4. Вопросы нравственного воспитания в филантропической педагогике
Филантропическая педагогика придавала большое значение правильной организации умственного образования и физического воспитания. Однако для полного образования молодого человека она считала еще необходимым осуществлять специально нравственное воспитание, которое у филантропистов стоит даже на первом месте.
Оценивая роль обучения и нравственного воспитания, Базедов в своей "Книге методов" говорил, что второе важнее первого, ибо широко образованный человек может совершать самые безнравственные поступки, если его как следует не воспитали (Ср.: J. B. Basedow, Ausgewahlte Schriften, S. 93.). Исходя из этого, Базедов призывал всех учителей и родителей "уделять значительно больше времени важнейшей части воспитания и значительно меньше формальному обучению, которого требует мода" (Ср.: J. В. Basedow, Ausgewahlte Schriften, S. 93.).
Конечно, нельзя согласиться с утверждением Базедова, что образование имеет меньшее значение по сравнению с нравственным воспитанием: одно неразрывно связано с другим и обучение является одним из важнейших средств нравственного воспитания. Вместе с этим следует признать весьма положительным требование Базедова относительно использования в школе специальных воспитательных приемов. Для того времени это было и новым, и прогрессивным, ибо во всех учебных заведениях главное место отводилось механическому заучиванию учебного материала, а нравственное воспитание понималось только как воспитание религиозное, сводившееся к заучиванию догматов христианства.
То, что филантропизм особенно большое внимание уделял вопросам нравственного воспитания, не было случайным. Во второй половине XVIII в. жизнь в Германии характеризовалась резким падением уровня нравственности, что свидетельствовало о приближающейся гибели феодального общественного строя.
Яркое описание морального облика немецкого общества конца XVIII в. дано в известной работе И. Г. Кампе "Отеческий совет моей дочери", опубликованной в 1788 г. в "Braunschweigisches Journal philosophischenr philologischen und padagogischen Inhalts", являвшимся органом филантропистов. Кампе пишет: "Наши картинные галереи наполнены неприличными изображениями... на наших публичных спектаклях слышатся грубая речь невоспитанности и грязные двусмысленности; куда ни пойдешь, куда ни посмотришь - повсюду видишь и слышишь вещи, которые оскорбляют нежное чувство стыдливости, которые могут развратить воображение" (J. H. Campe, Vaterlicher Rath für meine Tochter, Leipzig, 1790, S. 110.).
Чтобы исправить это чреватое последствиями положение, филантрописты считали необходимым кардинально улучшить нравственное воспитание молодежи. В этих целях, например, они предлагали разыгрывать с детьми самодеятельные спектакли, которые, по их мнению, могли способствовать выработке у детей необходимых навыков нравственного поведения.
Барт в статье "О цели воспитания вообще" по этому поводу писал: "Если бы дети иногда сами представляли маленькие комедии, в которых бы их (детей. - Л. П.) намеренно ставили в разнообразные ситуации, в которых бы встречались различные костюмы, лица, выражения, тон, церемониал и т. п. и где приходилось бы сталкиваться с королями, дамами, стариками, прислугой - одним словом, со всякого рода людьми и упражняться в выполнении их роли, то это могло бы быть наиболее легким путем обучения их (детей. - А. П.) изящным манерам и благородному поведению" (Вahrt, Ueber den Zweck der Erziehung uberhaupt... "Allge-meine Revision", I. Theil, S. 93.).
Кампе 2 (Будучи редактором всех 16 томов "Allgemeine Revision", Кампе к большинству произведений давал свои комментарии.) в качестве примечания к этой мысли Барта перечисляет ряд условий, соблюдение которых необходимо для того, чтобы эти самодеятельные спектакли оказывали воспитывающее влияние: "1. Каждая роль в спектакле должна быть сама по себе достаточно нравственна, чтобы ребенку не могло повредить вживание в нее; 2. Представления должны даваться не для посторонних, а в узком семейном кругу; 3. Это развлечение не должно доставляться детям слишком часто; и, наконец, 4. Нужно уметь избегать награждения и выделения тех детей, которые особо отличились хорошей игрой" (Вahrt, Ueber den Zweck der Erziehung uberhaupt... "Allgemeine Revision", I. Theil, SS. 93-94.).
Точка зрения Барта и Кампе поддерживалась и Штуве, который утверждал, что драматизация является чрезвычайно действенным средством воспитания и образования, позволяющим знакомить детей со всем разнообразием человеческой природы. Он писал: "Каким другим более наглядным способом можно нагляднее представить им (детям.- Л. П.) презренный облик пороков и глупости вместе с их печальными последствиями, с одной стороны, красоту и достоинство добродетели и мудрости, а также вытекающие из них благодетельные последствия, с другой? Как же иначе можно поднять юношеское сердце до высоких чувств и воодушевить его ими?" (Stuve, Ueber die Notwendigkeit Kinder fruhzeitig zu anschau-ender und lebendiger Erkenntnis zu verhelfen... "Allgemeine Revision", 10. Theil, SS. 429-430.) . Однако Штуве, как и его коллеги, подчеркивал, что речь может идти только о хороших спектаклях, так как плохие спектакли способствуют развращению вкусов и нравов (Ср.: J. В. Вasedоw, Ausgewahlte Schriften, S. 189. В "Zweites Stuck des philanthropischen Archivs", Beilage H, SS. 73-102 приведены образцы пьес, которые разыгрывались в филантропине в Дессау.).
