Взгляд на общий устав наших университетов

Статья написана в связи с подготовкой проекта университетской реформы 1863 г. Впервые опубликована в "Циркулярах..." № 3 за 1861 г., с. 40 - 50. В ней Н. И. Пирогов продолжает развивать свои взгляды на преобразование университетов, частично изложенные в статье "Чего мы желаем?" (см. с. 112). Н. И. Пирогов понимал, что одним изменением устава "не устраняются все обстоятельства, препятствующие развитию прочной и серьезной учебной деятельности... в университетах". Тем не менее, он вторично поднимает вопрос о состоянии и подготовке научно-преподавательских кадров в университетах, об улучшении их материального обеспечения. Вносит предложения об упразднении института адъюнктов и замене его институтом доцентов (там же), введении конкурсного замещения вакантных должностей профессоров и доцентов. Н. И. Пирогов обосновывает необходимость рассмотрения таких актуальных проблем, как упорядочение учебных планов факультетов и пересмотр учебных программ, ограничение количества ученых степеней степенями кандидата и доктора наук и др. Многие вопросы, рассматриваемые Н. И. Пироговым, нашли свое отражение в университетском уставе 1863 г.

Преобразование устава наших университетов вызывается в настоящее время, по моему мнению, тремя главными обстоятельствами: 1) недостатком в преподавателях для занятия вакантных кафедр, насколько этот недостаток зависит от условий, определяемых ныне существующим уставом. (Теперь в провинциальных университетах многие кафедры остаются долгое время незанятыми, да и не предвидится возможности занять их дельными и известными по своим заслугам ученому свету лицами.); 2) распределением факультетских кафедр, несообразным с целью университетского образования, и зависящей от того неправильностью в ходе научных занятий; 3) испытаниями, мало приспособленными к современным требованиям науки и к прочному научному образованию.

Конечно, одним изменением устава не устранятся все обстоятельства, препятствующие развитию прочной и серьезной учебной деятельности по всем отраслям наук в наших университетах. Недостаток в деятелях и исполнителях будет еще долго ощущаться и при всяком коренном преобразовании наших факультетов; но все-таки целесообразно составленный устав может открыть возможность и способствовать к образованию будущих деятелей и исполнителей.

Рассматривая преобразование устава с этих точек зрения, я постараюсь изложить в общих чертах мои соображения, направленные преимущественно к устранению трех упомянутых недостатков наших университетов.

