенно входит в круг наших желаний, и потому оно должно быть высшей целью наших стремлений.

Теперь спрашивается: возможно ли культуру природных дарований распространить на какой-либо народ в целом и каким образом можно было бы легко привить ее народу, еще недостаточно образованному? Впрочем, я не вижу нужды ставить вопрос об этой возможности, когда об этом свидетельствует самый факт наличия у многих народов блестящей культуры, хотя и едва ли вполне совершенной у какого бы то ни было народа. Очевидно, однако, что возможно быть и вполне образованным, если отнестись к этому делу с серьезным усердием и желанием, так как вовсе не трудно, а тем более не невозможно направлять известное дело туда, куда оно уже само по себе клонится, только бы были устранены препятствия и разумно направлялось само его природное стремление. По крайней мере, не требуется особенного искусства, чтобы из птицы наверняка сделать птицу, из коня - коня, из воды - воду, из камня - камень (т. е. достигнуть того, чтобы птица летала, конь бегал, вода текла, камень лежал там и так, как тебе угодно), а следовательно, и из человека сделать человека, если только знаешь способ для этого. Ибо природа всех людей одна и та же. Если хорошо знаешь одного - знаешь всех; если умеешь сделать образованным одного - сумеешь и всех. Многим даже без чужого руководства, по внушению более щедрой к ним природы, удается достигнуть того, что они находят в самих себе и учителя, и ученика, и учение, и путь, или метод учения. Я разумею самоучек, которые, без постороннего руководства, становятся учеными, честными, предприимчивыми и красноречивыми. Правда, не все бывают так счастливы, и многим достаются в удел более скромные способности, но, как справедливо пел Гораций:

 Самый суровый дикарь непременно нравом смягчится, 
 Стоит к природе ему терпеливым прислушаться ухом,

так как (говорит Овидий)

 Ведомо, что уж одно изученье искусств благородных 
 Нравы смягчает всегда и дикими быть не дает.

И в самом деле, каким бы человек ни родился, он рождается человеком, т. е. (как сказал Климент Александрийский) "одушевленным нолем", а потому (добавляет Гиппократ) "какова роль семян в отношении к земле, такова же и роль знания в отношении к человеческому духу". Как нет такого несчастного поля, которое, будучи возделано, не восприняло бы каких-нибудь семян и не принесло бы плода, так едва ли бывают окончательно бесплодными и дарования, если только они возделываются прилежно, получая всяческую, какая только возможна, помощь. Средств, служащих общему развитию [человека], восемь. Я скажу о них, вы же выслушайте только, и тогда вы поймете, что вам советуют дело, во всех отношениях прекраснейшее и легко осуществимое.

I. Первое средство состоит в том, чтобы родители и няньки полагали первое основание счастливому развитию природных дарований, старательно заботясь, чтобы с детьми не приключилось чего-либо пагубного для их жизни, здоровья, чувств, нравов. Об этом многое следовало бы сказать, но здесь не место. Мы написали по этому предмету, еще 18 лет тому назад, особую книгу под заглавием "Schola materna" - "Материнская школа" - на немецком и польском языках. Там описывается, какие обязанности лежат на родителях в отношении их ребенка: до того, как они его зачнут, пока мать носит его в утробе, во время появления его на свет и в его нежнейшем, требующем особенных забот, возрасте, чтобы прежде всего и главнейшим образом они сами не погубили его своей дорого обходящейся беспечностью или не испортили равносильным жестокости баловством. Это составляет краеугольный камень подлинного воспитания дарований, первое основание общественного благополучия, при правильном о нем попечении.

II. На втором месте стоят воспитатели, попечению которых родители вверяют сыновей с той целью, чтобы те внушали все доброе дарованиям еще слабым, но уже предрасположенным к росту, подавали примеры честности, указывали образцы всяких разумных действий и остроумной речи и, таким образом, не упуская ни одного удобного случая, напечатлевали в них образ божий и умело вылепливали эти хрупкие произведения, этих своих Меркуриев. Велика польза от этого дела, если оно ведется разумно, потому что первый возраст имеет свойство воска, из которого можно все вылепить, и, подобно обезьянам, подражает всему, что только видит, - хорошему и дурному. Вот почему нет ничего справедливее изречения, утверждающего, что мы остаемся на всю жизнь такими, какими нас воспитали в отрочестве.

III. Третьим средством общественного образования являются общественные школы, как бы общественные мастерские гуманности. Здесь надежными учителями, облеченными общественным авторитетом, удобопонятно преподается все, что необходимо знать и чему необходимо веровать, что говорить и что делать; здесь же усердным и непрерывным упражнением во всем, заслуживающем уважения, развивается и укрепляется в детях склонность к науке, мудрости, добродетели и красноречию. Все это совершается приятно, когда учителя и на деле являются тем, чем они слывут, будучи как бы ходячими библиотеками и живыми примерами всего, что нужно делать и чего избегать, так что подражать им и легко, и надежно. Ибо легко следовать правильно за тем, кто правильно идет впереди, и "каков предводитель, таковы и предводимые". Счастлив народ, получающий наставления в многочисленных и разумно устроенных школах!

IV. Четвертым средством всеобщего образования и в школах, и вне школ служат хорошие книги, подкрепляющие дарования более широким познанием вещей, всевозможными добродетелями и потоками красноречия. Говорю - хорошие книги, ибо если они действительно хорошо и мудро написаны, то представляют поистине оселок для отточки дарований, напилок для изощрения разума, мазь для глаз, воронку для вливания мудрости, зеркало чужих мыслей и действий и руководство для наших собственных. Если бы какой бы то ни было народ во всей своей массе в достаточной мере был обеспечен такими книгами, он был бы озарен светом. Подчеркиваю: светом был бы озарен любой народ во всей своей массе, если бы он в достаточной мере был обеспечен хорошими книгами.