Не понимая, что нравственность в конечном счете определяется материальными условиями жизни общества, филантрописты верили в возможность нравственного усовершенствования людей без разрушения устоев феодализма. Эта ошибка филантропистов была свойственна и многим другим просветителям XVIII в., но она не может уменьшить ценность их деятельности для своего времени.
Важность взглядов Базедова и его последователей на вопросы нравственного воспитания заключается в том, что они отражали прогрессивные устремления общественности того времени. Представители филантропической педагогики пытались решить проблему нравственного воспитания применительно к потребностям нового общественного класса - буржуазии.
Актуальность проблемы нравственного воспитания делает совершенно понятным и то, что в "Allgemeine Revision", этой энциклопедии филантропизма, ряд работ посвящен именно этим вопросам (Villaume, Allgemeine Theorie, wie gute Triebe und Fertig-keiten durch die Erziehung erweckt, gestarkt und gelenkt werden mus-sen, 4. Theil, SS. 1-604;
Villaume, Wie kann mans erhalten, dass Kinder gehorsam und Manner dereinst nachgebend werden, ohne willenlos zu sein, oder wie kann man sie zur Fertigkeit des Willens ohne Eigensinn bilden, 5. Theil, SS. 161-274;
Villaume, Von den Trieben, welche man ersticken, oder doch wenigstens schwachen muss, 5. Theil, SS. 275-730;
Villaume, Ueber die ausserliche Sittlichkeit der Kinder, 10. Theil, SS. 569-640;
Villaume, Ueber das Verhalten bei den ersten Unarten der Kinder, 2. Band, SS. 297-616;
Сampe, Ueber die fruheste Bildung junger Kinderseelen im ersten und zweiten Jahre der Kindheit, 2. Theil, SS. 1-296;
Campe, Ueber das Zweckmassige und Unzweckmassige in den Belohnungen und Strafen, 10. Theil, SS. 445-568.).
Большое место этим вопросам отводится и в трудах Базедова, в частности в "Книге методов" и "Elementarwerk".
Первое, на что обращает внимание Базедов, - это дисциплинирование детей с самого младшего возраста, приучение их к послушанию, следованию воле воспитателей. В полном согласии со взглядами Локка Базедов полагал, что такое послушание вначале должно основываться на страхе перед возможными неприятными последствиями проступков, а позднее - на чувстве любви и доверия к взрослому.
Безусловное повиновение ребенка воле взрослого Базедов рассматривает в качестве необходимой предпосылки успешной воспитательно-образовательной работы. Если ребенок научится послушанию, это избавит его от многих опасностей, предотвратит поступки, могущие принести вред, как самому ребенку, так и окружающим его людям. Наконец, Базедов считал необходимым приучать детей к послушанию и потому, что и взрослый человек вынужден находиться в зависимости от государства и соблюдать определенные законы (Ср.: J. В. Basedow, Ausgewahlte Schriften, S. 44.). Это последнее положение Базедова несомненно является консервативной стороной его теории нравственного воспитания, поскольку речь шла о подчинении абсолютизму.
Однако, говоря о необходимости выработки у детей навыков послушания, Базедов предлагал использовать в этих целях новые методы. Нельзя не отметить и того, что и в самом понимании послушания у филантропистов было положительное зерно. Виллауме, например, особо подчеркивал, что ни в коем случае нельзя подавлять духовные силы ребенка. Задача воспитателя состоит не в том, чтобы "сломить волю ребенка, а в том, чтобы поставить его в такие условия, когда ребенок научится управлять своей волей" (Villaume, Ueber das Verhalten bei dn ersten Unarten der Kinder, "Allgemeine Revision", 2. Theil, S. 345).
Базедов указывал, что соответствующую воспитательную работу можно проводить уже с самыми маленькими детьми. В частности, он рекомендовал родителям не потакать капризам детей, не успокаивать их различными уступками: если ребенок плачет, стараясь добиться выполнения своего желания, то на такой плач вообще не следует обращать внимания, и ребенок скоро поймет, что слезы в подобных случаях не помогут.
Для того чтобы приучить детей к выполнению распоряжений воспитателя, Базедов рекомендовал четко формулировать их и отдавать всегда в одной и той же форме. Особенно он настаивал на том, чтобы воспитатель обязательно добивался выполнения своего распоряжения. В этом опять заметно определенное влияние взглядов Локка, высказанных им в "Мыслях о воспитании". Однако, вместе с этим, Базедов полагал, что, после того как ребенок будет в состоянии понимать более или менее развернутую аргументацию, наряду с приказанием можно и нужно использовать еще и совет, выражаемый в форме одобрения или неодобрения тех или иных поступков ребенка.
В "Книге методов" Базедов дает родителям много практических советов, некоторые из которых сохранили определенную ценность и до настоящего времени.