I. Нельзя не согласиться, что в настоящее время одна из причин, делающих профессорское звание вовсе непривлекательным, есть ограниченность и даже скудость содержания. Излишне доказывать, что содержание, получаемое теперь нашими профессорами, не обеспечивает их и что необходимость заставляет их в столицах искать других средств существования, а в провинциях претерпевать различного рода лишения в ущерб научным занятиям. Но с другой стороны, нельзя льстить себя надеждой, что одно увеличение содержания будет достаточным средством к приобретению для университетов истинных деятелей науки и людей, преданных науке, точно так же как и нельзя надеяться, чтобы одно увеличение жалованья наших чиновников уничтожило злоупотребления в различных отраслях администрации. Обеспечение служащих лиц достаточным содержанием необходимо потому, что оно дает начальству нравственное право требовать от подчиненных точного и ревностного исполнения обязанностей, но только потому. Полагать же, что этим одним можно будет приобресть вдруг совестливых исполнителей или возбудить любовь к занятиям, значило бы думать, что одними материальными средствами можно изменить и нравственность, и убеждения, приобретаемые воспитанием и взглядами целого общества на жизнь и науку. Итак, как бы в настоящее время ни было необходимо увеличение содержания наших профессоров и преподавателей, но все-таки нельзя рассчитывать, что после осуществления этой благодетельной меры тотчас же переменится вся обстановка персонала и вакантные университетские кафедры тотчас же будут замещены людьми, преданными науке и приобретшими себе почетное имя в ученом свете. Нужно будет еще позаботиться и об образовании достойных личностей для занятия вакантных и новых кафедр. Правда, с увеличением содержания вакантные кафедры будут скоро замещены, но кем? - это другой вопрос. Поэтому нужно приискать еще средства, как бы поднять значение самой науки в наших университетах и приготовить в достаточном числе истинных ее деятелей, так чтобы и на будущее время не ощущался в них столь чувствительный недостаток. Нельзя сказать, чтобы в настоящее время мы нуждались в желающих учиться. Найдутся и такие, которые будут учиться из одного любознания и любви к науке. Но, чтобы дать ход таким личностям, чтобы образовать из них дельных преподавателей, мы ничего другого не можем сделать, как поощрить желающих поступить на это поприще и облегчить им возможность оставаться при наших университетах. За исключением медицинского факультета, который иногда замещает свои кафедры лицами из вольнопрактикующих врачей, все другие факультеты принуждены или приглашать преподавателей других университетов, или же вербовать своих воспитанников. Но из практикующих врачей весьма немногие поступают на университетские кафедры; преподаватели неохотно переходят из одного университета в другой, а воспитанники университетов избираются обыкновенно без конкуренции и без гласного заявления своих научных достоинств. Адъюнкты в наших университетах составляют единственный рассадник преподавателей. Но он имеет существенные недостатки. Избранные в адъюнкты без конкуренции и без гласного заявления своих научных достоинств поступают на эти должности с полной уверенностью, что рано ли, поздно ли они непременно сделаются полными обладателями профессорских кафедр и дойдут до них официальным порядком. Эта уверенность в большей части случаев действует вредно на их дальнейшее образование и нередко отнимает у них соревнование, столь необходимое в деле науки. Адъюнкт, прослужив известное число лет и ничем особенным не отличившись, считает себя все-таки самым достойным и почти непременным кандидатом к занятию вакантного профессорского места, не только по тому предмету, которым он должен был заняться ex officio, но и по всякому Другому, более или менее с ним сродному. Так обыкновенно смотрят на адъюнктов и факультеты, и советы наших университетов. И при всем том все-таки вакантные кафедры у нас замещаются с трудом. К устранению этого вопиющего недостатка, мне кажется, самым надежным средством будет введение конкуренции гласного заявления научных заслуг со стороны искателей кафедр. От учреждения института доцентов при каждом университете можно бы было надеяться, что и то и другое условие будет достигнуто. Вместо адъюнктов с определенным жалованьем и с определенной перспективой было бы несравненно полезнее дать в распоряжение каждого университета известную сумму для вознаграждения доцентов, не определяя им известного жалованья и предоставив советам назначать quantum содержания каждому доценту сообразно с его заслугами и с числом его занятий. При этом необходимо открыть путь всем, желающим поступить в доценты из окончивших университетский курс со степенью кандидата или лекаря, но не иначе, как посредством публичного конкурса. Исполнивший все требования конкурса имел бы право, по определению факультета и совета, быть доцентом только известное время, примерно до 2 или 3 лет; по истечении же этого срока совет, приняв в соображение его способ преподавания и руководствуясь общественным мнением, должен был бы подвергать его второму, новому конкурсу, результаты которого уже окончательно показали бы, может конкурсист далее оставаться доцентом или нет. Доцентство само по себе не должно давать еще права на занятие профессорской должности. И для этого именно должен назначаться новый конкурс. Число доцентов при каждом университете не может быть определено a priori; но советам университетов должно озаботиться, чтобы в каждом факультете было хотя по одному доценту для каждой науки. Тогда на всякую вакантную кафедру в одном университете могли бы конкурировать не только доценты того университета, где открывается вакансия, но и всех других университетов.

Для большего развития доцентства в наших университетах доцентам должно бы предоставить еще следующие права: а) право пользоваться платой за учение от учащихся; б) право давать privatissima¹ в заведениях университета, пользуясь его учебными пособиями; в) право быть отправляемым за границу и в другие отечественные университеты для дальнейшего усовершенствования; наконец, г) доцент, выдержавший два раза конкурс, занимающий кафедру одного из существенных предметов факультета и отличившийся своими заслугами, должен пользоваться и правом голоса в факультетских собраниях и при факультетских испытаниях на степень. Если в факультете один и тот же предмет будет преподаваться и профессором, и доцентом, то студентам должно быть предоставлено право выбора слушать лекции у того или у другого. Испытуемые же разделяются факультетом поровну между экзаменаторами-профессорами и теми доцентами, которые пользуются правом голоса в факультетских собраниях. Все эти права способствовали бы конкуренции, поощрили бы желающих выступить на учебном университетском поприще и возбудили бы между ними соревнование к достижению профессорского звания путем конкуренции и гласности. Так образовался бы рассадник для будущих наставников и деятелей науки.