V. Следующее, пятое, средство изощрения дарований - частое общение с мужами учеными, благочестивыми, деятельными и красноречивыми, общение, заключающее в себе скрытую, но самую действенную силу для нашего преобразования. Ибо справедливо сказано: как прогуливающийся под лучами солнца все-таки согревается, а при продолжительности прогулки он к тому же и загорает, хотя бы он прогуливался и с другой целью; так точно тот, кто вращается среди людей (добрых или злых, образованных или невежественных, мудрых или глупых), непременно усвоит, хотя бы и бессознательно, нечто из их дарований и нравов. Следует поэтому заботливо отстранять от дурного товарищества молодежь того народа, которому мы хотим сообщить образование, и постоянно привлекать ее к общению с людьми учеными, благочестивыми, честными и усердно занятыми делом: тогда молодежь не может не усовершенствоваться. С этой целью многие государи и иные отцы отечества у различных народов находили нужным или приглашать к своей молодежи мудрых мужей из других стран, или отправлять к ним своих, чтобы они жили там и совершенствовались не днями или месяцами, но целыми годами.

VI. Однако недостаточно жить в общении с мудрецами, чтобы привыкать всю жизнь проводить в труде; сами юноши должны постоянно упражняться в деятельности; только тогда выйдут из них будущие мастера, если они приобретут соответствующий навык. Действительно, никто иначе не научается избегать ошибок, как часто ошибаясь, осознавая и исправляя эти ошибки; никто не делается мастером, не упражняясь в мастерстве. Именно в такой школе постоянного практического опыта, начиная с раннего возраста, возникли военные познания Ганнибала, так как он, будучи еще мальчиком, сразу же последовал за отцом в лагерь и всю жизнь только и делал, что воевал. Таков и Александр Великий, и другие древние герои, воспитанные практическим опытом. Но к чему вспоминать древних? И ныне превозносимая выше других мудрость венетов и белгов3, а также благоденствие их государств происходят не из другого источника, как из обычая с ранних лет упражнять своих сыновей в трудовой жизни и в общественных делах. Там сын хотя бы дворянина, барона, графа, сенатора и даже самого дожа не допускается к почестям иначе, как постепенно, начиная свое служение родине (вместе с самыми простыми людьми) не иначе, как с низших должностей, и достигает высших только после основательного ознакомления с предшествующими. Таким путем все делаются ловкими и способными ко всему, и никому не дозволяется быть праздным или бесполезно обременять землю.

3 (Т. е. жителей Венеции и Нидерландов, достигших в XVII в. больших успехов в культурно-экономическом и политическом развитии.)

VII. Седьмое средство, содействующее общественному воспитанию природных дарований, составляют сами мудрые правители с их благочестиво-ревностным попечением (чтобы у подвластных им не было недостатка в школах, у школ - в учителях, у учителей - в учениках, у учеников - в книгах и прочем необходимом, у всех же - в мире и в общественном спокойствии). Так заботились о своих народах Давид, Соломон, Иосафат и другие благочестивые еврейские цари, а Антонин Пий, щедрейший из римских императоров, назначил в каждой провинции (не исключая и самых отдаленных) особое содержание для служителей муз. О Карле Великом читаем, что однажды, когда к нему, провозглашенному государем Галлии, пришли из Шотландии два философа, он спросил их, чего они желают. Они отвечали, что принесли новому государю новый дар - мудрость. Государь спросил, что это за мудрость, и они с философской прямотой отвечали, что до них дошел слух, будто в его государстве школы в упадке и нет попечения о науках, а потому они пришли подать совет об устроении школ. Тогда император, приняв их совет, основал Парижскую академию, а вскоре и много других школ. Отсюда ведет начало блеск галльского народа - между европейскими народами самого образованного. О, если бы таких Карлов, Антонинов, Юстинианов, Константинов, Иосафатов, Соломонов, Давидов выдвинул Бог среди всех, доселе необразованных народов! Тогда бы вся вселенная поднялась от варварства до блеска.

VIII. Наконец, последнее и необходимейшее средство при культуре дарований есть благодать от Бога - того Богаг "без воли которого ничего в человеке не происходит, который один может отверзать очи слепым и содействовать тому, чтобы мы не были подобны коням и несмысленным лошакам" (Пс. 32, 10), который один есть тот свет, что освещает всякого человека, грядущего в сей мир, и света этого тьма не обымет, т. е. не захочет соприкоснуться с ним и быть освещенной им. С нашей же стороны требуется лишь одно - стремиться к свету и, обращаясь к нему, воспринимать лучи блеска его, чтобы быть в свете. Это обращение совершается как через молитвы и призывание, что явствует из примера Соломона, так и через старание сохранить души и тела наши чистыми от грехов, ибо "в лукавую душу не войдет дух премудрости" (Премудр. Сол. 1, 3, 5). Таким образом, чтобы довести до блеска умственное и нравственное состояние того или иного народа, нужно устранить все препятствия, которые, находясь между нами и Богом, производят затмение умов; таковы: чрезмерная привязанность к миру и мирским делам и пренебрежение небесным - греховная скверна, оскверняющая и омрачающая души, и, наконец, оскудение в молитвах и вере. Если служители Евангелия приложат старание для устранения всех препятствий и не преминут пробуждать людей от усыпления, возбуждать в них стремление к лучшему и указывать это лучшее, испрашивая его у Бога воздыханиями и молитвами, тогда легко будет умолить Бога, чтобы "он приподнял покрывало, покрывающее все народы, и снял поношение с народа своего по всей земле" (Ис. 25, 7, 8).

Вы видите, мои слушатели, что полная и всеобщая культура природных дарований не невозможна ни для какого народа, даже самого варварского, если только люди захотят руководствоваться разумом. Но возникает вопрос о моем и вашем народе: имеют ли они потребность в приобретении некоей лучшей образованности и каким образом? Сомнение это вызывается врожденным человеческой природе самолюбием и слепым пристрастием к себе, которое не видит собственных недостатков. Мы также люди и также можем страдать человеческими слабостями. Ибо хотя и весьма достоверно, что в ином народе нет никакой культуры природных дарований; в ином - она слаба и причисляется к вещам второстепенным; в ином - хотя и существует, но превратна, так как направлена на один внешний и светский лоск; кое-где хотя и направлена к лучшему, но скудна и холодна,- однако как мало таких, которые, оставаясь довольными собой, своими привычками и нравами, признали бы эти недостатки. Известно, что большинство самообольщается и любит собственные язвы; нужно остерегаться, чтобы не обольститься и нам; вот почему следует кое-что сказать об этом предмете; однако кратко и осторожно, так как никто не любит, когда неосторожно дотрагиваются до его язв.