"Не засыпайте ребенка ни советами, ни приказаниями: он не запомнит их надолго, не будет думать одновременно о всех и привыкнет к выговорам и наказаниям. Легко приказывать и запрещать, но часто лучше того и другого, если вы будете отвлекать детей от искушения совершить какой-то нехороший поступок. Не запрещайте детям ничего такого, чего они, вероятно, не сделают и без запрещения, ибо приказы возбуждают любопытство. Если ребенок совершит безнравственный поступок, примите сначала вид глубочайшего удивления и только после этого дайте совет или приказание на будущее. Никогда не используйте в шутку те слова и выражение лица, которые вы используете при отдаче серьезных приказаний: это путает ребенка и служит оправданием его непослушанию. Заботьтесь о том, чтобы в присутствии детей никто не порицал ваших приказаний или не обвинял в суровости наказаний: в противном случае вы потеряете любовь и уважение детей. Отдавайте приказание кратко, ясно и с видом, не допускающим возражения. Отменяйте свои приказания тогда, когда вам это кажется нужным и особенно тогда, когда причиной неправильного распоряжения было предубеждение. Однако, прежде чем ваши дети не станут взрослыми, не говорите им, что вы ошиблись в своем приказании, так как это просто не нужно, если вы с ними не умничаете" (J. В. Basedow, Ausgewahlte Schriften, SS. 46-47.).
Многое из этих высказываний Базедова находится в тесной связи с мыслями Локка и Руссо, но в условиях Германии это было совершенно новым, вносящим большой вклад в дело воспитания детей в школе и дома.
Интересным представляется указание Базедова, что невыполнение детьми совета не должно вызывать каких-то специальных наказаний. Здесь он солидаризируется с Руссо и говорит, что наказанием должны служить неприятности, которые возникают естественно, вытекая из самой природы вещей. Задача воспитателя - разъяснить ребенку, что неприятность является следствием неправильного поступка, невыполнения совета. Базедов совершенно правильно замечает, что дети особенно внимательно прислушиваются к тому, что не касается их непосредственно, но говорится третьему лицу и что такие беседы оказывают значительно большее воспитательное воздействие, чем длинные и скучные наставления.
Полезным Базедов также считал иногда рассказывать воспитанникам о счастливой судьбе послушных и умных детей. Это соображение Базедова положило начало созданию многочисленных нравоучительных рассказов и повестей для детей, где в конце обязательно добавляется, по выражению Белинского, "моральный хвостик". Такого рода сентиментально-нравоучительная литература для детей была чрезвычайно распространена в Германии в XIX в., а оттуда была перенесена и в другие страны.
Чем взрослее становится ребенок, тем реже должны применяться приказания, уступая место советам. Однако все приказания должны по-прежнему неукоснительно выполняться, а невыполнение их должно влечь за собой различного рода наказания. Резко выступая против распространенных в семье и школе физических наказаний, филантрописты все же полностью не отказывались от них, но допускали их применение в исключительных случаях по отношению к детям трех-четырех лет. При этом они категорически настаивали на том, что нельзя детей подвергать наказаниям в присутствии посторонних людей или тогда, когда сам воспитатель находится в состоянии аффекта.
Базедов считал, что при правильной организации воспитания необходимость применения наказания вообще возникает не так уж часто и что сами виды наказаний МОГУТ быть весьма различны: лишение тех или иных удовольствий, оставление без обеда и в самых крайних случаях для детей младшего возраста - розги. Допуская наказание розгами, Базедов считал весьма вредным использовать помещение детей в карцер или в темную комнату, так как эти средства почти никогда не способствуют исправлению поведения ребенка, но зато благоприятствуют развитию у него различных предрассудков, связанных с боязнью темноты и одиночества.
Из всего сказанного выше еще нельзя делать вывод, что филантрописты считали применение наказаний неизбежным. Базедов в "Книге методов" высказывал мысль, что если бы дети всегда находились среди воспитанных людей, если бы родители и учителя следовали советам, изложенным выше, если бы воспитатели старались завоевать любовь своих воспитанников, то непослушание детей было бы редкостью и исправить его можно было бы мягкими средствами. Пока же все эти условия правильного воспитания отсутствуют, приходится прибегать и к различного рода наказаниям.
Гораздо более желательным, чем наказания, Базедов считал использование в воспитательных целях поощрений, но и здесь он указывал на необходимость чрезвычайно осмотрительного их применения. Он считал, что ни в коем случае нельзя поощрять поведение детей обещанием какой-то награды. Сами же поощрения не должны быть частыми и изысканными.
Базедов правильно указывал, что почти все окружающее ребенка может быть использовано в качестве поощрения при правильном отношении к этому воспитателей: букет цветов, лента, картинка, книга, карандаш, право присутствовать вместе со взрослыми и т. п. Использование каких-то специальных наград и поощрений, так же как и наказаний, при правильной постановке воспитания, по мнению Базедова, становится излишним. В идеальном случае высшей наградой для ребенка должна быть всеобщая удовлетворенность его поведением и умеренная похвала родителей или воспитателей.
В системе нравственного воспитания филантрописты уделяли большое внимание выработке у детей тех моральных качеств, которые стали выдвигаться на первый план с развитием класса буржуазии.
Умение управлять своими желаниями, стойкость, скромность и прилежание, любовь к чистоте и порядку, исполнительность, уважение к окружающим людям, религиозность в духе деизма - вот те основные нравственные добродетели, воспитывать которые у детей считали необходимым педагоги-филантрописты. Этим вопросам посвящены специальные разделы в "Книге методов" Базедова и в ряде упоминавшихся работ Виллауме и Штуве.
