О системе наук, приличных в наше время детям... (в сокращении)

(Печатается по изданию: Ястребцов И. М. О системе наук, приличных в наше время детям, назначаемым к образованнейшему классу общества. 2-е изд. М., 1833.

Труд И. М. Ястребцова получил высокую оценку современников и Академией наук был удостоен Демидовской премии. Это - выдающееся теоретическое исследование того времени по дидактике. В частности, в нем выясняются важнейшие основы содержания и методов образования. «Сочинение г. Ястребцова, - отзывался «Педагогический журнал», - и по содержанию своему, и по духу, в котором оно написано, заслуживает полную признательность всякого благомыслящего человека...» (Спб., 1833. Ч. 3. С. 313). Нельзя не согласиться с высокой оценкой теоретического труда Ястребцова в целом, которую дал В. Я. Струминский: «Все исследование построено на высоком научном уровне. И что особенно характерно, во всей последующей русской педагогической литературе не появилось исследования, которое бы с такой обстоятельностью проанализировало с принципиальной педагогической стороны содержание начального образования в России» [7, с. 104].)

Сие сочинение явилось сперва в свет под заглавием: О умственном воспитании детского возраста, тогда как оно имело своим предметом только систему наук, приличных сему возрасту. Такое неверное заглавие должно было привести, и привело, некоторых читателей к заключению о неполноте самого сочинения. Мне замечали, что я многое опустил, многого не раскрыл в нем. Признаю всю справедливость таких замечаний, когда они основаны на не соответствующем своему предмету заглавии. Но некоторые требовали от меня уже слишком многого, обвиняя за то, что я ничего не говорил ни о нравственности, ни о религии; я не имел целью ни нравственного, ни религиозного воспитания. Вероятно, слово воспитание (обширное слово!) послужило поводом к сим несправедливым требованиям. Теперь поступаю осторожнее. Заглавие: О системе наук, приличных в наше время детям, назначаемым к образованному классу общества показывает определительно ограниченность нашего предмета. Но избравши себя предметом разыскания одну только малую часть умственного воспитания, я старался внимательно осмотреть ее и счел для этого нужным войти во многие общие рассуждения: чтоб обозреть какой-либо частный предмет в полноте его, нужно видеть его и в связи с целым, к которому он принадлежит, и в собственной его частности.

Предуведомляю читателя, что я отклонялся иногда в сем сочинении от обыкновенных правил грамматики. Причину этого надеюсь сказать в другое время.

Иностранным словом цивилизация выражаю совокупность обоих родов просвещения, умственного и гражданственного.

О системе наук, приличных детскому возрасту

Средства всякого рода, употребляемые человеком или природе для раскрытия или усовершенствования способностей какого-либо существа, могут назваться воспитанием в обширном смысле. Но так как человек и природа суть две силы на земном шаре, нередко обнаруживающие себя различным образом, то справедливо действующих двух сил означаются большею частью различными словами. Таким образом, слово воспитание относится обыкновенно в тесном смысле только к средствам, которые придуманы самим человеком для своего усовершенствования, как будто бы воспитание принадлежало только человеку и зависело единственно от его распоряжений.

И однако человек совершенствуется, т. е. возрастает телом и душой, не от одних только собственных своих усилий, но и от таки;. средств, которых приобресть он не старался, о которых вовсе не помышлял и которые по существу своему находятся совершенно вне его личной обдуманной деятельности. Кому же обязан он за сии посторонние средства своего воспитания? Природе (Воспитывает человека и еще третий наставник: случайность, т. е. счастье или несчастье, здоровье или болезнь, разные непредвиденные хорошие или дурные примеры, слова и т. д.; но для краткости мы относим здесь случайность как сцепление обстоятельств, не зависящих от человека, к природе.). Следовательно, и природа воспитывает человека.

Природа воспитывает не только человека, но и все существа, ею произведенные; с того самого мгновения, в которое существо является на сцене мира, оно начинает воспитываться природой, или, другими словами, его способности раскрываются и совершенствуются ее попечением.

Сие естественное раскрытие и совершенствование способностей происходит или без всякого усилия со стороны существа, в котором оно совершается, или с его собственными усилиями. Животное получает, например, орган зрения, постепенно совершенствующийся без своего содействия; но оно должно приложить собственные старания, чтобы выучиться употреблять сей орган. Вообще животные также учатся многим предметам, как и человек; четвероногие учатся ходить, бегать, птицы летать и т. д. Как бы скоро ни достигали полного своего совершенства, однако слабость первых опытов их показывает, что у них есть своя эпоха учения.

И человек учится естественно весьма многим предметам, прежде нежели поступит в руки педагога. Приняв в рассуждение первоначальную слабость сил его и множество предметов его изучения, должно согласиться, что естественное воспитание производит чудесные успехи... Конечно, дикий человек, оставленный сам по себе или природе, приобретает со дня рождения своего до возмужалого возраста удивительное усовершенствование своих способностей; но должно ли заключить из этого, что естественное воспитание достаточно для человека?

Нет, далеко нет. Природа воспитывает только низшие способности, общие человеку с животными. В какой бы степени она ни развила сии способности, они все останутся животными. До высших качеств, человеческих, она не касается. Если и в диком сыне природы блестят иногда сии высшие качества, то это значит, что они человечески были в нем возделаны. Без человеческого возделания они остались бы в таком же безжизненном состоянии, в каком находится сила растительная в зерне, брошенном на камень. Воспитание по преимуществу есть усовершенствование высших способностей человека.

Мы старались определить значение воспитания вообще; теперь займемся воспитанием собственно человеческим, рассмотрим его подробнее и разделим на главные его роды.

Воспитание, как сказано выше, состоит в раскрытии и усовершенствовании способностей. И так каждой способности должно отвечать свое особенное воспитание; и сколько находится первых, столько должно быть видов последнего.

Бесчисленны способности человеческие. Древние называли человека микрокосмом. Новые философы подтвердили это название и доказали его справедливость. Поэтому в человеке должен заключаться целый, так сказать, мир способностей.

Но все их можно подразделить на три главных рода. Человек состоит из души и тела; душа - из ума и воли; отсюда происходят троякие силы человека: телесные, умственные и нравственные. Соответственные сим силам роды воспитания будут: воспитание физическое, умственное и нравственное.

Кто не знает, что не только телесные и душевные, но умственные и нравственные качества совершенно различны между собой? Нередко люди с превосходными душевными способностями лишены крепости сил телесных; нередко и в крепком теле заключена душа слабая. Не случается ли видеть, что некоторые, при дверях гроба, когда состав тела приходит уже в разрушение, сохраняют всю силу своей души? Иногда святое чувство религии, возвышающее человека от земли до неба, изумительно живостью и полнотой своей в теле, изнуренном жестокими страданиями. Часто душа укрепляется при телесном изнеможении; и нет сомнения, что для многих болезнь полезнее здоровья... Какой врач не имел случая заметить, что болезнь дает некоторым ее страдальцам ум, доброту, кротость, решительность, которых они не имели во время здоровья и которые опять иногда оставляют их по восстановлении здоровья? Все это показывает, что законы тела и души различны.

Различны также законы ума и воли. Всегда ли проницательный ум или обширные сведения соединены с чистой нравственностью или сильной душой? Не находим ли иногда, что люди простые, которых ум не озарен светильником познаний, украшаются добродетельным сердцем? Есть одна поразительная противоположность умственных и нравственных законов. Она состоит в том, что ум, какие бы ни употреблял усилия, может только постепенно и медленно постигать те истины, для приобретения которых он назначен; а воля одним порывом может достигнуть до удивительной высоты нравственного совершенства. Знак: что никогда не поздно сделаться добродетельным, хотя и можно опоздать быть ученым; что все и каждое мгновение могут быть великодушными, милостивыми и пр., хотя не все -знающими; что нравственные достоинства необходимее просвещения: иначе бог не устроил бы так ума и воли в душе человеческой.