Что касается до нас, венгров и моравов, то, сказать по правде, и мой, и ваш народ доселе еще недостаточно образован. Поэтому у нас, в сравнении с образованнейшими народами Европы, нет никакого особенного умственного блеска; к тому же и на церковном небосклоне, среди других ярких светил, нас считают как бы туманностями. Но в настоящее время я не забочусь о достижении какого-либо блестящего образования для своих соотечественников, так как это было бы напрасно и затевать; а потому соседская любовь заставляет меня обращаться к вам, любезные соседи мои венгры, и преимущественно перед другими серьезно убеждать вас, чтобы вы старались ближе узнать свои достоинства и недостатки, изощряя первые и искореняя последние. Я не утверждаю, что культура природных дарований в вашем народе вовсе была забыта, но совершенной культуры не было. Чтобы и вы сами признали это - если еще не признали, - я осмелюсь сравнить обработку ваших дарований с обработкой вашей земли. Что последняя у вас возделывается, это доказывает обилие хлеба, вина, скота; но что она возделывается не настолько, насколько возможно, доказывают существующие до сих пор пустыри или полупустыри и поверхностная обработка остальных земель. Вот почему необходимейшие для жизни вещи (не говоря уже о предметах роскоши) производятся у вас не в таком разнообразии, как это возможно в такой благодатной стране. Ни зданий, ни одежд, ни утвари нет у вас в таком количестве и великолепии, как в других странах; нет у вас и столь же населенных, как в других странах, сел, местечек и городов. Не добываете вы, наконец, собственным трудом ископаемые ваши богатства - металлы и драгоценные камни, предоставляя другим ими обогащаться. Словом, ваша счастливая страна могла бы кормить вдвое и втрое большее население, чем она кормит, если бы она возделывалась вся и возделывалась разумно. Вы могли бы, пожалуй, вдесятеро больше иметь довольства и блеска, если бы знали свои сокровища и умели ими пользоваться. Каждый ваш селянин мог бы жить по-дворянски, каждый дворянин мог бы по-княжески купаться в богатстве и удовольствиях. Равным образом само дело достаточно говорит, что у вас имеется налицо и некоторая культура дарований. Есть у вас и школы, а в школах - учащие и учащиеся, и даже в большом числе: отсюда-то и выходит так много говорящих по-латыни, что известное изречение Штурма - "Нет такого народа, где бы ты не встретил человека, говорящего по-латыни, который мог бы тебе, страннику, указать дорогу", - пожалуй, применимо к вам вернее, чем к какому-либо другому народу, даже из самых образованных. И какая у вас любовь к христианской религии! Какое изобилие храмов и священнослужителей почти в каждом селении! Какое стечение народа при божественных службах! Если бы, странствуя в праздничные дни по многим местностям, я не видел этого собственными глазами, я, может быть, другим бы и не поверил: так велико равнодушие в этом отношении у соседних с вами народов! Не говорю уже о других вещах, доказывающих, что вы вовсе не так низко стоите и что вы уже сбросили с себя скифскую дикость. Тем не менее правдивость заставляет меня признать, что духовная образованность у вас еще не достигла вершины, но остановилась на полпути. Это доказывается шероховатой, скудной и несвязной латынью ваших школ; доказывается исключением из них большинства изящных искусств; доказывается тем, что в них еще не допущены высшие отрасли знаний - медицина и юриспруденция, равно как и наивысшие - философия и богословие. Доказывают то же самое и города ваши, в которых имеются еще не все роды ремесел и ремесленников; доказывают и доселе еще дикие нравы черни, и мало облагороженная наружность, и мало ли что еще... Думаю, что нет никакой нужды еще долее останавливаться на доказательствах этого, зная, что благоразумнейшие из вас сами сознают это и ревностно ищут случаев для улучшения образования. Ревнуйте же, мои дорогие, ревность ваша не будет бесплодной: ибо я вижу и, не колеблясь, могу удостоверить, что если вы, мои венгры, сумеете воспользоваться своими дарованиями, то не уступите в мудрости ни одному народу Европы, так как и ваша природа, и небо, и земля не против вас; напротив того: как телом, так и душой вы свободны в собственной стране. Мне не безызвестно, что дарования ваши считаются слишком грубыми, как это, может быть, и вам самим кажется. Положим, что это действительно так. Но разве это обстоятельство может служить препятствием к изучению мудрости? Так же мало, как и возделыванию земли твердость ее в сухое лето или вязкость - в мокрое. Будь даже вся земля глинистой, вспахать ее [конечно] было бы очень трудно и требовало бы большого количества рабочего скота. Но зато как роскошно вознаграждает она эти тяжелые труды доброкачественностью и обилием получаемого урожая! Так же рассуждайте и о своих духовных дарованиях. Невидимый творец душ наших - Бог распределил духовные дары не только между отдельными людьми, но и между народами таким образом, что у иных они как пух, у иных - как дерево, у иных - как олово, у иных - как железо и сталь. Но именно это разнообразие указывает на божественную мудрость: такого разнообразия требует польза самого дела, ибо не всё мы можем изготовлять только из воска, глины, гипса: нам бывают нужны также мрамор, железо и сталь. Но разве нельзя и стальной меч, который сделан из стали именно для того, чтобы сильнее разить, вместе с тем и позолотить, чтобы он еще и блестел? Так и народ, издревле преданный железному Марсу, может посвятить себя золотому искусству и, где это нужно, сдерживать свою силу и проявлять свой блеск. Милые соседи, говорю я это не ради красноречия, но чтобы воодушевить вас к познанию своих достоинств и к достижению того, чего ещё недостает им до полного совершенства. Ушам я не даю ничего, но стараюсь воздействовать на души. Докажите же, прошу вас, что ваша земля обладает не одними обширными равнинами, где вода может лишь застаиваться и образовывать одни болота, но богата также и горами, и источниками живых вод, доставляющих приятное орошение. Докажите, говорю, что у вас дома имеются источники не только воды, но и духовных дарований. Докажите, что вы владеете не только рудниками золота в недрах земли вашей, но и рудниками мудрости в душах ваших. Смело и мужественно стряхните с себя скифскую скверну, если что-нибудь от нее еще осталось в вас, чтобы явиться, наконец, в полном блеске. Чтобы вселить в вас уверенность, я с божьей помощью прочту то, что написал в другом месте (в "Новейшем методе языков", гл. XXVI, § 9), и применю к предмету настоящей речи: "Пишут, что Греция была маленькая страна, жители которой, желая иметь хлеб для пропитания, привозили зерно с Лесбоса (плодоноснейшего острова), из города Эразо, между тем как, приложив должный труд к земледелию, они могли бы в избытке получать хлеб с собственных полей. Достойно смеха, если это верно! Но более чем достоверно то, что подобная и даже более пагубная леность овладела племенем ученых, которым Бог на тех же условиях вверил духовное поле, плодороднейшее во всех отношениях; но они редко обрабатывают его так, чтобы иметь у себя дома все необходимое для поддержания духовной жизни. Мы призываем из чужого народа и из другого века какое-нибудь дарование, чтобы оно вещало нам свои прорицания. Если же мы и возделываем у себя дома дарования, то весьма немногие из нас возделывают их так, чтобы поддерживать себя собственными средствами, большинство же живет нищенством, к личному и общественному (говоря прямо) бесчестию и ущербу. Немного мы находим потому, что немного нас, кто ищет". Тщетно оправдание: не каждый может все, и не всякая земля все родит. Ведь каждая земля что-нибудь да родит. В каждом даровании, если в нем порыться, можно открыть свою жилу. Платон (в своей книге "О государстве") сказал, что никому не дозволяется черпать воду из чужого колодца раньше, чем докажет перед властями, что он прилежно старался вырыть себе колодец в собственном доме, но не мог достигнуть этого никакими трудами и издержками. Подобное тому говорит и премудрый Соломон: Пей воду из твоего водоема и текущую из колодца твоего (Притч. 5, 14). Наконец, Христос желает, чтобы учитель церкви старое и новое выносил из своей сокровищницы (Матф. 13, 52). Если даже в божественных делах предоставляется возможность выносить из своей сокровищницы и к возможности присоединяется еще желание, то почему не применить того же и к прочим вещам, проистекающим главным образом из источника чувств и разума?