Базедов указывал, что некоторые ограничения потребностей, преодоление физического отвращения, перенесение известной степени болевых ощущений, а также стойкость по отношению к опасностям полезно и можно воспитывать у детей с раннего возраста, но только постепенно. Одновременно Базедов попытался наметить и некоторые практические приемы, которые следует применять родителям и воспитателям. Так, он рекомендовал не спешить с выполнением невинных желаний детей, приучая последних к отказам. Отказ, по мнению Базедова, не следует мотивировать, так как ребенок в большинстве случаев не в состоянии этого понять, но зато получает повод к сомнениям относительно обоснованности того или иного запрещения. Полезным Базедов считал иногда выполнять желания детей частично или заменять одно желаемое другим. Для того чтобы облегчить ребенку перенесение отказа в чем-либо, надо использовать какое-нибудь отвлекающее занятие. Так ребенок постепенно и приучится к мысли о том, что не всякое его желание может быть выполнено.
Подобным же образом необходимо с ранних лет воспитывать у детей терпеливость и выдержку. В этих целях, например, во время болезней, которым часто бывают подвержены дети, Базедов рекомендовал разъяснять детям, что в жизни человека здоровье и болезнь чередуются неизбежно, поэтому болезнь нужно терпеливо переносить, а чтобы она скорей прошла, необходимо спокойно лежать в постели и принимать лекарства, как бы они ни были неприятны. В тех же случаях, когда во время болезни возможны какие-то занятия, надо их использовать для развлечения детей, что до некоторой степени облегчает перенесение физических страданий и учит ребенка самостоятельно использовать отвлекающие занятия в качестве средства для облегчения перенесения вынужденных страданий (J. В. Basedow, Ausgewahlte Schriften, SS. 55-56.).
Касаясь вопроса воспитания у детей правдивости, Базедов считает, что этому надо уделять внимание как можно раньше, так как у маленьких детей особенно часто проявляется склонность к непреднамеренной лжи. Дети часто фантазируют для того, чтобы иметь тему для рассказа. Чтобы отучить ребенка от рассказывания такой по существу безобидной неправды, Базедов рекомендует, например, родителям и воспитателям некоторое время делать вид, что сказавшему невинную ложь ребенку уже ни в чем больше не верят. Такой прием, по мнению Базедова, оказывает на ребенка очень сильное воздействие. Самым же главным средством воспитания правдивости, как и других нравственных качеств, Базедов считал личный пример воспитателя и других взрослых, с которыми общается ребенок.
Вопрос о воспитании правдивости рассматривает и Виллауме в своей работе "Об отношении к первым шалостям детей", но подходит он к нему несколько более теоретически. Виллауме считает ложь, аффектацию, жеманство, гримасничанье явлениями одного порядка, которые ничуть не зависят от природных задатков. Все они представляются ему только результатом неправильного воспитания, приводящего к искажению в сознании детей реально существующей действительности: "Природа, действительные вещи являются предметами нашего знания, прообразом всех наших идей. Следовательно, все ведет нас к действительности и истине, приковывает нас к ним. Чтобы думать о том, чего нет в природе, мы должны быть оторваны от действительности вещей. Чтобы сделать это, нужна сила и сила немалая, ибо она должна противостоять природе и нашей склонности к ней" (Villaume, Ueber das Verhalten bei den ersten Unarten der Kinder, "Allgemeine Revision", 2. Theil, S. 457.).
Всякие проявления лжи и притворства у взрослых являются проявлением стыда, страха, честолюбия, корыстных интересов, т. е. результатом причин, которые для маленького ребенка еще не существуют. Родители совершают очень большую ошибку, когда, стараясь позабавить ребенка, делают гримасы, представляются что плачут и т. п. Все это для ребенка служит первыми образцами и уроками притворства. К этому же ведут, по мнению Виллауме, и такие игры, как игра в прятки со взрослыми, когда последние притворяются, что не видят спрятавшегося ребенка и продолжают его искать. Чрезвычайно пагубным для воспитания правдивости Виллауме считал применение весьма распространенного в те времена приема, когда ребенка после жестокого и очень часто несправедливого наказания заставляли целовать розги. Это одновременно приучало ко лжи и озлобляло ребенка.
Не менее отрицательно Виллауме относился и к тому, что родители часто задают ребенку вопросы: "Кого ты любишь?", "Любишь ли ты меня?" Ведь взрослые и без этих вопросов по поведению ребенка могут судить об его отношении к ним, отвечают же дети часто неправду: таким образом, детей как бы заставляют говорить ложь. Нельзя не заметить, что эти и многие другие соображения Виллауме относительно неправильного поведения родителей и воспитателей с детьми небезынтересны и в настоящее время.
Итак, для того чтобы ребенок вырос честным и правдивым, воспитатели и родители должны весьма внимательно следить за своими собственными словами и поступками.
Таким образом, из высказываний Виллауме видно, что он, как и Базедов, одним из самых главных средств воспитания считал пример воспитателя, который, конечно, должен сочетаться с другими, специальными приемами воспитательного воздействия, направляемыми главным образом на преодоление уже возникших в поведении ребенка ненормальностей, являющихся следствием неправильного воспитания.
Говоря о таких нравственных качествах, как трудолюбие и прилежание, Базедов отмечал, что они вырабатываются в процессе упражнения, причем задачей воспитателя является формирование у детей правильного отношения к трудовой деятельности. Базедов считал ошибочным, когда взрослые в присутствии детей после окончания какой-либо работы говорят: "Как хорошо, что окончились тяготы этого труда!" По его мнению, в таких случаях надо говорить: "Хорошо, что я кончил это дело и что после отдыха я могу начать новую работу" (J. В. Basedow, Ausgewahlte Schriften, S. 62.).