Соединение вместе, в равной и высокой степени развития, телесных, умственных и нравственных сил чрезвычайно редко, хотя все желали бы иметь его. Как будто закон природы противится такому совершенству в слабом смертном. То, по крайней мере, достоверно, что сии три коренные силы могут возрастать в различных между собой содержаниях. Следовательно, они независимы одни от других до некоторой степени.

Говорим до некоторой степени, ибо нельзя их совершенно разделить между собой: они составляют в человеке одно общее целое, и каждая необходима для прочих.

Здесь не место входить в метафизические доказательства этого, ибо мы предположили себе предметом в сем сочинении не воспитание вообще, а одно умственное воспитание детского возраста, и то касательно только системы наук. Предоставляем другим обозреть в подробности воспитание с высокой точки зрения. Для нас достаточно коснуться только слегка общности законов, управляющих воспитанием. Итак объясним просто эмпирической физиологией и опытом взаимную зависимость душевных и телесных сил.

Органы и силы в организме человеческом (под организмом человеческим разумеем всего человека, душевного и телесного вместе) находятся в таком равновесии, что ни один или ни одна из них не может слишком развиться перед прочими, без того чтоб прочие не страдали от этого посредственно или непосредственно... В организме, как в политическом равновесии государств, всякая важная перемена одной части отзывается в целом; в нем каждый член может вредить всем прочим не только по причине ухудшения своего, но и по причине слишком быстрого улучшения. Законы природы, следовательно и необходимости, требуют, чтобы все части целого вместе раскрывались, вместе совершенствовались. Равновесие есть великий закон! Благосостояние тела, души, обществ политических, всего мира на нем основано.

Взглянем теперь на то, что показывает опыт. Известно Ювеналово изречение: здравый ум в здравом теле (mens sana in corpore sano), изречение, которого справедливость подтверждается ежедневно. Заметим, что здесь ум отвечает душе вообще и относится столько же к воле, сколько к разуму. Кто не испытал над собой или не видел, по крайней мере, на других, что значительные страдания одной какой-нибудь части тела сообщаются обыкновенно всему телу и что за болезнью тела следует и само расстройство сил умственных и нравственных?.. Но это не противоречит ли тому, что мы говорили прежде о возможности весьма различного развития тела, ума и воли в одном и том же человеке? Нисколько. Сии способности, конечно, могут в различной мере развиваться в нем, но не иначе, как одни за счет других, и притом до некоторой степени, не далее: вот сила правила. Весьма великое развитие каких-либо способностей человека при весьма малом усовершенствовании других есть как бы сверхъестественное состояние, род болезни...

Итак, совершенство, идеал воспитания состоит в современном и пропорционально равном развитии стихий, входящих в состав его.

Сии стихии, как мы видели, суть телесные, умственные и нравственные способности. Казалось бы с первого взгляда, что усовершенствование сих способностей достаточно для человека во всех случаях его жизни. Ибо они составляют всего его и он не может ни на одно мгновение выйти из сферы их. Однако нет. Общество, в котором живет человек, и должен жить непременно, имеет свой круг действия и требует для себя особенного воспитания. С отличными физическими и нравственными качествами можно быть худым членом общества. Конечно, воспитание общественное основывается на тех же силах, которые служат предметом человеческого воспитания вообще. Но оно развивает их своим особенным образом, дает им свое особенное направление. Это необходимо, ибо человек в обществе отличен от человека в самом себе по многим отношениям. Предмет сей весьма важен, объяснимся.

Человек назначен быть самым совершенным существом в природе. Преимущество сего совершенства состоит здесь, на земле, в том, что он может употреблять, посредственно или непосредственно, в пользу тела или души все, что находится вне его. Это естественное его право в обширном смысле. Только он должен пользоваться сим правом так, чтоб ближний его мог также им (правом) пользоваться, потому что оно дано не одному какому-нибудь человеку, а всем людям без исключения...

Познай самого себя и общество - вот правило новых времен, правило, в котором познание самого себя, так сказать, помножается познанием людей. Как ни обширно такое правило, оно, однако, есть приготовление к другому, еще обширнейшему: познай в человечестве самого себя...

...Законы общества требуют особенного для себя воспитания, или, справедливее сказать, особенных приложений воспитания: ибо воспитание не может быть ничем иным, как развитием телесных, умственных и нравственных способностей; только способности сии должны быть, по законам общества, приспособлены к его пользе, причем могут иногда страдать личные выгоды человека...

По числу коренных способностей человека чистое воспитание может быть трех родов: физическое, умственное, нравственное.

К физическому воспитанию относятся: гигиена, гимнастика. К умственному:

обучения промышленностные (воспитание промышленноеное), словесность и искусства изящные (воспитание эстетическое, изящно-искусственное, изящно-словесное),

науки собственно (воспитание ученое, сциентифическое) (Сциентифическое - от сциентизм (лат.) - основанное на науке (знании), синоним: научное. (В противоположность воспитанию, основанному на вере.).). К нравственному:

нравственность собственно (воспитание нравственное), религия (воспитание религиозное). К прикладному воспитанию принадлежат: общественное, или гражданское, светское.

Здесь заключается полный круг воспитания человеческого. Каждая из частей оного имеет свои особенные законы; и что хорошо для одной, то может быть дурно для другой: хотя все они для совершенства своего требуют непременно взаимного вспомоществования. Не будем больше говорить об общем их единстве и влиянии одной на другую. Перейдем к той частности, которую мы избрали предметом своего рассуждения. Впрочем, многие положения, которые скажутся здесь о умственном воспитании частно, могут относиться к воспитанию вообще.

...Как приняться за науки, чтоб легче успеть в них? Вот предмет, который отчасти мы намерены разобрать теперь.

Припомним, какие предметы входят в круг умственного образования...: обучения промышленностные, искусства, и словесность, изящные, науки собственно.

Здесь вся энциклопедия. Но полная энциклопедия есть наука не отдельных людей, а рода человеческого. Для людей возможны только некоторые отрывки из сей великой науки.

Если сии отрывки различных между собой родов приспособлены одни к другим так, что, объясняя и пополняя себя взаимно, обращены к одной какой-нибудь цели, то составляют систему наук, или, точнее, систему учения. Сведения, не связанные между собой взаимной необходимостью и не устремленные к одной общей цели, не составляют системы, как бы они многочисленны ни были, и остаются, так сказать, безжизненными: это груды материала, хаос. Система оживляет их, приводя в одно стройное целое.

Не трудно понять, что лучшая система учения должна быть такой совокупностью разных сведений, взятых из энциклопедии, которая в самое короткое время и самым легким образом доводит до предполагаемой цели. Она не доведет до сей цели, если не представит всех нужных для того сведений; она не доведет до нее кратчайшей и легчайшей дорогой, если будет обременять излишними познаниями. Чтоб быть ей совершенной, она должна избегнуть упрека как в излишестве, так и в недостатке ее сведений. Но как избегнуть сего упрека? Вопрос важный, так сказать, органический, ибо на нем основана причина успеха.

В новые времена, когда круг наук сделался весьма обширным, родилась в общественном мнении необходимость усовершенствовать методу учения для того, чтобы приобретать необходимые сведения сколько возможно легче. Много было предложено различных метод, более или менее удовлетворительных, и до сих пор продолжают они предлагаться. Повсеместное требование общества и поощрение правительств обращают везде деятельность ума на предмет сей. Во Франции в 1828 году... составлена была особая комиссия для сличения и ра-зобрания метод. Но кажется, что не этим надобно прежде заняться. Система наук должна предшествовать методе учения. Метода есть не что иное, как средство для приобретения сведений. Какая же польза в методе, если не определены еще или худо определены те сведения, для которых она служить должна как орудие? Сперва нужно разобрать, чему учиться, потом уже - как учиться.

