5. Рабовладение в Риме во II-I вв. до н. э.

Пунические войны завершились победой Рима. Население завоеванных стран подверглось массовому ограблению и порабощению. Дешевый рабский труд обогащал крупных землевладельцев, хозяйства которых превратились в обширные имения. Эксплуатация рабов приобрела предельно жестокий характер. Безжалостная торговля рабами и использование их труда на самых тяжелых работах, отягчаемых произволом и наказаниями, стали в Римском государстве характерными явлениями времени.

Простое, но довольно выразительное описание большой усадьбы римского рабовладельца приводится в отрывке из повести писательницы Т. Левицкой-Ден "Братья Гракхи".

Второй текст подборки рисует каторжный труд рабов в испанских рудниках. Советская писательница Н. Остроменцкая, известная юным читателям по повести "Приключения мальчика с собакой", начала писать книгу о времени широких восстаний рабов и превращения Римской республики в империю. Действующими лицами ее должны были стать мужественные участники восстания Спартака. Ярко вписан в начало повести и образ молодого еще Юлия Цезаря. Новая книга осталась незавершенной из-за преждевременной смерти талантливой писательницы. А. Немировский, пользуясь черновиками Н. Остроменцкой, попытался довести сюжетную линию до предполагаемого им конца. Повесть сохранила название "Ветеран Цезаря". Фрагмент о труде рабов в рудниках взят из той ее части, которая написана Н. Остроменцкой.

Отрывок из книги А. Немировского "Белые, голубые и собака Никс", названный "Положение рабов", может быть использован в целях обобщения рассказа учителя о жизни рабов в Риме. Несмотря на краткость, он обладает большой впечатляющей силой. Книга представляет собой сборник публиковавшихся ранее и новых исторических рассказов, при создании которых автор опирался на сюжеты, почерпнутые из подлинных древних документов.

Заключительный текст подборки не только рисует картину распространенной расправы с особо провинившимися рабами - распятия на кресте, но и характеризует равнодушное отношение рабовладельцев к мучениям рабов, которые в глазах римлян отнюдь не являются людьми. Небольшой по объему текст целесообразно зачитать на уроке, указав при этом, что в учебнике имеется иллюстрация, изображающая подобную расправу с рабами. Текст взят из романа современного чешского писателя Йозефа Томана "После нас хоть потоп". Многоплановые события романа развертываются на широком социальном фоне римской жизни в последние годы власти императора Тиберия (14-37 гг. н. э.). Действующие лица романа относятся к различным слоям римского общества: от императора и его окружения до жителей римских трущоб.

Усадьба римского рабовладельца

В этой долине лежало крупное поместье сенатора Луция Гелия Попликолы. Вдоль реки тянулись широкие полосы пахотной земли. На незасеянных участках паслись овцы. Эти земли находились под паром и отдыхали целый год после жатвы. Здесь применялась двухпольная система полеводства.

На пашне работали голые до пояса рабы, на головах у них были меховые шапки, напоминающие шлемы. Они управляли волами при помощи вожжей, привязанных к ярму. Земля была сухая и каменистая, она с трудом поддавалась плугу.

Плуг был примитивен. Он состоял из деревянного стержня, на конец которого был насажен железный сошник и два небольших крыла для разбрасывания земли. К стержню прикреплялось изогнутое дышло, в которое впрягались волы. На противоположном конце стержня имелась рукоятка для управления плугом.

Пахари заставляли волов в один раз пройти борозду в сто двадцать футов, а потом делали передышку. Во время передышки они поднимали ярмо к самым рогам вола, чтобы шея вола немного отдохнула. Ярмо, похожее на колоду, было очень тяжело.

Местами, на земле, особенно твердой, запрягали три-четыре пары волов. Они двигались близко друг от друга в большом деревянном ярме, лежавшем у них на плечах так, что они могли поднимать головы и тянуть всей тяжестью тела плуг. На одной полоске земли торчало несколько странных фигур. Это были голые рабы, закованные по рукам и ногам. В руках у них были огромные мотыги. В наказание они должны были в таком виде вскапывать землю, неподдающуюся плугу...

Влево от реки, на отлогом холме, раскинулась роскошная вилла Попликолы...

На переднем плане помещалось жилище хозяина - преториум. Оно примыкало к большому фруктовому саду. За садом находился двор, окруженный высокими строениями. В нем помещались загоны для волов, конюшни, овчарни, хлевы для свиней, птичники, сараи для повозок и сельскохозяйственных орудий; кухни, бани, открытые по праздничным дням. Посередине двора находился водоем, в котором поили и купали скот. Против входных дверей помещалось жилище вилика - приказчика, который надзирал за хозяйством и давал работу рабам. Вместе с ним жила жена вилика - ключница. За двором находился фруктуарий, в котором стояли давильни, где выжимали масло из олив, винные погреба, котлы для кипячения вина, кладовые, амбары для плодов и хлеба. Там же под землей находился эргастул, в котором наказывали и пытали рабов.