¹ (privatissima (лат.) - частные занятия.)

С учреждением доцентства при университетах на изложенных основаниях адъюнкты должны быть навсегда уничтожены, и жалованье, назначаемое теперь адъюнктам, с прибавлением более или менее значительной суммы должно быть обращено на вознаграждение доцентов. Число их, так же как и вознаграждение каждому, как я уже сказал, никак не может и не должно быть определено a priori и будет зависеть: первое - от нужд и потребностей университета, а второе - от заслуг и занятий каждого доцента. Доцентство в наших университетах до сих пор не удалось именно потому, что ему не было предоставлено никаких поощрительных прав, и оно не было обеспечено в материальном отношении ни со стороны университета, ни со стороны учащихся. Адъюнктство же препятствовало его дальнейшему развитию. А с другой стороны, по неимению доцентов у нас никто не являлся на конкурсы, и вакантные кафедры остаются долгое время незанятыми.

Но еще раз повторяю: без свободной конкуренции, без материальной поддержки, примененной к личным заслугам каждого доцента и без поощрительных прав доцентство и теперь не будет упрочено.

Приняв свободную конкуренцию главным основанием доцентства, я полагал бы необходимым принять и другое, не менее существенное, изменение в уставе, а именно: постановить для замещения вообще всех профессорских вакансий не выборное начало, а конкурс; выбор же допустить как исключение в тех случаях, когда никто не явится на конкурс или когда имеется в виду лицо, слишком уже известное своими научными и учебными заслугами всему ученому свету. Хотя в настоящее время исключение, может быть, и чаще будет встречаться, нежели правило, но все-таки оно, по моему мнению, необходимо на будущее время. Несмотря на недостаток в искателях профессорского звания, который с увеличением содержания, без сомнения, уменьшится, нужно положить конец произволу, господствующему при выборах профессоров, и особенно в провинциальных университетах. И хотя судьи останутся те же при конкурсах, которые были и при выборах, но все-таки гласное заявление научных достоинств конкурирующих заставит этих же самых судей быть осторожнее в их суждениях. Это доказывает несомненный опыт там, где конкурсы пользуются полной гласностью и производятся публично. Теперь же существующий устав допускает при выборе и при назначении профессоров полный произвол, определяя только одно положительно, что кафедра поручается экстраординарному профессору тогда, "когда есть ученый, который хотя по возрасту и не может быть ординарным, но отличными дарованиями вознаграждает незрелость лет" (Уст. 1835 г., ст. 79). Правда, существующий устав университетов предписывает попечителям "обращать внимание на способности, прилежание и благонравие профессоров, адъюнктов, учителей и чиновников университета, исправлять нерадивых замечаниями и принимать законные меры к Удалению неблагонадежных". Устав предоставляет также и совету "в случае нерадения преподавателей и чиновников, зависящих от его выбора, представлять об удалении их от должностей". Но на практике большая часть этих предписаний неисполнима. Попечитель, как лицо, от которого законом не требуется научного авторитета, очевидно, не может быть судьей научных способностей профессоров, а совет также никогда не исключит за нерадение одного из своих членов. Голос слушателей и учащихся мог бы в этом случае приниматься в соображение. Хотя и случается нередко, что слушатели благоволят наиболее к тем профессорам, которые снисходительнее других на экзаменах; но вообще все-таки общественное мнение беспристрастнее мнения товарищей и начальников преподавателя, и не бесполезно было бы в настоящее время сделать указание в уставе, чтобы к нему прислушивалось учебное начальство при определении достоинств и способностей преподавателей; а публичные конкурсы дали бы ему достаточное средство узнать общественное мнение.

При этом рождается вопрос: в какой мере при замещении вакантных кафедр по конкурсам и выборам и при соблюдении контроля над учебной деятельностью преподавателей можно допустить автономию факультетов, советов и попечителей округов? Можно ли, например, допустить полную автономию факультетов при выборах новых профессоров? Мне кажется, что нет.