Совершенство системы учения требует, как мы видели, чтобы в ней заключалась полнота сведений, без излишества. Заметим сперва, что мы говорим здесь, и будем говорить еще, о системе учения как бы алгебраическим способом, в общих формулах, без приложений действительных. Само по себе разумеется, что система учения для каждого особенного человека должна иметь свою особенность и приспособляться к его личным надобностям и что, следовательно, сколько будет людей, столько должно быть систем для умственного их образования. Но вся сия бесчисленность систем управляется одними общими законами. Итак, погрузимся в их метафизику. Это нужно для того, чтобы делать потом выводы для приложений не наудачу, не слепо или по прихоти, а по убеждению разума, по необходимости. Повторим еще: совершенство системы учения требует, чтобы в ней заключалась полнота сведений, без излишества. Спрашивается: какие же сведения нужны и какие излишни или не нужны? Нужны, без сомнения, только сведения полезные, т. е. те, которые могут служить к удовлетворению нужд. Если бы некоторые обстоятельства, род жизни, собственные способности, вообще наружные или внутренние средства препятствовали кому-либо употребить в свою душевную или телесную пользу сведения какой-нибудь науки, то как бы сия наука ни была превосходна, какие бы прекрасные или высокие истины ни заключала в себе, однако она была бы для него совершенно излишней, или, лучше сказать, вредной; ибо убила бы понапрасну часть его жизни, вытеснив собой занятия другие, для него полезнейшие. Итак, не все науки полезны для всякого. И каждый должен учиться тому только, что согласно с его нуждами, избегая всего, что не отвечает сим нуждам.

Бесчисленны и разнообразны нужды человеческие. Но что необходимо одному, в том часто другой не имеет надобности. У всякого свои обязанности. Есть, однако, обязанности, общие для всех, обязанности, которых никто избегнуть не должен. Они состоят в том, чтоб быть полезным человечеству, Отечеству и самому себе.

Долг к самому себе требует раскрытия своих телесных, умственных и нравственных способностей и удовлетворения их. Тот не достоин был бы имени человека, кто с намерением погубил бы в себе сии способности. Такое самоубийство осуждается здравым смыслом и нравственностью. Человек, в котором способности его не раскрыты, представляет собой только подобие человека. Но вина в сем случае, если не он сам причина своего несчастия, лежит на ответственности тех, которые могли вывести его из жалкого состояния и пренебрегли это сделать.

Долг к Отечеству требует того, чтоб делиться с ним своими способностями. Для этого надо образовать свои способности так, чтоб они наиболее могли принести пользы Отечеству, хотя бы и страдали от того собственные свои выгоды. Безумно жертвовать своими выгодами бесполезно для Отечества; еще безумнее жертвовать ими во вред ему. Но жертвовать ими к его пользе согласно столько же с вечными законами рассудка, как и с законами человеческими, ибо отечество необходимо для каждого из сынов его. Что есть Отечество? Оно не есть земля только, на которой человек живет. Оно есть идея, развивающаяся в религии, в государственном телоустройстве, законах, искусствах, языке, науках, нравах того народа, к которому человек принадлежит и для физического благосостояния которого служит известная доля вод и земель с их животными, растительными и минеральными произведениями. Сии произведения кроме физической пользы (Благодарность народа почти благоговеет перед всем тем, что необходимо для поддержания физической жизни.) имеют еще пользу нравственную, содействуя своим образом к развитию общей идеи народа; потому заключены сугубо в круге той симпатии, которая объемлет все принадлежащее к отечеству, все ему споспешествующее, все отечественное... Долг основывается не на одном только неопределительном расположении сердца, а на положительных началах рассудка. И патриотизм может быть так же ложным или недостигающим своей цели, как неуместная благотворительность. Между благотворительностью и патриотизмом много подобного. Презренна притворная благотворительность; презренна и притворная любовь к Отечеству; но та и другая неизъяснимо облагораживают душу, когда они чисты.

Долг к человечеству требует того, чтоб принести себя в жертву ему. Это высокий долг!.. Человечеству служат все, даже и те, которые вовсе не думают об этом. Не ищет ли каждый, почти непроизвольно, сообщить другим все, что произошло нового в душе его, все, что по его самочувствию, расширило, улучшило его ум или сердце. Всякое важное открытие, всякое высокое чувство, все кажущееся нам усовершенствованием существа нашего, приобретением для способностей становится для нас тяжестью, если мы не разделим его с другими, со всеми... Постепенное развитие человечества есть тот высокий вывод исторический, который постигнут умом и провозглашен в новые времена. Теперь мы ясно понимаем, что прошедшие века трудились для нас и что мы, в свою очередь, трудимся для веков будущих. Без предшественников наших мы не могли бы пользоваться тем, чем теперь пользуемся. И потомство наше только с нашей помощью будет наслаждаться своими выгодами. Человек определен для человечества, и настоящее определено для будущего. Все для вечности.

Но что человек делал до сих пор по инстинкту, то будет делать некогда по произволению. Прежде, однако, надобно ему постигнуть ту высокую истину, что жизнь индивидуальная должна быть принесена в жертву общей жизни. Надобно убедиться в сей истине. Надобно решиться поступать согласно с нею. Надобно, наконец, научиться поступать так. Постигнуть истину, убедиться в ней, обратить теорию в практику и научиться этому - суть разные ступени совершенства образования человеческого. Высшая из них, конечно, будет та, когда человек приобретет умение жертвовать собой произвольно в пользу человечества. Тогда достигается цель земного его пребывания. Она далеко еще не достигнута. Любовь к личной жизни во всей еще силе...

Три обязанности, изображенные теперь нами, именно обязанности: быть полезным человечеству, Отечеству и самому себе, служат основанием всем прочим. Все прочие обязанности составляют только приложение сих трех главных. Поэтому система учения была бы неполной, если бы не заключала в себе всех сведений, нужных для человечества, Отечества и личности учащегося.

Кроме сведений самостоятельных, составляющих истинное знание, есть еще сведения вспомогательные, которые необходимы для приобретения знания; таковы, например: чтение, писание, иностранные языки и т. д. Очевидно, что все это орудия для знания, а не собственно знание. Сверх того, и сами самостоятельные сведения могут служить необходимой ступенью для других, т. е. быть вспомогательными. Нет сомнения, что вспомогательные сведения должны также войти непременно в систему учения.

Соединив оба сии рода сведений, и самостоятельные и вспомогательные, что получаем? Получаем опять полную энциклопедию. Но полная энциклопедия не возможна ни для кого. Следовательно, система учения должна по необходимости ограничиться не вообще полезными сведениями, а возможно полезными.

Исключим же из энциклопедии, для системы учения, невозможные сведения.

К невозможным принадлежат, конечно, те сведения, которые не совместны с телесной или душевной организацией учащегося; Силы человека различны в различных периодах его жизни: и что может сделать один возраст, того не может сделать другой. ...Итак, в систему учения должны входить сведения только совместные с организацией учащегося, а все несовместные с ней должны быть исключены из нее.

Далее: возможные, по организации, сведения не все могут быть приобретены каждым, потому что недостало бы целой жизни для их приобретения. Достанет ли, например, жизни для одного только изучения всех, живых и мертвых, языков?