Эти приведенные из другой книги мысли должны быть применимы и к настоящей цели. Внемлите же мне, прошу вас, мои родичи и соплеменники: венгры, моравы, чехи, поляки и славонцы! Неужели мы будем поступать столь же глупо и смешно, как вот эти, достающие хлеб и воду от других (между тем как дома у них нашлись бы поля и колодцы, если бы только они захотели их копать)! Доколе мы будем жаждать чужих школ, книг и дарований, ими одними стремясь удовлетворить наш голод и жажду? Или мы, по воле божией, вовсе лишены духовных полей? Почему же мы их не возделываем у себя дома? Почему мы тщательно их не орошаем, не пашем, не перепахиваем второй и третий раз? Почему их не бороним, не засеваем? Словом, почему мы дома не подготовляем обильнейших жатв? Почему мы охотнее бежим, как нищие, подбирать чужие колосья? Знаю, что это дозволено бедным и нуждающимся, что от самого Бога даровано им такое преимущество (Лев. 19, 9, 10); однако премудрому сыну Сирахову нищенство казалось столь постыдным делом, что, по его выражению, "лучше умереть, чем нищенствовать" (40, 29). Или вечно будем мы, как здоровые нищие, выпрашивать у других народов разные сочиненьица, книжицы, диктовочки, заметочки и отрывочки и Бог весть что еще? Или всегда будем мы, вместе с неверным управителем, тянуть одну песню: "копать не могу", а никогда не запоем той, другой песни: "христарадничать стыжусь", охотнее воруя с чужих столов и из чужих книг, чем заготовляя у себя дома целые бочки масла и меры пшеницы? (Лук. 16, 3). Зачем мы всегда лишь в чужих колодцах ищем воды удовольствий или каких бы то ни было отличных изобретений? Зачем мы не открываем своих собственных источников? Трудно тебе, ленивец, доказать нам, что ты не мог открыть в себе никакого источника воды! Ведь Творец твой облек тебя, созданного наравне с другими по образу его, доблестью, он даровал тебе смысл, язык, глаза, уши и сердце для изобретений. Он исполнил тебя учением разума, вдохнул в тебя разумение духа и наполнил сердце твое чувством (врожденными понятиями), указал тебе (законом своим) добро и зло и вложил око свое (т. е. подобие своего всеведения - проницательность ума) в сердце твое, раскрывая пред тобой величие дел своих (рассеянных в мире), чтобы ты превозносил святое имя его, и хвалился дивными делами его, и провозглашал величие дел его; так вещает премудрый сын Сирахов (17, 1) во славу щедрот божиих ко всем нам и в посрамление наше, если мы не образумимся.

После того как я стал замечать в вас такую жажду лучших познаний в отношении вашего народа, милые венгры, я питаю иные надежды. Я смотрю на это стремление ваше, как на вложенное в вас самим Богом: ибо он, в своей высочайшей мудрости, ничего не творит напрасно и ничего не начинает без цели. Не сомневайтесь, что он довершит дело свое, основание которому заложил в вас. Когда земледелец видит, что сад, поле или виноградник покрывается обильным цветом, у него не без основания является надежда на хороший урожай. Когда копатель колодцев ранним утром видит поднимающийся из земли некий пар, он принимает его за признак сокрытых там вод. Точно так же, когда в душе человека или даже целого народа проявляется любовь к мудрости и страсть к учению, то не без основания можно надеяться, что вот-вот пробьется ключ и что уже наступает жатва мудрости. Только не отступай от предпринятого, любезный венгерский народ! При помощи божьей ты можешь соделать себя всецело и прекрасно образованным, если только не преминешь принять восемь вышеприведенных средств для всеобщего образования, а именно:

1. Если ты предложишь вниманию своих граждан переведенную на ваш язык книжечку "Материнская школа" и убедишь их следовать ее указаниям.

2. Если ты посоветуешь родителям (особенно знатным, богатым и не могущим уделять время тщательному воспитанию своих детей) пользоваться педагогами, причем, однако, те, которые привлекаются к руководству детьми, должны сами быть сделаны зрячими и способными к столь священной обязанности.

3. Если ты всюду откроешь школы и обеспечишь их правильным методом и мудрыми, владеющими этим методом учителями, создав таким образом из школ истинные мастерские гуманности.

4. Если обеспечишь свою страну хорошими и мудрыми книгами, не только латинскими, но и отечественными, занимательно излагающими все, достойное изучения, и приведешь своих земляков к тому, что, вместо плотских удовольствий и праздности, они полюбят науки и искусства и будут заниматься ими.