Члены факультета суть вместе и члены совета. Предоставить их выбор одним факультетам значило бы допустить в совет таких членов, в выборе которых он не принимал вовсе никакого участия. И не подало ли бы это повода к непотизму, всего более, как известно, укореняющемуся в специальных учреждениях, каковы специальные школы и факультеты? По справедливости факультет при выборе новых преподавателей должен иметь в виду только одни их научные достоинства, а совет должен заявить свое мнение о нравственных и коллегиальных достоинствах кандидата как будущего своего члена. Итак, при конкурсах и выборах, совету принадлежат автономия и окончательные суждения о достоинствах избираемого, и я не вижу никакой логической необходимости в утверждениях этих выборов со стороны попечителей, которые, не будучи компетентными судьями в делах науки, в утверждениях этого рода соблюдают только одну формальность. Поручение же контроля над исполнением учебных обязанностей преподавателей совету и попечителю, оказавшееся непрактичным, должно быть заменено мерами более рациональными, о которых скажу после.

Что касается до распределения преподавания и возведения в высшие ученые степени, то и эти распоряжения должны быть предоставлены автономии советов, потому что и здесь окончательные утверждения со стороны попечителей составляют одну только формальность, без всякой пользы ослабляющую авторитет советов в глазах учащихся и общества. Попечитель в отношении к университету есть контролер. Он наблюдает только, чтобы все действия совета и правления были законны. Роль его как контролера за действиями совета, относящимися до науки (куда принадлежат: преподавание, конкурсы, выборы и испытания), должна ограничиваться извещениями высшей инстанции о замеченных им незаконных упущениях и недостатках. Судить же, справедливы ли его замечания, может только та инстанция, которая более его компетентна в суждении о делах науки. Усиление автономии факультетов и советов, конечно, имеет, как и все на свете, свои невыгоды: пристрастие, непотизм, дух партий, неизбежные в коллегиальных управлениях, встречающиеся и теперь при усиленной автономии могут встретиться еще в большей степени. Но если эти невыгоды так значительны, что и в делах научного содержания требуют постороннего контроля, то не рациональнее ли будет предоставить приговор о замеченных недостатках коллегии не одному лицу, а высшей научной инстанции, основанной так же, как и низшая, на коллегиальном начале? В ней должно быть решение контроля окончательное и без апелляций. Недостатки коллегиального управления не должны, однако же, поколебать автономии университетских коллегий в принципе: потому что, когда при успехах просвещения и гласности конкурсы и выборы достигнут, наконец, того, что профессорские места будут замещены настоящими представителями науки, то тогда усиленная автономия факультета и совета увеличит соревнование, возбудит самодеятельность и возвысит наши университеты в глазах учащихся и целого общества. А это привлечет и дельных, любящих самостоятельность, людей к занятию профессорских должностей. Это, конечно, случится не так скоро, но ведь и уставы составляются не на короткое время и составители их, как я думаю, должны иметь в виду, не одно настоящее, но и будущее.

К изменениям устава наших научно-учебных коллегий, устраняющим недостаток в преподавателях, принадлежат также изменения в сроке службы и в системе пенсии. Срок служебной деятельности профессора с правом получения полпенсии мог бы быть сокращен, по моему мнению, до 15 лет. Полпенсии должны бы получить, однако же, через 15 лет только те лица, которые прослужили это число лет в звании профессора. Но избирание их на следующее десятилетие не должно быть допущено, безусловно, и выбор этот может состояться только при двух условиях: во-первых, когда прослуживший первое пятнадцатилетие представит какое-либо ученое или учебное сочинение (руководство или монографию), изданное им во время службы при университете в звании профессора и принятое с одобрением в ученом свете; во-вторых, когда профессор, прослуживший 15 лет, представит, по крайней мере, одного кандидата из обучавшихся в университете под непосредственным и ближайшим его руководством, который достиг такого научного образования, что мог бы занять или уже занимает место доцента по предмету, преподаваемому избираемым в профессора, или по одному из предметов, сродных с преподаваемым. Первое условие поощрило бы многих к литературным занятиям. Второе же служило бы доказательством учебной деятельности избираемого и поощряло бы профессоров к частным занятиям со слушателями, обнаружившими любовь и склонности к специальному изучению какой-либо науки. Цель, с которой я предлагаю новый, условный выбор профессора по истечении первых 15 лет его служения при университете, очевидна.