Это приводит нас к заключению о невозможности другого рода некоторых сведений - о невозможности их по несообразности не с организацией учащегося, а с временем, которое он может употребить для них. Итак, в систему учения должны входить сведения только совместные с возможным пожертвованием времени учащегося, а все несовместные с ним должны быть исключены из нее.

Мы видим здесь необходимость исключить из системы учения некоторые сведения, несмотря на то что они совместны с организацией учащегося. Какие исключим? Было бы противно здравому смыслу не дать преимущества сведениям полезнейшим перед прочими. Поэтому сведения не столь полезные, как прочие, становятся также, своим образом, в разряд невозможных, ибо здравый смысл отвергает их. Итак, в систему учения должны входить только наиполезнейшие, а все не столь полезные должны быть исключены из нее.

Какие сведения наиполезнейшие? Пользу их, как мы видели, должно искать относительно: 1) себя или личности; 2) Отечества; 3) человечества и 4) также относительно их самих собственно как орудий. Определим, какие сведения полезнее прочих по сим четырем отношениям.

I. Наиполезнейшие науки относительно личности человека. Цель личного воспитания состоит в раскрытии и усовершенствовании телесных, умственных и нравственных способностей человека, так чтоб быть: по телу - здоровым и крепким, по уму - умным и просвещенным, по воле - добрым и благочестивым. Средство для этого состоит в том, чтоб упражнять телесные и душевные способности, потому что способности погибают от неупражнения, а от упражнения совершенствуются. Оставьте руку вашу в продолжение нескольких недель без всякого движения. Сей произвольный паралич руки кончится действительно параличом ее. То же можно сказать и о всех прочих душевных и телесных способностях. Упражнение, напротив того, увеличивает их силу и может довести ее до высокой, удивительной степени.

При этом не надобно забывать, что воспитание только раскрывает и совершенствует способности, а не делает их. Большая ошибка учить детей тому, к чему они не имеют способности... Кто не способен к наукам, тот лучше сделает, если посвятит себя не им, а какому-нибудь художеству или ремеслу, к которому он наиболее сроден. Природа дала каждому человеку способность к чему-нибудь полезному. Старайтесь раскрыть сию способность и откажитесь от таких, в которых вам уже отказано. Трудно узнать в ребенке будущие его способности. Часто родители обманываются на этот счет; часто они (с сожалением мы просим их заметить это) предполагают в детях своих необыкновенные способности из живости речей их в неумолкаемом лепетании видят признаки будущего их гения. Случается, что сначала такие дети и действительно оказывают большие успехи в учении, но потом они начинают тупеть, перестают любить науки, получают даже к ним непобедимое отвращение и беспрестанно более и более, так сказать, глупеют, обманув совершенно надежды и мечты родительские. Тогда как другие, напротив, не обнаруживавшие сперва ничего блистательного, казавшиеся долгое время неспособными к наукам, вдруг начинают учиться отлично...

Вообще молчаливые и характерные дети, кажущиеся обыкновенно непроницательному наблюдателю тупыми, обещают больше, нежели живые, бойкие на словах и, по-видимому, даровитые. По трудности определить наперед будущие способности в маловозрастных (и за возрастного не всегда можно ручаться) остается верного только то, чтобы стараться извлечь наибольшую пользу из настоящих способностей, приняв все возможные предосторожности для будущих. Другого делать нечего.

Между телесными органами особенно важны для души органы чувств. Поэтому нужно особенно: совершенствовать органы чувств. От них чрезвычайно много зависит физическое и моральное благосостояние человека. Всякое чувство есть источник бесчисленных наслаждений. С потерей какого-нибудь чувства теряется для человека как бы часть Вселенной. Между чувствами важно особенно чувство зрения: его впечатления, как доказывает физиология, суть самые ясные и постоянные из всех других чувственных впечатлений...

Но так как жизнь человека заключена в большем или меньшем пространстве времени и так как с каждой частицей сего пространства силы человека изменяются, то должно изменяться и само упражнение сил сих. Для малых сил нужно малое упражнение, для больших - большое. Словом, надобно: упражнять душевные и телесные способности соразмерно с их силами. Иначе сии способности потеряются так же, как и от недостатка упражнения. Ничего слишком - вот условие и закон всего полезного...

Несоразмерность упражнений с силами упражняющегося можно разделить на два рода: 1) на чрезмерно продолжительное упражнение и 2) на чрезмерно тяжелое. И то и другое излишества почти одинаково вредны.

Теперь приложим к наукам собственно то, что говорили здесь о воспитании вообще. Очевидно, что наиполезнейшие сведения для личного умственного воспитания будут те, которые отвечают возрасту учащегося, т. е. телесным и душевным его способностям...

Заключим: итак, в систему учения должны входить сведения, только отвечающие способностям учащегося, а все не отвечающие им должны быть исключены из нее.

II. Наиполезнейшие науки относительно Отечества. ...Спрашивается: чтоб определить наиполезнейшие науки для Отечества, необходимо ли нужно знать его идею? Нет сомнения, что было бы полезно знать сию идею, потому что, знавши ее, можно вернее судить о том, какие науки согласны с целью Отечества. Но во-первых, трудно и не всегда возможно постичь идею Отечества. Ее трудно определить и тогда, когда она много уже обнаружила себя. А как предугадать ее в самом начале ее развития? Между тем Отечество подвигается вперед беспрерывно. Оно не остановится для того, чтобы подождать, пока кто-нибудь откроет ее идею и приспособит к сей идее воспитание.

Во-вторых, если трудно постичь сию идею, то легко прийти в заблуждение насчет ее и почесть за настоящую идею Отечества свое собственное предположение...

В-третьих, знать идею Отечества недостаточно для определения воспитания, потому что идея сия, развиваясь, изменяет беспрестанно наружный вид свой. От одного поколения она требует, может быть, более физической силы, нежели умственной; от другого, напротив; и притом требует она, может быть, чтобы физическая или умственная сила была обращена в одном веке на такой предмет, на который она не должна быть обращена в другом веке...

Отечество требует таких только наук, которые могут служить для удовлетворения нужд его. Нужды его с течением времени изменяются. Следовательно, должны изменяться и соответственные им науки. Чтобы приготовиться к удовлетворению их, должно знать их или предвидеть... Еще полезнее приготовляться к нуждам самым непосредственным, настоящим, или зависящим от настоящего времени... Должно уступить закону необходимости.

Следуя сему закону, мы ничего не потеряем. Необходимость есть вернейшая и кратчайшая дорога к пользе...

Поэтому наиполезнейшие Отечеству сведения будут те, которых требует настоящее и предвидимое его положение...

Итак, в систему учения должны входить сведения, только соответственные состоянию Отечества, а все несообразные с сим состоянием должны быть исключены из нее.

III. Наиполезнейшие науки относительно человечества. Их определить нетрудно по аналогии с науками, нужными для Отечества.

Человечество, развиваясь, изменяется. Изменение сие обнаруживается духом времени. Дух времени показывает силу, способности человечества. С ним, следовательно, и надобно соглашать выбор наук.

Итак, в систему учения должны входить сведения, только согласные с духом времени, а все несогласные с ним должны быть исключены из нее.

IV. Остается определить наиполезнейшие науки относительно их самих или вспомогательных. Но в сем отношении нет наук наиполезнейших. Есть только или необходимые, или вовсе бесполезные. Они необходимы, как скоро служат для приобретения нужных самостоятельных сведений. Они вовсе бесполезны, когда не служат для этого, потому что сами собой не составляют сведений самостоятельных, которые одни составляют знание.