5. Если ты, ради ученого общения, призовешь откуда-либо мужей просвещенных, мудрых, даровитых, изобретательных или дашь поручение своим людям, посланным в чужие страны, пересаживать на родину и прививать в ней все, что только им удастся где-либо подметить прекрасного, гениального, изящного, почитая своим долгом распространять здесь, дома, все, наилучше ими изученное, а не так, чтобы, возвратившись, снова подлаживаться (как доселе поступала большая часть таких путешественников) к нравам народца грубого и необразованного и вследствие этого оставить все по-прежнему вязнуть в старом болоте, теряя, таким образом, плоды своего путешествия.

6. Если ты постараешься освободить народ от лености и праздности и всех (а преимущественно юношей в школах и вне школ) занять полезными делами, чтобы весь народ представлял собой как бы пчельник или муравейник (государство, где не видно никакой праздности).

7. Если люди, занимающие высокое положение, родовитые, богатые, знаменитые, начнут несколько мягче обращаться с подчиненным простонародьем, мало-помалу привлекать его к лучшему, относясь к подвластным им людям не как к рабочему скоту, но именно как к людям, носящим образ божий, и соучастникам будущей жизни, и усерднее заботясь об усовершенствовании их души и тела, нравов и образа жизни.

8. Если, наконец, пастыри церкви будут строже наблюдать за тем, что относится к истинному выполнению истинного христианства и внутреннего благочестия, чтобы все, малые и великие, обращаясь к Богу с более чистою душою, стали способны более полно воспринимать лучи его, тогда воистину исполнится то, о чем поет Псалмопевец: "Близко будет спасение его и водворится слава его в земле нашей" (Пс. 85, 10). Дай Бог, чтобы все это точно выполнили те, кому надлежит! Особенно же те, которые наиболее имеют возможность или поощрять, или приводить в исполнение, или расширять это святое предприятие, - князья народа и представители его обоих руководящих сословий. О, если бы в ушах их зазвучали мудрые слова Цицерона, сказавшего: "Какой больший и лучший дар можем мы предложить отечеству, как не тот, чтобы воспитать и обучить юношество, особенно при таких нравах и в такие времена, когда оно до того пало, что только общими усилиями может быть обуздано и укрощено"; а также то золотое изречение Платона, которое доселе более знают, чем исполняют: "Тогда только, наконец, государства станут счастливыми, когда править ими будут ученые или когда правители их будут стремиться сами сделаться учеными и мудрыми".

Ты, перл народа, Сигизмунд Ракоци, на которого народы начинают взирать, как на лучезарную звезду, ты будешь у нас для этого города, а отсюда, но воле божией, и для всего отечества, тем блистающим солнцем, которое освещает, согревает и оплодотворяет лучами своими этот наш, вернее божий, садик. Твою светлейшую и в то же время нашу общую милостивейшую мать, благочестивую рачительницу как этой школы, так и церкви, ты воодушевишь благочестивыми мыслями о том, что ничего нельзя представить себе более великого, высокого и святого, чем то дело, которому преданная Богу душа своими обетами, стремлениями, помыслами и даже [первыми] попытками уже дала начало. А именно: с помощью преобразованного, шире и лучше распространенного в этом народе способа изучения мудрости усилить блеск отечества, возвысить благосостояние церкви и возвеличить славу всевышнего Бога. Пусть благочестивейшая Табита помнит золотое изречение, принадлежащее Бернарду, что "просвещать душу [людей] знанием не менее богоугодно, чем снабжать [их] тело пищей". И как более милосердия в том, чтобы накормить многих бедных, чем немногих, так более благочестия и в том, чтобы сообщить знание многим, чем немногим. Пример широчайшего милосердия показал Иосиф, когда он, по ниспосланной ему божественной мудрости, во время голода кормил не только отца и братьев своих, но и все царство Египетское и население окрестных племен. Точно так же в высшей степени богоугодно сделать причастными благочестию и мудрости не только своих детей и подвластных, но и целые племена, особенно когда соседей угнетает голод, но голод не по хлебу, не жажда воды, а голод и жажда по слушанию слова Иеговы (Ам. 8,11). Это великое было бы дело, если бы во время гонения Бог воздвиг нового богобоязненного Авдия, который, целыми сотнями принимая к себе пророков божиих или сынов пророческих, укрывал бы их от неистовства Иезавели и питал бы их своим хлебом и водою, несмотря даже на засуху и бесплодие, при нестерпимой дороговизне хлеба (1 Цар. 18, 3, 4). Ты же, преславная душа, размыслишь мудро об этом, воодушевляя себя и свою достославную мать на это доблестное предприятие, и приложишь старание, чтобы на деле осуществились намерения, направленные к столь исключительной цели, благочестиво подчиняя твое дело благости божией. Мы же остальные, в сердце которых Бог вложил подобное стремление, не преминем своими молитвами, советами, трудами и бдительностью содействовать вашим святым начинаниям.

Впрочем, имеются у нас налицо и такие обстоятельства, которые препятствуют осуществлению нашей надежды и грозят или разрушить, или ослабить ее, чего не случится, если мы будем мужами, постоянными в доблестном предприятии. Прежде всего может, по-видимому, устрашать обширность самого дела, так как исправлять испорченное, конечно, гораздо труднее, чем созидать новое, это знают мудрые. Но надо принять во внимание, что к каждому прекрасному делу присоединяются затруднения; так уже установлено божественной мудростью, чтобы все прекрасное являлось наградой не за леность, а за труд. Итак, пусть это будет трудно, лишь бы не невозможно; не будем смущаться! Эту трудность победят любовь и сознание [нашей] светлой цели. Что за беда сделать попытку в серьезном деле? Уж лучше тысячу раз потерпеть неудачу в попытках, чем тысячу раз откладывать столь славное, столь угодное Богу дело, столь полезное всем нам, столь необходимое для потомства. Опасаться приходится и предубеждений; едва ли что-либо может быть задумано так счастливо, чтобы не быть извращенным теми, которые составляют о нем свое суждение не по доводам разума, а лишь по примерам и по привычке. Они полагают, что правильно делается лишь то, что основано на привычке, и не выносят ничего, что хоть малейшим образом от нее отступает и представляется новым. Невежде сладко само невежество, порочному мил самый порок как его собственный образ, который он боится утратить. Заставишь ли иного учиться чему-либо другому, кроме как только привычному? или по другому, чем привычный, способу? Ему покажется, что его переносят в другой мир, и он станет бояться, что волны океана поглотят его на этом неведомом пути. Ленивый говорит: "Лев на улице, погибну я посреди площади" (Притч. 22, 13). Но мы советовали бы вам собственным примером рассеять такой ложный страх, чтобы не было повода подражать ему. Никогда дух человеческий не принуждал себя ни к чему столь трудному, чего бы, надеясь на Бога и добродетель, он не одолел.