Никто из университетских преподавателей не должен находиться под влиянием парализирующей мысли, что, вступив однажды в число членов совета, ему ничего более не остается, как спокойно и, безусловно, выжидать 25 лет полной пенсии. Нет, каждый истинно любящий свою науку преподаватель может и должен в первые 15 лет своего служения университету кроме чтения лекций доставить еще и другие доказательства своей научной деятельности. И из двух предложенных мной доказательств второе мне кажется еще важнее первого. Опыт научает, к сожалению, что не все одинаково смотрят на высокое призвание профессора. Были примеры явного нежелания со стороны преподавателей образовать преемников по своей науке. Между тем ничто не может так ясно свидетельствовать о надлежащем понимании профессорских обязанностей, как то, что каждый профессор укажет по истечении 15 лет, хотя на одного доцента-преемника, образовавшегося под его руководством. И кто любит свой предмет, кто совестливо и искренне занимается его преподаванием, тот, верно, будет в состоянии заохотить и образовать одного из своих слушателей, который бы мог со временем занять его место. Сверх того, это условие послужило бы к большему сближению слушателей с преподавателями, которое почти не существует в наших университетах или ограничивается одними только официальными отношениями. А известно, что ничто столько не содействует к образованию будущих деятелей науки и вообще к распространению научного интереса, как сближение посредством науки профессоров со слушателями. Если же первые 15 лет служения профессора университету прошли, так сказать, бесследно, то не думаю, чтобы университет мог ожидать от такого профессора чего-нибудь более и в остальные 10 лет его служения. Между тем такой преподаватель, еще не устарев на службе и получив полпенсии, мог бы с большей пользой для общества избрать себе другой род занятий, а его место при университете с большей надеждой на успех могло бы быть занято другим лицом. Вообще, по моему мнению, всего необходимее для уменьшения застоя в наших учебных заведениях такие меры, которые бы наиболее способствовали введению и обращению в них свежих сил. Если же профессор в течение 15 лет только по недостатку в средствах не мог издать в свет своих литературных трудов, то он может представить сочинение и в рукописи, с тем, однако же, что одобрение его будет зависеть не от одного только совета университета, в котором он занимает кафедру, но и от другой, высшей научной инстанции, куда оно передается по распоряжению министерства. Тогда одобренное сочинение может быть напечатано и на счет университета. Профессор, прослуживший 15 лет, может получить полпенсии только по оставлении службы при университете. Если же прослуживший 15 лет не удовлетворит двум сказанным требованиям, то он увольняется с полпенсией и на вакантную его кафедру объявляется публичный конкурс! По истечении же 25 лет кафедра его, во всяком случае, объявляется вакантной и также с открытием публичного конкурса. Но профессора, прослужившие полных 25 лет и желающие еще продолжать при университете свои учебные и административные занятия (преподавание, испытания, декантство), должны пользоваться этим правом со званием заслуженного профессора, если будут избраны советом, получая после нового избрания одну только полную пенсию без жалованья. Желающие же из заслуженных профессоров пользоваться полной пенсией и содержанием от университета должны наравне с другими кандидатами, подвергаться публичному конкурсу на кафедру, объявленную вакантной, представляя на соискание литературные труды, произведенные ими вновь или в последнее 10-летие. Можно бы, по моему мнению, предоставить профессорам, окончившим свое 25-летие и желающим еще продолжать свою службу с получением пенсии и содержанием, еще одно право: право апелляции ко всем советам наших университетов, которые могли бы также давать свое мнение и участвовать в выборах, если научные заслуги апеллирующего им известны. Тогда результаты их выборов должны быть сообщены совету того университета, в котором находится избираемый. А чтобы избрание оградить еще более от случайностей, нужно принять при решениях не абсолютное большинство, а большинство, ограниченное ³/₄ голосов. При этом, смотря по степени развития доцентства, советам должно быть предоставлено право требовать или не требовать от конкурента личной явки для чтения пробных лекций на конкурсе того университета, который объявил кафедру вакантной. Конкурс же должен состоять не из одного только публичного чтения лекций, но и из защищения конкурентом представленного на конкурс сочинения и демонстраций разного рода (в науках естественных и медицинских).