Воспитание трудолюбия и прилежания, которые стали считаться важными моральными качествами в среде молодой буржуазии, занимает видное место в педагогике филантропизма, хотя значительная часть филантропистов во главе с Базедовым говорила и писала о воспитании детей главным образом "благородных сословий".
Занимаясь практическим воспитанием детей аристократов и адресуя свои работы дворянам, Базедов в своей "Книге методов" все же счел необходимым дать родителям и воспитателям следующий совет, который отнюдь нельзя считать соответствующим взглядам аристократической морали: "Старайтесь чаще показывать детям, что большинство удовлетворенных людей находится не среди тех, кто почти все свое время тратит на развлечения, а среди тех, кто прилежно работает по необходимости или по своему почину. Под работой я понимаю здесь любое занятие, которое совершается по предписанию и должно длиться определенное время или до достижения определенной цели" (Ibidem.).
К различным видам трудовой деятельности филантрописты считали целесообразным приучать детей начиная с 5-6-летнего возраста. Виды физического труда при этом должны выбираться воспитателем с таким расчетом, чтобы они способствовали укреплению физических сил детей, в то же время не переутомляя их. Базедов, в частности, подчеркивал, что, приучая детей к труду, следует по возможности избегать элементов принуждения. Для мальчиков рекомендовалась летом работа в саду и огороде, а зимой - работа по домашнему хозяйству, требующая известного напряжения. Для девочек предлагались различные виды работ, связанные с ведением домашнего хозяйства.
В соответствии с одним из основных принципов филантропической педагогики - принципом полезности - Базедов считал необходимым, чтобы результаты выполняемой детьми работы приносили пользу или им самим, или окружающим, последнее предпочтительнее. Учитывая потребность детей в игре, филантрописты связывали приучение детей младшего возраста к труду с игровой деятельностью. Сам Базедов, например, предлагал, чтобы дети изготовляли для себя различные игрушки: волчки, тележки, палочки и т. п. Но этого мало: изготовив игрушки, дети должны играть ими сообща, а не в одиночку. По мнению Базедова, такое умение делиться с товарищами игрушками, изготовленными собственными руками, с детства приучает ребенка к жизни в обществе и при умелом руководстве со стороны воспитателя готовит его в известной степени к выполнению обязанностей, возлагаемых обществом на своих граждан.
Базедов осуждал практику традиционного дворянского воспитания с его пренебрежением к труду. Воспитанные в аристократическом духе люди не находили удовольствия в какой-либо полезной работе, а предавались праздности и порокам. Чтобы этого не происходило, филантрописты считали необходимым приучать к физическому труду не только детей низших сословий, но и детей дворян.
Чрезвычайно ценным и новым для немецкой педагогики было указание Базедова на то, что труд ни в коем случае нельзя использовать в качестве средства наказания, поскольку он является повседневным и обязательным занятием человека.
Однако нельзя не отметить классовой ограниченности взглядов Базедова на воспитание трудолюбия и прилежания, необходимость которых он декларировал в общей форме, выражая этим самым потребности времени: он предполагал совершенно различное содержание и форму трудовых занятий для детей широких масс и для детей так называемых "культурных сословий" (gesittete Stande), т. е. правящих классов. Для первых он считал возможным 6 часов в день отводить на физический труд и 2 часа - на школьные занятия, для вторых же, наоборот, 6 часов - на занятия в школе и 2 часа - на ручной труд, причем в юношеском возрасте большая часть времени, предназначавшегося для физических упражнений, отводилась на занятия верховой ездой и танцами. Совершенно очевидно, что в данном случае основатель филантропической педагогики проводит совершенно отчетливую грань между воспитанием детей господствующих классов и детей трудящихся.
Из этого разграничения воспитания детей разных слоев общества у Базедова вытекает и чрезвычайно субъективная трактовка самого понятия полезности, о которой он много говорит: С точки зрения дворянства обучение детей верховой езде и танцам, конечно, было полезным, поскольку и одно, и другое представляло собой обычную форму развлечения, принятую среди "культурных сословий". Нельзя отрицать и того, что эти занятия в известной мере служили средством физического воспитания. Объективно же, с точки зрения интересов всестороннего развития человека, воспитательная ценность и практическая полезность танцев и физического производительного труда несоизмеримы. Сугубо классовый характер педагогики филантропизма в такой трактовке принципа полезности в воспитании совершенно очевиден.
Одновременно с воспитанием трудолюбия филантрописты считали необходимым прививать детям любовь к чистоте и порядку. Базедов указывал, что на эту сторону воспитания также следует обращать внимание с раннего детства. Ребенка нужно приучать бережно относиться к своим игрушкам, держать их в определенном месте, не терять их, сохранять в чистоте и порядке свою одежду и предметы домашнего обихода.
Бережливость и любовь к порядку, считавшиеся важными добродетелями в среде буржуазии, Базедов настоятельно рекомендовал и представителям аристократии. В частности, он считал совершенно неправильным, когда в "благородных" семьях не только детей, но и взрослых с головы до ног одевали камердинеры и камеристки. Базедов настаивал также на том, чтобы дети всех сословий носили одежду самого простого покроя, сами одевались и раздевались начиная с 7-8-летнего возраста.