...И самые самостоятельные сведения могут быть необходимой ступенью для других, следовательно, могут быть вспомогательными... Геометрия, например, состоит из самостоятельных сведений. Но если бы кто-нибудь захотел употребить ее как вспомогательную только науку для красноречия, тот весьма бы ошибся в своем расчете и сделал бы гораздо лучше, занявшись вместо геометрии изучением тех иностранных языков, которые богаты образцами красноречия. Другое дело, если бы он назначил геометрию вспомогательной наукой для физики. Тогда она была бы ему полезна не только сама по себе, но и как средство успеть в физике.

Итак, в систему учения должны входить сведения из числа вспомогательных только необходимые, а все, без которых можно обойтись, должны быть исключены из нее.

Все ли сказано теперь о системе учения вообще? Нет, еще мы не говорили о внешних средствах учащегося. Не все могут учиться всему, чему могли бы учиться. Нельзя сыну бедного поселянина заниматься одними науками с сыном богатого вельможи, хотя бы внутренние его средства, т. е. способности, и позволяли это. Не позволяют внешние средства, т. е. род жизни, богатство. Правда, с увеличивающимся просвещением внешние средства образования становятся, и будут становиться, доступнее для всякого; однако всему есть предел. Никогда рабочий класс народа уже и по тому одному, что время его назначено для механической работы, не будет иметь возможности научиться всему тому, что открыто для высших и средних званий.

Итак, в систему учения должны входить сведения, только не превышающие наружных средств учащегося, а все несообразные с сими средствами должны быть исключены из нее.

Теперь, кажется, мы разобрали все стихии, нужные для составления надлежащей системы учения. Соберем все стихии вместе и составим из них одно целое.

В систему учения должны входить, как мы видели, сведения: только совместные с организацией учащегося, только совместные с возможным пожертвованием времени учащегося, только наиполезнейшие (т. е. только отвечающие способностям учащегося, только соответственные состоянию его Отечества, только согласные с духом его времени, только необходимые и из числа вспомогательных), только не превышающие наружных средств учащегося.

Сократим все сии стихии в одну наипростейшую формулу.

Система учения должна заключать в себе все те, с необходимыми вспомогательными, сведения, которые соответствуют внешним и внутренним средствам учащегося, состоянию его Отечества и духу времени.

Сия формула заключает в себе все, что разобрано было в предыдущих параграфах. Она, мы думаем, решает тот важный вопрос о системе учения, который требует полноты сведений, без излишества...

Система учения в детском возрасте требует:

а) чтобы преподаваемые детям сведения не переходили за границы их понятия;

б) чтобы сии сведения можно было сообщать детям с наивозможно раннего их возраста;

в) чтобы они, развивая умственные способности детей, способствовали сколько возможно к развитию и телесных сил их;

г) чтобы образовывали соответственно нынешнему духу времени;

д) чтобы служили, сколько можно более, к тому, чего требует настоящее и предвидимое положение Отечества;

е) чтобы составляли необходимое приготовление к дальнейшим сведениям.

Читатель видит, что все сии условия суть не что иное, как разложенная формула системы учения... за исключением одного только положения ее о внешних средствах учащегося. Первые три условия отвечают внутренним средствам учащегося, четвертое условие отвечает духу времени, пятое - состоянию Отечества, шестое, наконец, выбору вспомогательных наук.

Посмотрим, удовлетворяет ли принятая теперь система детского учения сим условиям. Если она не удовлетворяет им, то мы вправе заключить, что она нехороша и требует перемены, ибо сии условия, как показано, думаем, основательно, необходимы для надлежащей системы учения.

Чему стараются у нас учить детей? Сперва их обучают читать и писать. Некоторая мода, сделавшаяся почти постоянным обыкновением, требует еще, чтобы дети, даже с самого нежного возраста, выучивали наизусть какие-нибудь басни, или русские, или французские. Потом, по мере увеличивающегося возраста, назначают детям: грамматику, арифметику, геометрию, закон божий, иностранные языки, священную, всеобщую, русскую историю, географию математическую, политическую, риторику, пиитику, мифологию, рисование, танцевание и музыку. Учат в некоторых местах и физике, но так редко и так мало, что нечего упоминать о сей науке. В сем заключается система наук.

Сличим сию систему с вышеопределенными шестью условиями.

Первое условие. Она противится первому условию, требующему, чтобы преподаваемые детям сведения не переходили за границы детского понятия. Само учение наизусть басен и сказочек, которые, по-видимому, весьма просты и весьма украшают малюток в глазах отца или матери, особенно перед посторонними людьми, не выше ли детского разума в некотором отношении? Не составляет ли более предмет чванства родителей, чем существенную пользу детей? Могут ли дети понимать хорошо мораль, заключенную в баснях? Осмеяние слабостей и пороков человеческих, предостережение от злонамеренной хитрости и коварства, намеки на злоупотребление властей и т. п. согласны ли с детскими понятиями? Чтобы понимать самую простую мораль, надобно ее чувствовать. Без этого она мертвое слово. Но детская душа созрела ли для этого? Самые обыкновенные моральные понятия имеют только мнимую легкость. Кажется, что они всегда и всем доступны, но в самой вещи этого нет. Все, например, твердят беспрестанно, что должно умереть. Но все ли и часто ли понимают силу этой речи? Сколько людей чувствовали эту силу только один раз в жизни - перед смертью! Теперь осмеливаемся спросить: что понимает трехлетнее дитя, когда оно лепечет перед вами прекрасные стихи Крылова или Лафонтена? Попугай едва ли не столько же понимает слово дурак, которому его научили и которое он больше или меньше ясно и забавно произносит при виде гостя или хозяина дома. Не желая оскорбить родителей и родительниц, признаемся, что лепетание наизусть басен их малютками казалось нам всегда смешным. Но мы не того мнения, чтоб басни не годились вовсе для детей. Напротив, полагаем, что они весьма полезны им. Только полезны не для того, чтоб учить их наизусть или учиться из них нравственной философии, а для того, что они согласны с состоянием и требованием детского ума. Чтобы душа младенца скорее развивалась, природа побуждает его упражнять свое воображение. Воображение, не поверяемое еще строгим рассудком, переступает беспрестанно в своих представлениях за границы возможности. Оттого младенец созидает около себя совершенно фантастический мир и любит жить в таком мире. Чего ни коснется рука его, все это теряет перед ним настоящее свое значение и превращается силой его воображения во что-нибудь недействительное. Когда дитя занимается игрушками, тогда думает вовсе о другом, нежели что такое в самой вещи эти игрушки. Игрушки для детского возраста важное занятие, ибо они упражняют и развивают умственные способности ребенка. Посредством их воспитывается его фантазия и растет ум; так, как посредством прыганья, скакания и других, по-видимому, безрассудных движений развиваются телесные его силы. Замечаем это здесь с тем намерением, чтобы показать родителям и воспитателям, как неблагоразумно препятствовать детской резвости и забавам. Не дети делают глупость, когда резвятся и забавляются, а те, которые запрещают им это делать. Вообще, воспитателям детей предлагаем правило: считать важным все то, к чему дети расположены от природы, как бы сии расположения ни казались незначительными или вздорными.

Итак, игрушки суть средства просвещения в детском возрасте. Но чтоб они были в полной мере полезны, не должно давать их готовые детям. Надобно, чтоб сами дети приготовляли их себе: игрушки, сделанные другими, теряют большую часть своей пользы, ибо лишают младенца случаев и побуждения изощрять свою изобретательность. Почему дети бедных родителей вообще догадливее насчет удовлетворения нужд и желаний своих, нежели дети богатых? Потому наиболее, что богатые дети обременены покупными игрушками, а бедные дети сами достают или работают их. От басен мы перешли к игрушкам потому, что назначение тех и других должно быть почти одинаково. Мысли голые, не облеченные чувственными образами, не имеют долго доступа к уму младенческому, так, как и к уму младенчествующих народов. Между тем дитя чувствует надобность упражнять свой разум, в котором память и воображение несравненно сильнее рассудка. Вот отчего приятны для него басни и сказочки. Итак, читайте ему или давайте читать сии басни и сказочки, но не заставляйте его учить их наизусть; не требуйте особенно, чтобы оно постигло нравоучение басен. Басни могут развивать ум, но так, как химерические создания, а не логические или нравственные сочинения. Если вы имеете намерение укреплять память детей, то этого достигнете еще с большей пользой другими предметами, о которых будем говорить ниже.

