О новой книге (в сокращении)

Печатается по изданию: Жуковский В. А. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. IX. Спб., 1902. С. 33-36.

Это рецензия на сочинение Ле Пренс де Бомон «Училище бедных» (пер. с фр. Настасьи Плещеевой. Две части. 1808), в которой автор высказывает мысли о просвещении, и в особенности о народном образовании.

Издатель «Вестника» почитает за долг сказать несколько слов об этой книге, по многим отношениям весьма полезной.

В России, со времени размножения школ, средства просвещения сделались общими - купцы, ремесленники, даже простые земледельцы начинают учиться, читают, следовательно, образуются. Просвещение - что бы ни говорили о нем суровые люди, которые судят о вещах по одному только их злоупотреблению, - необходимо для человека во всяком состоянии и может быть благодетельно в самой хижине земледельца. Я разумею под именем просвещения приобретение настоящего понятия о жизни, знание лучших и удобнейших средств ею пользоваться, усовершенствование бытия своего, физического и морального. Человек, в каком бы тесном кругу ни заключила его судьба, имеет ум, требующий занятия, удовольствия, образования, следовательно, могущий быть просвещенным более или менее. Не говоря о тех классах людей, которым потому именно необходимо просвещение, что они выше других состоянием (следовательно, должны быть выше и образованностию), скажем, что люди низкие - ремесленники, земледельцы - должны быть до некоторой степени образованны. Мы видим их провождающими дни свои в труде и заботах: сохранить телесную свою жизнь, не умереть с голоду, иметь угол, не быть нагим - вот цель, для которой почитает себя созданным бедный работник. Будем ли с ним согласны? Скажем ли, что понятия благородные и наслаждения, более достойные человека, принадлежат только тем, которых судьба наградила некоторым достатком? Конечно, ремесленник и земледелец, утомленные тяжкою работою, имеют мало времени думать; обыкновенно свободные минуты их посвящены или бездейственному отдыху, или удовольствию шумному. Но просвещение простого ремесленника или земледельца, которых вся деятельность ограничена грубою работою в тесном кругу их семейства, не должно почитать ни многосложным, ни многообъемлющим: простые понятия чистой морали, весьма необширные, но вообще для каждого человека необходимые; знакомство с некоторыми приятными чувствами, которые, трогая сердце и оставляя на нем следы неизгладимые, делают его добрее и чище; точнейшее сведение о тех вещах, которые принадлежат к особенному званию каждого, например для ремесленника о его ремесле, для земледельца о земледелии, - вот просвещение людей простых и ограниченных. Смотря на грубые занятия их, на шумные, часто отвратительные и вредные их удовольствия, осмелимся ли сказать, что натура, беспристрастная благотворительница всех тварей своих, навсегда отказала им в наслаждениях благородных? Но разве не имеют они собственного своего счастия? спросите вы. Конечно, имеют! Но сии люди, которые довольствуются счастием грубым, ужели не способны постигать счастия высшего? Ремесленник, который находит удовольствие свое в пьянстве именно оттого, что лучшее удовольствие неизвестно ему, ужели осужден навсегда сохранить сие несчастное, погибельное для него невежество? И может ли быть такое состояние в обществе человеческом, в котором бы человек, существо умное и способное совершенствоваться, ничем иным не должен был отличаться от грубого скота, кроме образа?

Какого же просвещения требую для простолюдинов? Ограниченного, приличного их скромному жребию просвещения, которое научило бы их наслаждаться жизнию в том самом кругу, в котором помещены они судьбою, и наслаждаться достойным человеческим образом! И нужно ли земледельцу занимать себя предметами, слишком от него отдаленными, украшающими рассудок, привлекательными для любопытства, но вообще не приносящими никакой существенной пользы? Излишество для него вредно! Занятия глубокомысленного ума требуют свободы и праздности: они отвлекли бы его, а может быть, навсегда отвратили бы его от главных, соединенных с его званием упражнений; желаю, напротив, чтобы он, по мере распространения понятий своих, более и более привязывался к своему жребию, научался понимать его преимущества, ими наслаждаться или сносить несчастия, необходимо с ним соединенные; просвещение должно убедить его, что он может быть счастлив, может быть человеком во всех состояниях. Нет, не желаю для него учености! Но знаю, что некоторые истины, некоторые чувства для него не могут быть чужды. Всякий земледелец, всякий ремесленник может возноситься душою к божеству не так, как умствующий метафизик, но так, как благодарный сын природы, знакомый с благодеяниями своего создателя, в простоте сердца неиспорченного и мирного. Великолепие натуры закрыто ли для его взоров? Ему недостает одного внимания! Хочу, чтобы он не лишен был наслаждений сердца, удовольствий ума; хочу, чтобы не предпочитал им или за недостатком их не был принужден искать чувственных забав, убийственных для души и умерщвляющих само телесное здоровье. Скажите, такое просвещение противно ли состоянию ремесленника, земледельца и им подобных?