В вопросе о воспитании у детей человеколюбия филантропическая педагогика полностью следовала взглядам Руссо. Филантрописты отрицательно относились к рассуждениям о любви к ближним и придерживались практического нравственного воспитания, состоявшего в благотворительной деятельности. Базедов даже считал, что следует стараться отвлекать внимание детей от человеческого несчастья и нищеты, если взрослые не в состоянии оказать нуждающимся ту или иную помощь. Праздное, бездеятельное созерцание нужды и человеческого горя приводит к выработке у детей чувства равнодушия к людям, что с точки зрения филантропистов само по себе уже являлось безнравственным (J. В. Basedow, Ausgewahlte Schriften, SS. 65-66.).
Большое место филантрописты отводили выработке правильных взаимоотношений между детьми и взрослыми. В основе этих взаимоотношений, по их мнению, должны лежать уважение и справедливость по отношению к детям со стороны взрослых, родителей и воспитателей и возникающая в ответ на это любовь детей.
Базедов критикует совет Руссо относительно того, что воспитатель должен быть равноправным товарищем воспитанника, и считает, что ребенок должен всегда помнить о своей зависимости от взрослых. Это может проявляться в особых формах приветствия, выражения чувства благодарности и т. п. Базедов считал вполне оправданным и полезным, когда для детей выделяются за обеденным столом специальные места или отводится специальный столик. Он рекомендовал давать детям худшую посуду по сравнению со взрослыми, не всегда давать все кушанья, которые подаются на стол. Это, по мнению Базедова, должно подчеркивать существующую разницу между взрослыми и детьми.
Базедов различал три периода в развитии ребенка: до 10 лет - детство, до 16 лет - первая юность, до 20 лет - вторая юность (Ibidem, S. 71.).
Для каждого из этих возрастных периодов должны существовать свои особые правила и обязанности, соблюдение которых должно быть обязательным. Переход из одной возрастной группы в другую должен сопровождаться какой-либо торжественной церемонией, и ребенок должен получать новые права. Однако это признание определенной степени возмужалости ребенка является не столько результатом достижения установленного возраста, сколько приобретения известных навыков поведения. Например, Базедов предлагал установить различия в одежде для детей разных возрастных групп, так чтобы между ними возникало своего рода соподчинение, чтобы младшие уже по внешнему виду могли отличать более старших детей, оказывая им определенную степень уважения.
В связи с рассмотрением вопроса об отношении детей к взрослым Базедов останавливается и на отношении детей из дворянских семей к взрослым слугам в доме и к не аристократам вообще. Он высказывал мысль, что дети и подростки дворянского происхождения до 16 лет должны совершенно одинаково относиться ко всем взрослым независимо от сословной принадлежности и только по достижении этого возраста могут отдавать приказания взрослой прислуге. Базедов считал совершенно недопустимым, когда ребенок-дворянин командует своими учителями и воспитателями, грубит им. Одной из главных причин этого он считал неправильное поведение родителей в присутствии детей, когда родители подают пример грубого обращения с людьми из других сословий.
Значительный интерес представляют взгляды филантропистов на патриотическое воспитание детей. Этому вопросу уделяется ряд страниц в работе Барта "О цели воспитания вообще" и двадцать шестая глава сочинения Виллауме "Общая теория о том, как следуете помощью воспитания пробуждать, укреплять и направлять хорошие склонности и привычки".
Барт начинает с выяснения сущности и возникновения патриотизма, который представляется ему не абсолютной, а относительной добродетелью, являющейся продуктом развития человеческого общества.
На ранних ступенях существования человечества, пока семьи не объединились в племена, племена - в народы, народы - в государства, патриотизма быть не могло, и люди, по выражению Барта, являлись космополитами. В тех условиях каждый человек мог мыслить себя в трех сферах: в семейном кругу, в среде ближайших соседей и, наконец, в масштабах человечества в целом.
Такое положение сохранялось только до тех пор, пока отдельные лица не стали стремиться к расширению своей власти и к увеличению своего богатства за счет других людей. На службу жаждущим обогащения светским правителям была поставлена религия, которая переплелась с государственными интересами и вследствие этого в каждой стране приняла особую форму. На этом этапе развития человечества каждый индивидуум становится уже членом определенного государства, выполняя по отношению к последнему определенные обязанности, участвуя в его интересах и способствуя всеми силами его процветанию. Чувство долга, возникающее в связи с выполнением этих обязанностей, Барт и называет патриотизмом.
С момента возникновения государства, указывает Барт, появляется еще одна дополнительная сфера деятельности человека - отечество, в результате чего для многих исчезло даже самое понятие "человечество".
Проследив, таким образом, процесс возникновения патриотизма, Барт задается вопросом, что же должно являться целью воспитания: или воспитание любви к людям вообще, или воспитание патриотизма.
Самому Барту представлялось, что единственно правильным решением этого вопроса является достижение обеих целей, ибо все люди независимо от расовой и национальной принадлежности обладают целым рядом общечеловеческих качеств и свойств и в то же самое время принадлежат к различного рода объединениям, живущим в самых разнообразных условиях. Первое способствует воспитанию молодежи в духе уважения ко всем людям, второе служит делу воспитания патриотизма. Сочетание одного и другого Барту казалось абсолютно необходимым, ибо "односторонний гражданин мира, как обычно бывает с подобными людьми, будет возиться с общими понятиями и законами, которые он не вывел из собственных наблюдений, из действительного мира, и в каждом отдельном случае, когда ему необходимо будет действовать в реальном мире, он будет поступать неправильно, по крайней мере, большей частью, так как нет такого человека, у которого хоть иногда не появлялись бы полезные мысли.