Впрочем, басни составляют в обыкновенной системе учения энциклопедию детей только в самом раннем их возрасте. В возрасте, постепенно укрепляющемся, дети учатся, как выше было сказано, арифметике, грамматике, истории и т. д. Почти все сии науки действительно имеют много понятного детям, но они становятся несоразмерными с детскими способностями от правила учения.

Сие правило учения состоит в том, чтобы передать детям каждую науку всю, от начала до конца, только вкратце, предоставя будущему их возрасту подробнейшее изложение оной. Всякий учитель старается достигнуть этой цели своим образом, своей методой, обыкновенно более или менее искусной. Но, как бы какая наука ни казалась первоначальной, она заключает, однако, в себе трудные места. Арифметика есть весьма первоначальная наука, но дроби ее, без сомнения, выше детского понимания в малом возрасте. Как вкратце ни учите, вы не сделаете дроби легкими для детей, напротив того. Гораций уже сказал: стараюсь быть коротким, становлюсь неясным. Сколько детей мучатся от учителей и мучают их в свою очередь (причем драгоценное время теряется невозвратно) дробями арифметики! Иной ребенок и учитель провели за ними, если счесть время всех переповторений, с год бесполезной и плачевной жизни. Между тем жизнь человеческая наполнена и без того потерями и бедствиями. Нужно ли, чтобы арифметика прибавляла свои мучения? Но не одна арифметика содержит сии неудобства. Все прочие науки, назначаемые детям, имеют свои дроби, свои затруднительные места.

Есть правило натуральнее сего, самое натуральное: это учить детей из какой-нибудь науки только тому, что не превышает их понятия, не затрудняет много ума их. С сим правилом вы можете смело начинать учить их всякой науке, какой угодно. Ибо всякая наука, как море, имеет свои мелкие места. Так, как и наоборот, всякая имеет свои глубины, даже бездонные. Передавши ученику из какой-нибудь науки все, что есть в ней легкого, т. е. все, для чего он не должен делать слишком великих умственных усилий, оставьте на время эту науку. Возьмите другую, третью, четвертую и т. д. Расположите все эти науки так, чтоб одна другой они помогали. Пока ученик собирает разные знания из сих наук, рассудок его, по естественному закону, укрепляется. Как скоро вы почувствуете, что его рассудок довольно укрепился и может уже без опасности сражаться с трудностями прежней науки, которую вы было отложили, то начинайте заниматься опять с ним сей прежней наукой. Новые трудности заставят опять вас удалиться от нее. Новые силы опять возвратят к ней. И так до конца. Посредством сего правила ученик беспрестанно, с наивозможно малыми усилиями, будет приобретать новые сведения. Горизонт ума его будет распространяться нечувствительно, но беспрерывно и легко. Правда, исполнение сего правила требует большого искусства со стороны учителя. Учитель не только должен знать все мели и глубины науки - вещь немаловажная, - но и угадывать тотчас всю слабость и силу ученика своего, и поступать, не теряя времени, сообразно с сей слабостью или силой. Но в этом-то и состоит достоинство сего правила, что оно переносит большую часть тяжести с плеч младенческих на плечи взрослого человека, большую часть трудности учения от ученика к учителю. Здесь, видимо, сильный помогает слабому. Что этого натуральнее в сем случае?

Есть и такие науки, в числе назначаемые детям, которые вовсе не приличны им в малом возрасте: такова история. Годится ли для детей история, когда они не могут понимать слов: народ, государство, законы и пр., слов, без которых нет истории? Конечно, можно натвердить детям, что существовали некогда ассирийская, вавилонская монархия, что были или не были никогда Нин, Семирамида. Но это история ли? Одни собственные имена, географические названия и хронологические числа составляют только труп, а не живое тело истории. Душа сего тела заключается в мысли человечества, которой участь изменялась в течение веков и продолжает изменяться вследствие творческих законов, чему собственные имена, географические названия и хронологические числа служат только некоторыми указаниями, как физическое строение сердца служит указанием кругообращения крови в теле человеческом и соединенных с тем динамических и психических явлений жизни. Сия мысль человечества, ход ее судьбы, вовсе не детское занятие. Итак, следующая дилемма неизбежна: или вы будете учить детей в самой вещи истории и тогда понапрасну потеряете время - дети вас не поймут, или дети вас будут понимать, и тогда вы научите их не истории, а некоторому сцеплению имен, названий и чисел. Зачем же фальшивую монету выдавать за истинную? Не род ли это педантства, когда ребенок произносит громкие слова, которых смысла он не понимает?.. Такое несносное занятие способно только поселить в нем отвращение от всех наук вообще...

Не должно ли исключить решительно все, что относится к истории, из занятий первоначального учения? Этого не говорим. Все, чем можно показать раннему возрасту силу человека со стороны сердца, ума, характера, дарований, без сомнения, весьма полезно. Чем же можно показать эту силу человека? Частными жизненными описаниями. Посему полагаем, что избранные биографии примечательных людей могут составить весьма важную книгу для детского возраста... Биография, по-видимому, есть один только вид истории, который может сообразоваться с детским возрастом...

Полагаем, что собственно история может войти в массу детских наук только под конец первоначального умственного воспитания.

Итак, принятая система детского учения не отвечает первому нашему условию. Перейдем ко второму.

Второе условие. Сие второе условие состоит в том, чтоб можно было начинать учение детей с самого раннего их возраста. Наук так много и так они обширны, а время течет с такой быстротой, что не нужно доказывать пользу наивозможно раннего учения. Но как можно начинать рано учить детей наукам, из которых одни по сущности своей, другие по правилу учения не соразмерны с детским возрастом? Физически невозможно. Это так верно, что многие родители и воспитатели были бы в большом затруднении насчет того, чем занять время детей или воспитанников своих, если бы употребляемая до сих пор метода обучения чтению и писанию не была так затруднительна и продолжительна. Кто не знает, что охотно заставляют детей сидеть за азбукой или за чистописанием иногда единственно потому, что они во время сих занятий, по крайней мере, не делают ничего дурного, не резвятся и не шалят, что с этой целью принуждают их трудиться лишнее время и над другими науками, хотя и не видят больших успехов учения?

Итак, дети начинают учиться, кроме чтения и писания, поздно или, что все равно, начиная учиться рано, учатся чрезмерно продолжительно. Это факт. Какая потеря времени! Разобравши все с точностью, найдется, что полезней для ребенка резвиться (ибо от резвости развиваются, по крайней мере, способности и силы телесные), нежели сидеть за науками без пользы; и что правы те родители, которые долго не начинают учить детей своих. Не жалко ли это? Если бы уже это был закон природы, что дети не могут рано учиться наукам, то делать было бы нечего: должно бы покориться жестокой необходимости, но нет - природа не написала этого закона. Напротив, она позволила проникать в некоторые ее таинства даже самым слабым понятиям. Умейте только воспользоваться сим позволением. Не теряйте сил ваших понапрасну для того, чтобы нести в руке вашей 50 пудов - вы и не приподнимете сей тяжести, но разложите ее на разные части тяжести... и вы ее понесете. То же и с науками: старайтесь разложить невещественную сию тяжесть по частям на детские способности, и вы удивитесь их силе. Но не обременяйте без меры их понятия в одном пункте. Следовательно, все дело состоит здесь в выборе сведений. До сих пор неприличный выбор оных должен был противиться раннему учению детского возраста.