Итак, средства, которые, по моему крайнему разумению, послужили бы как к устранению ощущаемого теперь недостатка при замещении вакантных кафедр в наших университетах, так и к тому, чтобы выбор профессоров сделался менее подверженным случайностям, пристрастию и непотизму коллегий, состоят: 1) в таком увеличении содержания, которое бы вполне обеспечивало существование преподавателя и давало ему средства к дальнейшим занятиям наукой. (Для определения в точности этого содержания нужно бы потребовать от всех университетов справочных цен квартирам, отоплению, научным пособиям и т. п. Тогда можно бы было по справедливости оценить, в какой мере необходимо у нас увеличить содержание профессоров.) Увеличив содержание, нужно постановить законом, чтобы ни один из преподавателей не занимал никакой должности и чтобы никакие другие занятия не служили ему извинением в неисполнении прямых его обязанностей по университету; 2) в распределении платы, собираемой за учение, между профессорами и доцентами; 3) в сокращении срока службы при университете для получения права на полпенсии; 4) в усиленной автономии факультетов и советов; 5) в учреждении доцентства как рассадника для образования будущих преподавателей; 6) в конкуренции и гласном заявлении научных достоинств избираемого в преподаватели; 7) в более точном определении порядка, способа и требований выборов, которые представляли бы более гарантий в справедливой оценке научных достоинств избираемого лица.

Как бы ни казалась с первого раза суровой мера, препятствующая безусловным выборам на продолжение службы лиц, прослуживших в звании профессора 25 лет, как бы ни казалась обидной мера, предписывающая новое и также условное избрание профессоров, прослуживших 15 лет при университете, но я считаю и ту и другую самой существенной при настоящем порядке вещей. В наше время профессор, прослуживший 25 лет, как бы мало он ни соответствовал современным требованиям науки, может почти наверное рассчитывать, что будет вновь выбран еще на 5-летие, и еще, и еще, лишь бы он сам имел к тому охоту. Этот верный расчет, основанный на взаимном молчаливом соглашении коллегии, преграждает путь внесению свежих сил в научную деятельность университета и препятствует образованию доцентов-преемников. Избрание в профессора, совершающееся теперь безгласно, без положительного заявления достоинств избираемого лица, действия на учебном поприще, также не обусловливаемые определенными научными, литературными и учебными трудами и их результатами, и, наконец, уверенность в новом избрании по истечении 25-летия - все это, без сомнения, такие условия, которые не служат к поощрению, не поддерживают энергии деятельности, а, скорее, причиняют застой и апатию. И почему бы, например, конкурс, назначаемый на вакантную кафедру по окончании 25-летнего служения профессора, требующий от всех желающих конкурировать исполнение одних и тех же условий, должен казаться обидным заслуженному? За его службу он получает полную пенсию; по выбору совета он может продолжать свои занятия при университете, пользуясь почетным именем заслуженного, и если пожелает получать и пенсию, и содержание, то имеет право состязаться на конкурсе, представляя плоды научных своих трудов за последнее 10-летие, проведенное им на кафедре. Что же тут обидного и несправедливого?