В России, с заведением уездных и сельских школ, открыта к нему дорога для всякого простолюдина! Русские купцы, мещане, ремесленники - не говорю о земледельцах, которых судьба зависит от помещиков - учить детей читать и писать. Круг воспитания их самый ограниченный. Спрашиваю, однако: какую истинную пользу может им принести такое воспитание? Много ли, например, имеем таких книг, которые были бы для них прямо полезны? Вышедши из училища, они принуждены или отказаться от чтения, или обременять свою голову понятиями, для них ненужными, нередко весьма вредными. Например, какую пищу найдет простолюдин в истории, представляющей ему такие происшествия, в которых ему несвойственно принимать участие? Романы, привлекательные для светского человека именно потому, что он находит в них ту самую сцену, на которой и сам играет какую-нибудь роль, знакомят простолюдина с людьми, отделенными от него званиями, обычаями, образованностью; воображение переносит его в такой мир, из которого навсегда он исключен судьбою; невольно делает сравнение он между собою и мечтательными героями романов и, может быть, научается не уважать самого себя в ограниченном своем состоянии. То же почти можно сказать и о других книгах, которые или писаны языком слишком высоким для людей, привыкших выражаться просто, или рассуждают о предметах, им чуждых. Словом, мы не имеем еще полезных для простолюдина книг и, вероятно, еще долго не будем иметь их. Много ли найдется писателей, которые захотели бы жертвовать талантом своим такому кругу людей, которых одобрение не может быть удовлетворительно для авторского самолюбия? Но быть полезным, конечно, благороднее, нежели быть славным; и человек с дарованием, который захочет посвятить несколько лет жизни своей единственно тому, чтоб языком простым и понятным проповедовать счастие в хижинах земледельца, в обителях нищеты и невежества, чтоб разбудить в простых и грубых сердцах благородные чувства и познакомить их с наслаждениями истинными, - такой человек, без сомнения, не приобретет имени писателя славного - ибо он рождается только в кругу образованного света, - но он найдет награду во внутреннем убеждении своего сердца, которое скажет ему: ты был полезен! Ты бескорыстный благотворитель бедных! Они воздадут тебе не громкими рукоплесканиями, но собственным своим счастием, к которому дорога указана им тобою.

Библиотека поселян, ремесленников и им подобных не может быть многочисленна. Желаю, чтобы она составлена была из таких книг, которые, не отвлекая их от ограниченного их состояния, напротив, всегда устремляя на него мысли их, открывали им способ находить в нем счастие, им возможное. Самыми необходимыми почитаю следующие: 1) катехизис морали, предложенный просто, без всякого витийства, объясняемый примерами, но примерами, взятыми из жизни тех людей, для которых она предлагаема... 2) общие понятия о натуре, о главных ее законах, о некоторых явлениях небесных совершенное невежество в этом отношении бывает причиною многих смешных и даже вредных предрассудков; 3) энциклопедия ремесленников и земледельцев - в этой книге была бы предложена ясно и кратко теория земледелия и всех ремесел, т. е. все главные и нужные ремесленнику и земледельцу для успешного исполнения их обязанностей правила; 4) повести и сказки, которых герои были бы взяты из состояния низкого и представлены на сцене, знакомой самим читателям; эта книга была бы необходимым дополнением к катехизису морали; 5) общие правила, как сохранять свое здоровье, нужные для тех людей, которым здоровье так дорого и которые, потеряв его однажды, уже не имеют почти никаких способов восстановить его снова. Наконец, 6) народные стихотворения, в которых воображение поэта украсило бы природу, непривлекательную для грубых очей простолюдина; в душу его вместе с стихами врезались бы некоторые высокие понятия о божестве; мысли его приобрели бы некоторую живость, а чувства сделались нежнее. Вот книги, которые желал бы я найти во всякой уездной и деревенской школе; которыми в праздное время желал бы занять ремесленника, земледельца и слугу, принужденного посвятить всю свою жизнь на исполнение воли других; вот чтение, которое могло бы быть истинно для них полезно. Желаю - и, может быть, сие желание не останется тщетным, - чтобы некоторые из соотечественников моих, воспламененные человеколюбием, соединились для распространения благодетельного света в умах бедных своих сограждан, осужденных проводить все дни свои в тяжком труде и ограничивших всю деятельность свою сохранением одной телесной жизни! Мы имеем академии наук и художеств, почему же не можем иметь академию для просвещения простолюдинов?

Книга, которая подала нам повод к сему рассуждению, - Училище бедных - может занимать одно из первых мест в библиотеке простолюдина: она заключает в себе все главные правила практической морали, сделанной искусством автора привлекательною для таких людей, которые вообще или не любят читать, или читают одни пустые сказки...