Третье условие. Третье условие надлежащей системы детского учения требует, чтобы преподаваемые сведения, развивая умственные способности детей, способствовали, сколько можно, к развитию и телесных сил их.

...Какие главные способности в детском возрасте? Отроческий возраст (о детском собственно не говорим здесь как о слишком молодом и по сей молодости не способном для большей части наук принятой системы), продолжающийся от 7 до 14 или 15 лет, отличается особенно со стороны ума впечатляемостью и памятью, со стороны тела - мышечной деятельностью.

Спрашивается теперь: обыкновенная система детского учения занимает ли способности детей? Занимает ли их соразмерно с их силами? Совершенствует ли органы чувств, зрение особенно?

Она занимает мало. Ибо дети, как мы выше сказали, или поздно начинают учиться, или, начиная учиться рано, учатся чрезмерно продолжительно, т. е. в обоих случаях теряется время. Сказанное теперь: учатся чрезмерно продолжительно нисколько не противоречит утверждению нашему, что дети занимаются мало. Потому что мы говорим не о сидении детей за книгой или тетрадью (причем они большей частью только томятся и ничего не делают), а о деятельном их занятии, во время которого их способности находятся в действительном, а не мнимом упражнении. Что происходит с детьми в длинных и трудных их уроках? Телесные их способности находятся в бездействии, умственные работают мало. Конечно, память находит для себя много предметов в принятой системе детского учения. И в этом отношении нельзя осуждать сию систему. Но она очень недостаточна для отроческой впечатлеваемости. В ней слишком много отвлеченного. В ней все почти отвлеченное. Это не согласно с намерениями природы. Один сей недостаток обыкновенного учения детей требует уже перемены, исправления системы. Что касается до телесной, именно до мышечной, деятельности, то теперешняя система совершенно ей противится.

Она почти не совершенствует чувств. Правда, рисование и музыка раскрывают несколько зрение и слух. Но сие раскрытие слишком ограниченно, особенно если согласиться, что эстетические понятия зрения и слуха, которыми собственно занимаются рисование и музыка, гораздо более относятся к эстетическому чувству, чем к самим органам чувств.

Она занимает детские способности несоразмерно с их силами. Мы уже выше старались показать, что преподаваемые детям науки или по существу своему, или по правилу учения вообще выше детских понятий. Отсюда следует, что дети принуждены напрягать слишком свои способности и мучиться, по крайней мере, бесполезно. Конечно, самое разнообразное и самое обширное учение не принесло бы никакой существенной пользы, если бы оно так передавалось ученику, что он нисколько бы не должен напрягать собственного ума своего. Но всему есть мера. Слишком натянутая струна лопается. От излишнего напряжения ума происходит обыкновенно физическая и моральная усталость. Сия усталость от частого возобновления своего может превратиться со временем в постоянную вялость души и тела. Можно смело полагать, что во многих учившихся людях природный ум развился бы лучше, был бы свежее, яснее, если бы они меньше принуждены были напрягать не по силам свои способности в отрочестве.

Должно учить детей сколько можно меньше тому, что требует особенных усилий ума и эстетического воображения, и сколько можно более тому, что требует памяти. Потому что для особенных усилий ума дети не имеют довольно сил и для эстетического воображения они не созрели. А память у них прекрасная. Какие занятия требуют особенных усилий ума и воображения? Изящно-словесные. Мы не говорим, что для сих занятий нужен большой ум, но большие усилия ума. Чтобы приобрести способность выражать красивыми словами самую обыкновенную мысль, чтобы говорить много и кудряво о чем бы то ни было с малым количеством мыслей, чтобы привлекать внимание затейливыми оборотами к такому предмету, который сам собой никакого, может быть, не заслуживает внимания, для этого надобно несносно работать головой. Правда, со временем эта работа делается не тяжела. Но какова сначала? Надобно выломать так голову, как театральные балетчики выламывают себе ноги для антраша. И какая польза от этого рода мозговой гимнастики в нынешний положительный век? Не очевидный ли вред, напротив того, приучать к сочинениям молодого человека или еще ребенка о таких вещах, о которых он не имеет еще хорошего понятия? Приучать к витийству прежде, нежели он запасся идеями? Не привыкнет ли он от этого к смешной самонадеянности на свои способности, к пустой болтовне о ничтожных вещах или завиранью о предметах, которых он не понимает? Не получит ли бедный этот человек мысли, что нанизывать отборные и яркие слова, цветистые фразы на какую-нибудь гнилую ниточку мысли есть важное занятие в жизни...

Но отличим от изящно-словесности искусство передавать мысли свои просто, ясно и чистым отечественным языком. Хотя оно и не составляет собственно знания, ибо не увеличивает в уме числа полезных истин, но служит, как и иностранные языки, вспомогательным средством для занятия и, как сии языки, приобретается с помощью упражнения, навыка. Поэтому мы думаем, что весьма нужно занимать детей частыми сочинениями на природном языке не для того, чтобы они умели составлять витиеватые периоды, а для того, чтобы получили способность хорошо и скоро излагать свои мысли...

Четвертое условие. Сие условие заключается в том, чтобы преподаваемые сведения образовывали соответственно нынешнему духу времени.

Вопрос о духе времени принадлежит к самым высоким. Дух времени показывает степень развития, следовательно, степень совершенства человечества...

Премудрость творческих законов такова, что она ведет человека к совершенству такими средствами, которые с первого взгляда не имеют этого назначения или даже противятся ему. ...Литература, как непосредственная нужда (разума) понятия, составляет теперь один из важнейших предметов деятельности человеческой. Другой важный предмет деятельности человеческой состоит в приобретении физического благосостояния.

Для приобретения физического благосостояния наш век употребляет три главных средства: 1) усиление промышленности машинами;

2) сообщение с разными краями света и народами; 3) утверждение обязанностей и прав каждого члена общества. Я упоминаю только о тех средствах физического благосостояния, которые имеют наиближайшее отношение к наукам.

1. Для усиления промышленности машинами нынешний век требует особенно наук математических и физических.

2. Для сообщения с разными краями света и народами он требует особенно знания живых языков.

3. Для утверждения обязанностей и прав каждого члена общества он требует особенно сведений политических, гражданских.

...Заключим, что сохраняемая до сих пор система детского учения вовсе не отвечает нынешнему духу времени...

Пятое условие. По сему условию преподаваемые детям сведения должны, сколько можно более, служить к тому, чего требует Отечество.

...Чтобы решить этот вопрос, надобно прежде показать, какие науки полезнее прочих для России...

Просвещение, как явление развития рода человеческого, переходит от одного народа к другому, изменяясь сообразно свойству народов...

Но каких наук особенно требует теперешнее положение нашего Отечества? Положение России можем рассматривать для нашей цели в двух отношениях: 1) в отношении к разным классам ее народа, и 2) в отношении к разным ее обитателям...

Для низшего класса народа полезны: чтение, писание, четыре правила арифметики, первоначалия геометрии, механики, химии. Все сии науки, как увидим после, весьма приличны детскому возрасту во всяком звании. Только химия должна быть преподаваема после прочих, ибо требует некоторых приготовительных наук.