Надо также опасаться и ненависти зложелателей, которые если не смогут ничего другого, то будут пытаться противодействовать нововведениям, внушая к ним подозрения. Что касается зависти, то я, по крайней мере, научился не завидовать никому, кто бы ни выдавался ученостью, или добродетелями, или красноречием в каком бы то ни было сословии, народности, вероисповедании или секте. Если бы кто вздумал завидовать мне (который сам по себе ничто, и не могу сделать ничего, разве не сподобит совершить через меня что-либо благодать божия), я постараюсь это предотвратить, если смогу; если же нет, то Бог будет щитом простоты моей. Если кто станет противодействовать стремлению к нововведениям, тот обнаружит собственное недомыслие. Ибо не ново то, что восходит к старым, даже вечным идеям; нам же предписывается все у себя обновить как велением божиим, гласящим: "Распашите у себя новые нивы" (Иер. 4, 3), так и самим примером: "Вот я делаю все новым" (Откр. 2, 5), т. е. падшее и растленное привожу в состояние непорочности. Есть и такие, что шепчут об опасностях, которые повлечет за собой изменение привычного хода дел. Примеры это подтверждают. Моисей едва не был побит камнями со стороны израильтян, освобожденных им из Египта и ведомых к обладанию землею Ханаанской. Чего стоило пророкам, апостолам и даже самому Христу обновление божественной религии! Ликург, исправляя государство лакедемонян, вызвал восстание ростовщиков, во время которого лишился глаза и едва спас жизнь бегством. А сколько раз в Афинах и в Риме происходили возмущения против законодателей, старавшихся улучшить государственный строй! Но когда совершается дело божие, а не наше, должно внимать Богу, который повелевает, а не самим себе, которые страшимся. Да сокрушатся же зависть и злоба, прежде чем они извратят дело божие или тех, которые являются верными работниками перед богом! Премудрость божия в том и проявляется, что если она и допускает погибель одних из своих избранных, то зато через нее она приводит других из них к награде, а дело свое - к цели.

Итак, откинув всякие колебания, вы - в народе, в граде сем Богом пробужденные умы, действуйте так, чтобы уже при существующих условиях, уже теперь, уже здесь, уже самостоятельно, не ожидая других, начать это дело божие - исправление ваших школ! Прежде же всех других - этого Ракоциевского Атенеума4, чтобы он был образцом для прочих, как бы истинным оселком дарований, истинной (после уничтожения остатков варварства, если они еще сохранились) мастерской гуманности, истинным родником мудрости, истинной лабораторией языкознания.

4 (Коменский сравнивает организованную им школу, которой покровитель-ствовал венгерский князь Сигизмунд Ракоци, с Атенеумом, высшей школой в Риме, созданной при покровительстве императора Андриана (117-138).)

Немедленно приступить к этому приглашает вас, с одной стороны, гальциона5, ниспосланная в это государство свыше, а с другой - варварство у других народов, даже у тех, которые сами по себе кажутся весьма образованными и презирают других, - имею в виду те варварские войны и жестокости, которыми доселе разоряют, губят, ниспровергают друг друга в Италии, Испании, - Галлии, Англии, Шотландии и т. д. Мы же, отклоняя наших сограждан от подобного зверства и приводя их к кротости, постараемся показать тем недоучкам, насколько иные нравы приличествуют народам, облагороженным науками и искусствами. И если те замешательства в делах, которые мы усматриваем у всех народов, являются по божественному промыслу не столько смутами, сколько - школой, в которой дарования благочестивых упражняются, а дарования развращенных из состояния испорченности возвращаются к исправлению, и если иные, может быть, не понимают этой тайны, то мы, которые понимаем ее, докажем это понимание. А чтобы и им дать возможность понять это, воздвигнем школу улучшения и образец исправления вещей, чтобы и другие, если пожелают, следовали за ними. Если же и другие народы, получившие отдых от войн (именно германцы), начнут за это время восстановлять разрушенные мастерские гуманности, а они уже начинают, тогда мы, воодушевленные их примером, будем делать то же самое, чтобы, передавая друг другу искры, возжигать факелы общего дела. Более же всего побуждают нас ныне к действию ниспосланные свыше благоприятные обстоятельства, в лице Пробужденных духом светлейших князей наших, готовых зажечь в своем лицее свет лучшего метода вместе с пылким рвением к начатому делу. Создавать благоприятные для наших дел обстоятельства не в нашей власти, упустить же представившиеся зависит от нашего усмотрения, но, если мы упустим этот благоприятный случай, нам придется заглаживать двойную вину - неблагодарности и лености. И так как, по благости божией, у нас нет недостатка в тех, кто идет впереди, то да не будет недостатка и в тех, которые последуют за ними!

5 (Тальциона - согласно древнегреческим мифам, похожая на ласточку морская птица, предвестница покоя и спокойного плавания после шторма)