Односторонний гражданин ничего не будет знать и ничего, не будет находить хорошим, помимо того, что он видит в своем узком кругу; у него будут ограничены и ум и сердце, и mutatis mutandis, как у того, кто не хочет плакать, слушая проповедь в чужой общине.
Человек будет подлинным человеком только в результате соединения первого и второго; и насколько мало в природе гармония целого мешает разработке частного, а разработка частного - гармонии целого, настолько же мало будет находиться в противоречии это двойное воспитание; скорее оно будет и должно сливаться воедино" (Вahrt, Ueber den Zweck der Erziehung uberhaupt, "Allge-meine Revison", I. Theil, SS. 118-119.).
Барт полагал, что воспитатель должен обращать больше внимания на привитие детям любви к людям, чем на выработку у них чувства любви к родине. Сам он это объясняет тем, что ребенок постоянно находится под сильным воздействием окружающей среды, он живет в своем отечестве, видит деятельность своих земляков, слышит их суждения - все это вместе взятое уже в значительной степени способствует возникновению чувства любви к родине.
Однако Барт отнюдь не сторонник стихийного возникновения чувства патриотизма. Он указывает и на те общие правила, которые должен соблюдать воспитатель, желающий подготовить из своих воспитанников патриотов. Прежде всего, детям в наглядной форме нужно показать, что забота о благе государства в итоге отражается на благосостоянии всех граждан. Когда ребенок станет более взрослым, ему необходимо дать представление и об источниках общественного блага вообще и о потребностях отечества в частности. Неотъемлемой составной частью воспитания патриотизма Барт, наконец, считал также привитие детям любви и уважения к властям и закону, а особенно к правителям страны.
Последнее положение Барта достаточно ярко свидетельствует о политической умеренности молодой немецкой буржуазии конца XVIII столетия. Чувствуя свою слабость и зависимость от феодальной аристократии, буржуазия еще не стремилась к свержению власти дворянства, а хотела только встать наряду с ним. Буржуазия искала покровительства у монархов и поэтому проповедовала подчинение им.
Однако и в этой верноподданнической идеологии немецкого буржуа уже начали появляться нотки, свидетельствовавшие о том, что свободомыслие французских просветителей начало проникать и в среду немецкого бюргерства: говоря о воспитании у ребенка чувства преданности своему монарху, что якобы является составной частью патриотизма, Барт предостерегал, "чтобы таким путем развиваемый патриотизм не поглотил любовь к человечеству в целом и не выродился в фанатизм". Чтобы этого не произошло, Барт указывал на необходимость "знакомить его (ребенка. - А. П.) с правами человечества, убеждать его в том, что человек никогда не должен нарушать прав, общих для всех людей (например, права на существование, права частной собственности, свободы убеждений и вероисповедания и т. п.) и жертвовать ими ради личной или частной выгоды отечества (vaterlandischer Privatvortheil)" (Вahrt, Ueber den Zweck der Erziehung (iberhaupt, "Allgemeine Revision", I. Theil, SS. 121-122.).
Во всех высказываниях Барта о патриотизме и его воспитании особый интерес представляют следующие моменты: во-первых, материалистическая попытка видеть главную причину образования государства в экономической структуре общества, подчиняющей своим интересам как все общественные институты, так и всех членов данного общества; во-вторых, указание на то, что патриотизм при неправильном его понимании часто перерождается в узкий национализм, откуда и вытекает требование Барта, - воспитывая любовь к отечеству, не упускать из виду и общечеловеческие цели, наконец, в-третьих, правильная мысль о том, что благосостояние индивидуумов зависит от благосостояния всего общества.
Несмотря на либерально-буржуазную ограниченность воззрений Барта, можно тем не менее признать, что его взгляды на сущность патриотизма для своего времени были несомненно прогрессивными и что они оказали положительное влияние на филантропическую теорию педагогики.
Другой представитель филантропической педагогики - Виллауме - при рассмотрении вопроса о патриотизме в основном высказывает мысли, близкие к мыслям Барта, но некоторые положения у него получают большее развитие. Прежде всего, он останавливается на самом понятии "патриотизм".
Для Виллауме патриотизм не является синонимом любви человека к той местности, где он родился. Это чувство представляется Виллауме только привычкой к какой-то определенной обстановке, к определенному кругу лиц. Патриотизм же, по мнению Виллауме, от чувства привязанности к определенной местности и определенным людям отличается рядом особенностей. Если привязанность к месту рождения ограничивается обычно пределами улицы, деревни или города, то патриотизм включает в себя фактически любовь ко всему данному обществу, рассматриваемому в данном случае как самостоятельная нравственная сущность, ко всем входящим в него гражданам, к религии, образу правления, общественным учреждениям, природе.
Патриотизм, по Виллауме,- нравственное качество, которое возникает из чувства долга и благодарности перед государством, способствующим воспитанию и образованию каждого своего гражданина, создающим ему условия для благополучного существования.
С древности существует определенная категория людей, для которых "там отечество, где хорошо живется" (ibi patria ubi bene). Этот тип космополитов Виллауме называл "хладнокровными эгоистами", не имеющими никакого понятия о таких нравственных добродетелях, как чувство долга и чувство благодарности.
