Обращаясь к министру просвещения, депутат-коммунист П. Зарка говорил в ноябре 1978 года с трибуны Национального собрания Франции: «Когда министр и его коллеги искренни? Тогда, когда громогласно провозглашают равенство шансов всех учащихся, или тогда, когда тихо признают невозможность такого равенства? Разумеется, во втором случае. Ведь отбор учащихся идет не на основе генетических данных, как уверяют они. Отбор — не что иное, как социальная дискриминация».
До конца 50-х годов интересы правящих классов в школе обеспечивались достаточно открыто. Существовали массовая начальная школа для трудящихся и элитарная средняя школа. По мере увеличения численности учащихся второй ступени социальная дискриминация приобрела более завуалированные формы. Она начинается уже в начальной школе. Здесь дети трудящихся, поставленные в невыгодные условия общего культурного развития, первыми попадают в отстающие, в частности в «классы по адаптации», в число второгодников (3% в каждой возрастной группе) (В экспериментальных начальных школах с делением детей на «слабых» и «сильных», а также в «единых коллежах» с упомянутыми «разнородными классами» учащихся не оставляют в том или ином классе для повторного обучения) и неаттестованных.
Особенно остро ощущают на себе последствия социальной дискриминации в школе дети эмигрантов, количество которых достаточно внушительно (около полумиллиона школьников). Дети эмигрантов — первые кандидаты в отстающие ученики. Если в целом они составляют около 4% от общего числа учащихся, то в «классах по адаптации» их 25 %; больше половины детей эмигрантов — второгодники. Основное препятствие для них — «языковый барьер». Часто в начальной школе создаются специальные классы для иностранцев, где нередко объединены дети разных национальностей и возрастов, что еще более затрудняет их обучение по сравнению с остальными учащимися.
«Педагогика отбора» царит и в среднем образовании. И вновь ее жертвами становятся дети трудящихся. Отстав в начальной школе, они попадают в упомянутые «специализированные секции», где предъявляются более низкие требования и приобретается меньше знаний. После первого цикла таким учащимся уготован «короткий» цикл, где общее образование урезано и дается прежде всего профессиональная подготовка. Если выходец из социальных низов все же попадает в «длительный» цикл, его ждет прозванный гильотиной экзамен на степень бакалавра, где отсев от общего числа лицеистов выпускного класса составляет ежегодно в среднем около 40%.
Фильтры социального отбора действуют надежно. И вот результат: выходцы из рабочих семей составляют в университетах всего лишь 5% от общего числа студентов.
Ряд реформ французской школы, имеющих на первый взгляд целесообразное содержание, служит все той же «педагогике отбора».
Одна такая реформа — введение в 1977/78 учебном году обязательных досье на каждого школьника. Досье предусматривались для фиксирования склонностей и дальнейшей ориентации учащихся первого цикла среднего образования. Однако возникла угроза, что досье будут составляться субъективно и окажутся своеобразным «волчьим билетом», закрывающим доступ к той или иной профессии. Страницы многих газет обошел в сентябре 1977 года рисунок Ж. Эффеля. На рисунке были изображены бродяга-клошар и ставший его приятелем школьник-неудачник. Клошар говорит школьнику: «Все у тебя началось с досье».
Дружный протест демократической общественности заставил нового министра просвещения К. Беллака чуть ли не первым из своих декретов отменить досье.
На XXIII съезде ФКП (май 1979 года) член ЦК компартии Франции М. Дюффур в докладе «Кризис сегодняшней школы» привел убедительные данные, показывающие политику социальной селекции во французской школе. Согласно этим данным каждый четвертый шестнадцатилетний француз лишен возможности получить полноценное образование, каждый шестой ученик коллежа — второгодник, а каждый седьмой учащийся попадает в профессиональные школы второго цикла. Осуществляя такую социальную селекцию, заявил М. Дюффур, школа ставит перед выбором: утилитарное образование или образование, оторванное от жизни.