Но почему эти благие намерения нужно исполнить именно в этом месте, в этом городе и в этой школе - этого также следует коснуться хоть вкратце. Во-первых, потому, что святое усердие предков именно здесь заложило краеугольный камень благочестия основанием национальной школы, которую великодушие и щедрость славнейших наших князей (недавно в Бозе почившего, блаженной памяти, князя6 и оставшейся после него светлейшей вдовы) укрепили новыми пожертвованиями и готовы еще более возвысить. Конечно, легче пристраивать, что требуется, к однажды уже возведенным зданиям, чем закладывать совершенно новые. Во-вторых, потому что этой школе вашей в текущем году исполнится уже столетняя годовщина со времени ее основания, и сама роковая сила времени (если таковая существует) вынуждает нас ожидать или, вернее, предвидеть в жизни этой школы перемену к лучшему или худшему. От вашего благоразумия и благочестия будет зависеть позаботиться о том, чтобы перемена эта была к лучшему. В-третьих, потому, что во всей Венгрии правоверная церковь уже привыкла настолько уважать эту Патакскую школу, что отсюда избираются ректоры для большинства прочих школ, и всего лучше поэтому, чтобы эти возделыватели дарований имели здесь хорошо устроенную мастерскую для собственного усовершенствования и учились бы здесь не просто начальствовать в школах, но и приносить им пользу. Здесь, говорю, пусть будет Вефиль, дом божий, где, под руководством Илии и Елисея стекающиеся отовсюду сыны пророческие могли бы иметь свои собрания. И пусть школа эта слывет школой божией, в которой учителем будет один Бог; мы же все будем восседать у подножия его, чтобы слушать лишь толкование трех книг божиих: природы, Писания и внутренней книги разума - совести. К этому надо добавить, в-четвертых, прелесть самого места и изобилие всего необходимого для жизни. Само название города служит здесь добрым предзнаменованием, так как "поток" на общем языке всех славянских племен означает "реку". И в самом деле, прекрасная река Бодрок изобилует водой и рыбой, соседние горы - отличными винами; окрестные поля - плодами и скотом, леса и рощи - зверями и птицами. Мы надеемся поэтому, что здесь будет самое удобное местопребывание для муз, в каком бы числе ни стекались сюда их питомцы. Правда, из-за грязи город получил название Шарош-Патак (Болотный поток), но это не должно нас смущать. Лучшая культура уничтожит эти болота, и тогда (если я верно пророчу) потомство (если еще не сами мы собственными глазами), вместо болотистых равнин, увидит здесь прекрасную каменную мостовую, а вместо деревянных построек - каменные, чтобы владетель этого места мог когда-нибудь сказать, как некогда Цезарь Август: Я нашел Рим кирпичным, а оставлю его мраморным.

6 (Имеется в виду умерший в 1648 г. венгерский князь Иржи Ракоци и его вдова княгиня Лорантфи.)

Нет причины считать это место не вполне удобным и вследствие присутствия здесь двора. Правда, поэты - древнейшие носители мудрости - не без основания уверяли, что музы привыкли обитать не в дворцах городских и царских, но в местах уединенных и на неприступных горах - Парнасе и Геликоне; согласно с тем, что, как говорит Овидий:

 Песен слагатели уединенья, спокойствия ищут -

или Гораций:

 Весь писателей хор любит леса, убегая из града.

Потому-то академия Платона, лицей Аристотеля и прочие учебные заведения древних помещались вне города. Однако мы знаем, что ученые сестры (музы) впоследствии переселились в самую середину городов и в наши дни с удовольствием обитают в самых многолюдных городах, лишь бы только, если уж нельзя вполне отделить их от окружающего их народа, они были достаточно ограждены от рыночного шума и придворной суеты. Так и устроено здесь у нас предками, и в этом отношении обнаружившими свою мудрость.

Мне остается коснуться того, почему приступить к делу преобразования здешних школьных занятий следовало бы именно нам самим, которые здесь присутствуем, друг друга видим и друг с другом беседуем (с вашего разрешения включая сюда и себя, которого вы избрали и пригласили к себе для совместного ведения этого дела). Для этого не нужно целого арсенала доказательств; достаточно одного: мы сами замыслили это дело, на нас лежит и обязанность его исполнить. Не точно ли так же, когда Иосиф во время борьбы с голодом подал совет о построении житниц и об избрании начальника над ними, он услышал от Фараона: "Ты им и будешь, поскольку тебе пришло в голову дать этот совет". А когда в Греции кто-то хвастал какой-то пляской, исполненной им на острове Родос, он получил ответ: "Здесь Родос, здесь пляши!" Так и к вам, внушившим светлейшим князьям свои предположения о преобразовании этой школы; к вам, убедительно доказавшим необходимость призвать сюда опытных учителей, учредить типографскую мастерскую и открыть общественную столовую для учащихся; к вам, наконец, собравшимся сюда и принявшим участие в деле, необходимо относятся эти слова: "Здесь Родос, здесь пляшите!", "Здесь Египет, здесь приготовляйте житницы ради устранения духовного голода!" Если вы этого не сделаете, уподобитесь тем, о которых Христос сказал: "Они говорят и не делают. Связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их" (Матф. 23, 3, 4).

Что касается меня, то я выражаю вам полную готовность не бежать от бремени, которое ваши просьбы, советы друзей и сам Бог возложил на меня: в этом вы и сами, конечно, убедитесь. И если Богу и вам так угодно, я не отказываюсь служить для вас примером, ибо, если от дела вашего благость божия даст нам увидеть нечто доброе, то, я уверен, от этого будет и общая польза церкви. Итак, памятуя, для какой цели я временно призван, послан и привлечен сюда, я постараюсь по мере сил выполнить свое дело. Во-первых, я постараюсь приятным общением с вами сильнее располояшть и лучше привлечь вас и ваших соотечественников к более ревностному изучению гуманистических наук. Я постараюсь помочь в лучшем составлении методических книжек, которые были бы оселками ваших дарований, напильниками для изощрения суждения о вещах и руководством в языке (латинско-отечественном). В-третьих, примером и постоянным упражнением я постараюсь указать учащемуся юношеству способ успешно объяснять и применять эти книги. И наконец, я постараюсь таким образом обеспечить возможность (насколько Бог позволит) полного, с помощью вас же самих, преобразования как этой школы, так и прочих правоверных школ во всей Венгрии. С помощью вас самих, ибо сам я, 60-летний старец, не снесу на своих плечах такого бремени, а если бы и снес, не так-то безопасно и приятно было бы мне, чужеземцу, принимать на себя должность, вызывающую зависть. Подавать добрые советы, если потребуется, можем и мы, даже иноземцы, даже бессильные старцы, но каждый трудолюбивый человек или целый народ сам должен заботиться о своей собственной пользе.