Левицкая-Ден Т. Братья Гракхи. 2000 лет тому назад. Л., 1924, с. 54-55.

Рабы в рудниках

Узкой тропинкой прошли мы на гору, спустились по ступенькам крутого откоса и оказались в провале или яме - не знаю, как назвать. Здесь не было видно даже отблесков заходящего солнца. Вокруг стоял сумрак. Мне показалось, что мы сошли в царство мертвых. Из-за черной скалы слабо брезжал красноватый свет. Мы свернули туда, обходя большую кучу отколотых глыб.

- Их поднимают наверх и там дробят, - объяснил управляющий. - А вот, - он указал на черные отверстия в скалах, - входы в рудничные галереи. - Взяв один из воткнутых в расщелину факелов, агент поднял его над головой. - Все еще хочешь войти?

Уж не думает ли он, что я боюсь? Вскинув голову, как норовистый конек, я направился к ближайшему отверстию, у которого сидел надсмотрщик с остроконечной палкой.

- Для бича внизу нет размаха, поэтому приходится пользоваться палкой, - пояснил наш провожатый.

При свете факелов, которые несли впереди и позади нас, стены галереи казались изъеденными жуком-точильщиком. В каждом углублении копошились обтянутые кожей скелеты: один, лежа на спине, бил над собой скалу; другой, занося молот вбок, откалывал куски породы; женщины, стоя на коленях, долбили стену острыми молотками. Движения их были монотонны. Они казались призраками, обреченными на веки веков производить один и тот же взмах. При нашем появлении никто не повернул головы, словно для них ничего, кроме молотка и скалы, не существовало.

Ни на ком - ни клочка одежды. Только цепи на ногах, звеневшие, когда работник менял положение. Все выглядели одинаково старыми, даже заморыши-дети, сновавшие туда и сюда, подбирая отколотую породу и складывая ее в ручные тележки. Встречаясь с нами, дети боязливо жались к стенам и жмурились: видимо, свет факелов причинял им боль.

- И это живые люди! - прошептал Валерий, угадывая мой ужас.

Остроменцкая Н. Ф. Ветеран Цезаря. М., 1969, с. 79-80.

Положение рабов

Сандалии на деревянной подошве колотят по плитам мостовой. На улицах ни дерева, ни. кустика. Слепые стены как бы повернувшихся спиной к улице домов - им нет дела до тех, кто бредет по мостовой, стуча деревянными подошвами. Надписи, взывавшие к гражданскому долгу: "Погонщики мулов, отдайте свои голоса за Клавдия!" Можно подумать, что перевернется мир, если полюбившийся погонщикам Клавдий не будет избран в городской совет.

А вот и извещение о бое, в котором погибли Юба и Давид. Краска на буквах уже потускнела, но все же можно различить слова: "Будут биться нумидиец и иудей. Состоится также бой зверей. Да здравствует устроитель игр Помпедий Руф!"

Из двухэтажного дома на перекрестке доносился запах свежевыпеченного хлеба. Повеяло чем-то родным. Но Децебал слышал, что в подвалах таких милых, уютных, вкусно пахнущих домов рабы крутят день и ночь тяжелые каменные жернова. Булочники в праздники увешивают шеи ослов и мулов связками румяных хлебов. А рабам у мельницы они жалеют горстки муки. Чтобы невольники не могли поднести рук ко рту, им надевают на шеи деревянные рогатки, как хомуты. Таков этот городок, раскинувшийся под вечно голубым небом Кампании, у подножия зеленого Везувия.

Вот и дом Сильвия Феликса. Над входом надпись: "Гай Сильвий Феликс приветствует дорогих гостей и желает им счастья и долголетия". А у порога, на неровной, изъеденной временем каменной плите, сидит человек с взлохмаченной головой. Цепь от его ноги тянется к медному кольцу, прикрепленному к стене. Это раб-привратник. Сколько ему лет? Тридцать или пятьдесят? Да и знает ли он сам об этом? Запомнил ли он свое настоящее имя? Откликается ли на кличку Рекс или Карнэ, как сторожевые псы?

Немировский А. И. Белые, голубые и собака Никс, с. 126.

Казнь раба

Солнце уже поднялось над Тирренским морем, когда Луций подъезжал к Риму. Дорога шла вдоль отцовской латифундии. За решетчатым забором рабы устанавливали крест. На кресте был распят обнаженный раб. Смуглое лицо было искривлено от боли, стоны распятого разрывали золотистый воздух. Надсмотрщик узнал во всаднике сына своего хозяина и вежливо приветствовал его.

- Что это значит? - спросил Луций, не останавливаясь.

- Он хотел сбежать, милостивый господин.

Луций равнодушным взглядом скользнул по рабу, кивнул и поехал дальше.

Отчаянный крик распятого летел за ним.

Томан Й. После нас хоть потоп. М., 1973, с. 219.