В принципе Виллауме соглашается с положением, что "там родина, где хорошо", но он вкладывает в него свое собственное понимание. Он считал одной из главных задач воспитателя привитие детям любви к отечеству, так чтобы оно для них стало действительно лучшей страной в мире. По существу для огромного большинства людей родина всегда является лучшей из всех стран, ибо образ жизни, обычаи, пища наиболее привычны и доставляют человеку чувство радости и удовлетворения; здесь, живут родные и знакомые, все окружающее в той, или иной степени вызывает воспоминания, связанные с детскими и юношескими годами. Все это создает весьма существенные предпосылки для возникновения чувства подлинного патриотизма и в то же время объясняет в известной степени, почему человек любит свою родину, даже если там неплодородная почва и суровый климат.
Виллауме различал два вида патриотизма. Вышеприведенные черты характеризуют патриотизм республиканский, который был отличительной чертой Спарты и республиканского Рима. В условиях монархического образа правления патриотизм сводится к любви к своему монарху и членам его семьи. В этом случае патриотизм гибнет вместе с гибелью царствующего дома.
Такое отношение Виллауме к монархии, и в частности к прусской, можно объяснить конкретно-историческими условиями. Германия того времени, по выражению Энгельса, представляла единую гниющую массу, где все колебалось, но не было такой общественной силы, которая могла бы смести старый порядок. Поэтому вполне естественно, что слабой и трусливой еще буржуазии казалось неизбежным, что с падением монархии будет разрушено и государство. Монархия была для нее символом прочности и стабильности.
Другая отличительная черта подлинного патриотизма, по Виллауме, заключается в том, что человек ставит благо отечества выше собственного блага и готов пожертвовать ради него всем своим состоянием и,жизнью. В противоположность патриотизму, любовь к месту рождения как таковому носит эгоистический характер, доставляя только приятное чувство самому человеку.
Стараясь сделать свою точку зрения еще более понятной, Виллауме поясняет, что понятие "отечество" по существу абстрактно и не имеет ничего общего с той или иной узко ограниченной местностью: "В строгом смысле слова отечество не может быть не чем иным, как народом" (Villaume, Allgemeine Theorie, wie gute Triebe und Fertig-keiten durch die Erziehung erweckt, gestarkt und gelenkt werden mussen, "Allgemeine Revision", 4. Theil, S. 567.). Любовь же к родной местности является только предпосылкой для возникновения чувства патриотизма, хотя для большинства людей патриотизм сливается с любовью к родине в' прямом смысле слова. Сам Виллауме объясняет это тем, что формы правления преходящи, монархи меняются, общественные институты возникают и исчезают, а города, улицы и дома остаются и олицетворяют собой все близкое, родное и привычное.
Рассмотрев вопрос о сущности патриотизма, и опираясь на изучение истории человечества, Виллауме приходит к заключению, что патриотизм является необходимым условием процветания государства, о чем свидетельствует опыт государственной жизни хотя бы в Спарте. В то же время патриотические чувства весьма благотворно отражаются и на жизни самих граждан данного государства, позволяя им легче переносить различные невзгоды и лишения ради своего отечества.
Из всего этого Виллауме делает вывод, что воспитание патриотизма у детей является важнейшим долгом каждого воспитателя. От того, как этот долг выполняется, зависят и благо государства и счастье каждого его гражданина (Villaume, Allgemeine Theorie, wie gute Triebe und Fertigkeiten durch die Erziehung erweckt, gestarkt und gelenkt werden mtissen, "Allgemeine Revision", 4. Theil, SS. 576-577.). Однако в полном согласии с Бартом Виллауме считает, что воспитание патриотизма обязательно должно сочетаться с воспитанием человеколюбия и справедливости. Это поможет избежать возможных ненормальностей во взаимоотношениях между различными народами.
Высказывания о патриотизме и необходимости его воспитания у детей, содержащиеся в трудах педагогов-филантропистов, свидетельствуют о тех сдвигах, которые происходили в общественных отношениях в Германии в конце XVIII в. в связи с усилившимся развитием капиталистического способа производства, который требовал установления новых экономических и политических связей с другими странами. В этих условиях возникла потребность сочетать любовь к своей родной стране с уважением и признанием известных прав других народов, что должно было способствовать укреплению деловых связей между различными странами и народами.
Таким образом, взгляды филантропистов на патриотизм и его воспитание, бывшие совершенно новыми для немецкой педагогики, полностью отвечали потребностям буржуазного развития Германии и были ими порождены.
В работах филантропистов по вопросам нравственного воспитания довольно значительное место занимают проблемы религиозного воспитания. Мы не будем здесь специально останавливаться на рассмотрении этих вопросов, отметим только веротерпимость всех филантропистов, отрицание ими борьбы между представителями различных религиозных течений, их защиту идей рационализма. Склонность к рационализму особенно вызывала нападки со стороны противников филантропизма.
Наиболее ярким выразителем рационалистических тенденций среди филантропистов был несомненно Барт, взгляды и деятельность которого выводили из равновесия некоторых немецких ученых даже в начале XX в. Так, известный историк педагогики Т. Циглер писал о Барте как об "enfant terrible рационализма и филантропизма", называя его человеком "без всяких нравственных правил", который начал свою карьеру профессором богословия и закончил ее трактирщиком и бродягой. Что особенно возмущало Циглера, то это "устройство богослужения (в филантропине Барта.- А. П.) в четырех храмах: исторических героев, мудрости, добродетели и Христа" (Т. Циглер, История педагогики, стр. 287.))
Все сказанное о Барте выше, его весьма интересные мысли о воспитании, конечно, не подтверждают такой односторонней несправедливой оценки.