Итак, я буду смотреть и уже смотрю на вас, славнейшие профессора и учители этой знаменитой школы, как на верных советников, как на дорогих союзников и друзей, как на усердных сотрудников в этом деле божием. Соединим Яче, прошу, наши руки, соединим сердца, соединим молитвы во имя Господа и праведной силы его! Праведный, он не оставит святых стремлений и усилий без обещанной им помощи. Приветствую теперь и вас, дружная рать учащихся, которые вписались в это ополчение против варварства. Приветствую не как моих будущих учеников, но как соучеников истины и света, с радостью подражая тем римским полководцам, которые для поднятия духа в своих ратниках называли их обыкновенно не воинами, но соратниками, делились с ними своими планами, как с союзниками, и, крепко спаяв их души таким гуманным отношением, совершали славные подвиги. Позвольте мне также привести пришедшее мне на мысль прелестное восклицание Филиппа Меланхтона, который, войдя однажды в тривиальную школу и обнажив голову, так приветствовал учащуюся молодежь: "Здравствуйте, господа бакалавры, магистры, доктора, синдики, консулы, сенаторы, секретари, канцлеры" и т. д. Когда же некоторые присутствующие приняли это со смехом, он ответил: "Я не шучу, а говорю серьезно, ибо именно в таких мужах, после нашей смерти, будут нуждаться государство, церковь и школа. Откуда же нам их ожидать, как не из этой учащейся толпы?" Так и я, мои милые ученики, без смеха и без шуток, во имя тех надежд, которые я возлагаю на вас в своей душе, не колеблюсь приветствовать вас как знаменитейших ректоров школ, достопочтенных пастырей церкви, уважаемых окружных сениоров и судей, благороднейших гофмейстеров, секретарей и канцлеров, а также распространителей света в этом народе, искоренителей нечестия, варварства, смут и т. д., не колеблюсь и наставлять вас в мыслях и действиях, которые сделали бы вас таковыми.

Обращаюсь равно и к вам, благородные отпрыски, надежда отечества, цвет дворянства, которые здесь пребываете или будете пребывать впоследствии! С помощью счастливо получаемого вами образования возрастайте и вы счастливо в деревья, приносящие обильный плод, под листьями которых гнездятся птицы небесные - ваши будущие подданные! Я уже смотрю на вас, как на будущих покровителей церкви, попечителей школ, свет и опору семей, украшение народа, красу отечества. Постарайтесь не обмануть столь великой надежды, наше же дело - смотреть, чтобы к этому и поводов никаких не возникало.

Да будет Иегова также милостив ко мне, так как я ничего не ищу и не буду искать у вас, мои венгры, кроме вашего же благоденствия, пока я здесь с вами. Вы же только молите бога, чтобы нам, решающимся на это святое предприятие, он сохранил жизнь, дал крепость, ниспослал мир; чтобы он послал нам новых и истинных питателей церквей и школ; чтобы сохранил тех, которых уже даровал нам; чтобы ниспослал им долгоденствие и наделил их духом мудрости, совета и силы к святому совершению того святого дела, которое начато во имя Всевышнего! чтобы наделил этим духом и тех, кого вы получите в руководители ваших учебных занятий, так чтобы они при помощи божией сделались для вас истинными вождями истинной мудрости.

В качестве же дороги к мудрости мы решаемся предложить вам, во-первых, прекрасный краткий курс латинского языка для достижения его приятной чистоты приятными же путями; во-вторых, зеленые луга совершеннейшей философии для разумного исследования смысла всех вещей (конечно, в той мере, в какой это соответствует христианской скромности); в-третьих, прекрасные упражнения в свободных искусствах (арифметике, геометрии, астрономии, оптике, музыке и в прочих полезных для жизни знаниях) для усвоения искусного их применения; в-четвертых, отменную шлифовку нравов, чтобы вы вышли отсюда воспитанными гражданами, способными к обхождению с какими угодно людьми; наконец, священные тайны богословия, теоретического и практического, чтобы вы уразумели, что страх божий есть начало и венец премудрости, и, таким образом, проникнувшись здесь строгим благочестием, вышли отсюда (по изречению Христа-Спасителя) как "свет мира и соль земли". Поймите, дражайшие, как горячо желаем мы приносить вам пользу! И если только и вы будете так горячо стремиться к совершенствованию, то вы можете на многое надеяться от божественной благости. Но я снова и снова прошу вас, чтобы вы напрягли все силы к подавлению лености и своим прилежанием доказали, как высоко вы цените те благоприятные возможности, которые ниспосылает вам Бог.

Остается только испросить у Бога милости к нам, чтобы он, по вечной благости своей, по которой он не отвергает смиренных сердцем и не отвращает от себя тех, кто всецело посвящает себя ему, сподобил своим благословением и это наше предприятие. Вложи, Боже, всем нам в сердце, чтобы все помыслы, все усилия свои мы устремляли на общественную пользу отечества и твоей в нем церкви! Наполни, святый боже, всех нас этим желанием и дай нам также силу выполнить это наше желание, как бы мало нас ни было, чтобы твоя хвала совершалась из уст младенцев и сосущих. Свет твой, Господи, истина твоя, благословение твое пусть наполнит как эту школу, так и все прочие в этом царстве и во всем христианском мире! Сохрани церковь твою среди этих смут в царствах и среди запустения в народах. Даже в самых бедствиях умножь ее светом и очисти ее на всяческое услаячдение тебе как повсюду, так и в этом царстве. Воздвигни для нее благочестивых питателей и защитников; для школ же - славных зиждителей: Моисеев, Давидов, Соломонов, Иосафатов, Иосий, Константинов и др. - и верных сподвижников их: Ааронов, Нафанов, Иойданов, Илий, Елисеев и всех мужей по сердцу твоему. Тем же, которых ты уже воздвиг, а в том числе и светлейшим князьям нашим и другим начальникам и покровителям Евангелической церкви в этом царстве,- всем им сохрани жизнь, здоровье, силу и ревность на служение тебе чистым сердцем; укрепи же с небеси силою твоею и возвеличь их! Услышь нас, Господи, во славу пресвятого имени твоего! Да будет близко к боящимся тебя спасение твое! Да водворится слава твоя с нами в земле нашей! Милость и верность да встречаются! правда и мир да лобызаются! (Пс. 85, 10, 11). Да явится через рабов твоих дело твое! Да будет слава Иеговы, Бога нашего, с нами, и дело рук наших ты сам утверди! (Пс. 90, 10, 17). Аминь. Во имя Христово. Аминь.

Вы же, меценаты, патроны, покровители, пастыри, сенаторы, граждане и гости, здравствуйте, будьте счастливы и молите небо о благоденствии этой школы и тех, которые прилагают труд к увеличению света ея! Я все сказал.

предыдущая главасодержаниеследующая глава








© PEDAGOGIC.RU, 2007-2021
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://pedagogic.ru/ 'Библиотека по педагогике'
Рейтинг@Mail.ru