Для высшего класса, который особенно мы должны иметь в виду (ибо предполагаем самые обширные внешние средства учения), нужны: фортификация, артиллерийская наука, инженерное искусство, тактика, стратегия, познание образования армии и ее судопроизводства. Сии науки в собственном их виде не могут быть преподаваемы, говоря вообще, детскому возрасту, который должен только приготовляться к ним. Первым приготовлением ко многим их них служат: первоначалия математики и черчение, которые и должны быть в числе наук, назначаемых детям. Живые языки, особенно французский, немецкий и английский, весьма соответственны способностям детского возраста. Но технология и сельское хозяйство не соответственны оному в собственном их виде. Детей можно только приготовлять к ним и, следовательно, учить: минералогии, ботанике, зоологии, физике и химии, потому что на сих науках основывается сельское хозяйство и технология.

Для всех русских нужно знание отечественного своего языка, приобретаемое русской грамматикой и чтением образцовых русских писателей.

Исчислим теперь только свойственные детскому возрасту науки, сведения и занятия, которых требует особенно наше Отечество. Они суть: чтение, писание, черчение, арифметика, геометрия, минералогия, ботаника, зоология, физика, химия, русская грамматика, чтение образцовых русских писателей, живые языки. В этом исчислении, хотя оно весьма неполно (ибо в нем пропущены все науки, приличные средним званиям и образованности вообще), находим много наук, не принятых еще в систему детского воспитания. Детей не обучают черчению, минералогии, ботанике, зоологии, физике и химии...

Шестое условие. Сие условие состоит в том, чтобы преподаваемые детям сведения составляли необходимое приготовление к дальнейшим наукам.

Мы не можем войти здесь в подробное разыскание всех наук среднего, или юношеского, умственного воспитания, для которых первоначальное, или детское, учение должно служить приготовлением...

Достаточно для настоящей нашей цели упомянуть о таких только науках, которых надобность доказана уже выше. Сейчас, например, мы видели надобность технологии, сельского хозяйства, химии и т. д. Спрашиваем: служат ли к ним приготовлением науки, которым обучают у нас детский возраст? Каким, например, образом откроет к ним дверь латинская грамматика? «Посредством раскрытия умственных способностей», - скажут. Согласен, что латинская грамматика может раскрывать умственные способности учащегося ей, но и все другие науки окажут в этом случае, по крайней мере, столько же пользы, как латинская грамматика, умейте только за них взяться как следует. Все науки должны иметь двоякую цель: обогащать ум познаниями и раскрывать умственные способности вообще! В отношении к последней цели метода преподавать какую-либо науку важнее самой сущности сей науки. Если латинская грамматика раскрывает умственные способности, то многие другие науки не только делают то же, но и обогащают непосредственно ум положительными сведениями, полезными для жизни, а некоторые, сверх того, совершенствуют даже физические свойства учащегося. Было бы нерассудительно не предпочесть таких наук сей грамматике, ненужной в свете. Что есть воспитание, между прочим, как не сообщение человеку тех сведений, посредством которых он становится способным к исполнению житейских дел и обязанностей. Если он не приготовится к ним, или, что все равно, приготовится совершенно к другим делам и обязанностям, то будет бесполезным бременем для общества. И общество его отвергнет - следствие необходимое.

Впрочем, несправедливо было бы допустить, что такие науки, как латинская грамматика, не препятствуют или даже не способствуют дальнейшему образованию, согласному с нынешним усовершенствованным состоянием обществ. Они решительно вредны в этом отношении, ибо отнимают для себя время, драгоценное для приобретения положительных сведений. Круг сих сведений так ныне расширился, что нельзя довольно рано приобретать их или пренебрегать временем, в которое можно это делать. Полезнейшее должно предпочесть полезному...

Мы старались показать сии предметы. Старались основать выбор их не на произвольных каких-нибудь положениях, но на требованиях детской организации и степени существующего в Европе просвещения. Остается теперь взглянуть, есть ли какое натуральное начало, по которому можно б расположить науки в продолжение всего первоначального учения, т. е. определить, какие науки должны следовать одни за другими...

Из всех наук ни одна столько не передает уму сведений через все чувства вообще, и особенно через чувство зрения, как натуральная история. Следовательно, она принадлежит к самым приличнейшим наукам детского возраста. Этого мало, она не только весьма прилична детям, но должна служить основанием всему первоначальному учению, потому что никакая наука так совершенно не отвечает всем условиям хорошего умственного воспитания детей, как натуральная история. В этом отношении она берет преимущество перед самыми живыми языками, весьма, впрочем, приличными первоначальному учению. В самой вещи:

I. Она из всех наук самая понятная для детей. Конечно, все науки имеют в себе более или менее доступного детскому понятию, но ни одна столько, как натуральная история. Дети с весьма обыкновенными способностями, но с хорошей памятью и некоторым прилежанием могут успеть в ней чрезвычайно.

II. Ей можно начать учить детей с весьма раннего их возраста. Во-первых, потому, что она проще прочих наук. Во-вторых, потому, что дети занимаются ею охотнее, нежели прочими, находя в ней приятную пищу своему любопытству, которое врождено особенно детскому возрасту. Самый нежный возраст, когда не только слаб рассудок, но не крепка и сама память, не неспособен уже к некоторым занятиям по натуральной истории. Сей возраст, например, можно уже знакомить с различиями цветов, которыми окрашены вещи в природе... Можно знакомить особенно с природой посредством столь любимых детьми изображений различных зверей, птиц, рыб, пресмыкающихся, раковин, насекомых, растений и т. д.

Показывая сии существа природы, можно называть имена их, делать даже некоторую их характеристику, обращая особенное внимание детей на отличительные признаки сих существ.

III. Она служит физическому и умственному развитию. Припомним, что для физического и умственного развития мы положили правилами: упражнение телесных и умственных способностей. Упражнение сих способностей соразмерно с их силой, совершенствованием органов чувств. Всем сим правилам совершенно отвечает натуральная история. Она упражняет не только умственные, но и телесные силы: экскурсии в пользу ботаники, насекомых, минералов и тому подобного служат для ума и тела вместе. Она занимает столько, что самые прогулки детей обращаются в некоторый род уроков. Собирание растений, бабочек, насекомых, в большем возрасте ловля птиц, пресмыкающихся, рыб, млекопитающих могут доставлять и пользу и удовольствие. Физиология показывает, что детский возраст любит и непременно требует большого телесного движения. Учение натуральной истории не только не препятствует ему, но и само его вынуждает. Этого мало, натуральная история совершенствует чувства: что лучше ее может приучить глаз к точному суждению о формах, цветах, размерах? Тысячи оттенков, тысячи тонкостей, которые обыкновенно исчезают от глаз не занимавшегося предметами природы, приметны глазу натуралиста. Если бы натуральная история совершенствовала только чувство зрения, то уже одна эта выгода дала бы ей право занять место между науками первоначального воспитания. Какое еще удивительное ее свойство? Она приспособляется ко всем понятиям, принимает такую величину, для какой кто способен. Вы не найдете такого слабого ума, для которого она показалась бы слишком трудной. Но и не найдешь такого сильного ума, который бы нашел ее слишком легкой. Она и легка и трудна в высочайшей степени. Как горизонт небесный, ее пределы недоступны никакому телескопическому зрению. И совсем тем надобно быть слепыми совершенно, чтобы не обнять ее в чрезмерной обширности. Соразмерна со всеми способностями и со всеми обширна. Природа! Ближайший к нам и безмерный предмет!

...В природе и в обществе людей ничего нет неподвижного. Все имеет движение, все преобразовывается. И наши мнения, привычки, вкус, нужды ныне вовсе не те, какие были прежде. Зачем же оставаться при прежней системе учения?.. Время кончиться старинной, так сказать, готической системе умственного воспитания. Пора приспособить ее к нашей современности...