II. Второе обстоятельство, которое настоятельно требует коренных изменений в уставе наших университетов, есть несвоевременное и несообразное с целью распределения научных предметов в различных факультетах. А от этого зависит и ненормальное распределение научных занятий учащих и учащихся. Некоторые науки совсем не вошли в число преподаваемых в университетах предметов, между тем как значение их в настоящее время сделалось чрезвычайно важным; некоторые, существенно различные, преподаются вместе одним и тем же преподавателем. К числу первых принадлежит, например, землеведение, которое в наше время играет такую важную роль в кругу наук и естественных, и политических. Я указываю на эту науку особенно потому, что недостаток ее влечет за собой еще и другое важное неудобство: наши учителя гимназий не имеют средства получать достаточные сведения по географии в высшем учебном заведении. У нас нет и кафедры лингвистики и сравнительной грамматики, также необходимой для образования будущих педагогов. Кроме того, в состав университетского курса наук не вошли еще психиатрия, физиологическая и патологическая химия, гистология, сравнительная анатомия и многие математические науки. Напротив, есть кафедры таких наук, которые по своей специальности не иначе могут быть преподаваемы, как при огромных и едва ли в наших университетах возможных пособиях. Сюда принадлежат, например, сельское хозяйство и технология. Очевидно, что эти науки могут с практической пользой преподаваться только в особого рода учреждениях (земледельческих и технологических институтах), снабженных всеми пособиями для наглядного изучения и для практических применений. Очевидно также, что учреждения такого рода не соединимы с университетами. Правда, для преподавания практических медицинских наук (терапии, хирургии, акушерства) требуются также особые специальные учреждения (госпитали). Но с одной стороны, медицина находится в более тесной связи с общим университетским образованием, нежели технология и агрономия; без университетского образования не мыслим, ни один истинный врач; а с другой стороны, нужно признаться, что и для образования врачей в настоящее время университеты, и именно провинциальные, без отношений и без связи с большими госпиталями других ведомств, не представляют достаточных средств. Технология и агрономия в наших университетах могли бы быть заменены с большей пользой для учащихся прикладной (технологической и агрономической) химией. Изучение этой науки, конечно, не образует технологов агрономов; но зато практические занятия прикладной химией вместе с изучением других предметов физико-математического факультета приготовили бы гораздо лучше учащихся к специальному образованию в технологии и агрономии. Знание прикладной химии, физики и естественной истории сообщило бы учащимся все необходимые для этого образования научные основы, которые им оставалось бы только пополнить практическими применениями к самому делу. Теперь же изучение технологии и агрономии в наших университетах ограничивается одними теоретическими воззрениями и жалкими указаниями на рисунки и некоторые, немногие, модели. Вообще взгляд на университет как на вместилище всех отраслей человеческого знания хотя и вполне справедлив, но в настоящее время, когда специальные учебные учреждения не сосредоточиваются в одном ведомстве народного просвещения, неосуществим на деле. Поэтому даже и такие науки, как медицина, знание которой тесно связано с общим университетским образованием, не могут быть изучаемы с надлежащей полнотой и отчетливостью в одном университете. В нем недостает самых существенных пособий для этой цели - больших и хорошо устроенных госпиталей и других институтов, имеющих целью практическое образование. И этот недостаток сильно ощущается в наше время при образовании врачей. Поэтому при составлении нового устава и новых штатов необходимость усилить и вновь организовать специально-учебные учреждения (институты) при университетах должна быть непременно взята в соображение и серьезно обсуждена. Без хорошо устроенного и приноровленного ко всем современным потребностям науки госпиталя, без поликлинического института, без физиологического института, без лаборатории, назначенной исключительно для практических занятий прикладной химией, в наше время немыслим медицинский факультет. Но кроме недостаточной обстановки в учебно-материальном отношении многих кафедр есть еще и другие обстоятельства, делающие научное образование учащихся, равно как и научные занятия учащих, несообразными с целью и мало применимыми к делу. Сюда относится преимущественно обязанность со стороны учащегося прослушать в известный срок времени все предметы того факультета или того отделения факультета, к которому он принадлежит. В некоторых факультетах эта обязательность распространяется на такое громадное число предметов, что у молодого человека отнимается всякая возможность посвятить себя более специальному и серьезному изучению одной науки. Чтобы способствовать этому, необходимо принять другое разделение факультетов на отделения. Так, в физико-математическом факультете, к которому у нас причисляются и чисто математические и естественные науки, и физика, и химия, необходимо провести более резкие границы между этими отраслями сведений, и при образовании специалистов по этим отраслям не требовать, например, чтобы желающие посвятить себя химии обязательно посещали весь курс математических и естественных наук и подвергались испытанию в этих предметах по окончании курса, не требовать от желающих изучить естественные науки обязательного посещения лекций математики, агрономии и технологии. Так и в историко-филологическом факультете нужно непременно допустить более определенное разделение предметов, которое бы также способствовало специальному изучению трех различных отраслей наук, входящих в его состав, а именно: 1) наук, относящихся до специального изучения древних языков и классической древности; 2) языка отечественного и языков новейших и 3) наук историко-политических. В настоящее же время требования этого факультета, очевидно, несовместны с серьезным, точным и специальным изучением одной из этих отраслей. Можно ли, например, требовать от посвятившего себя изучению древностей обязательного изучения новой истории и от изучающего отечественную филологию - посещения лекций статистики, географии, истории и политической экономии и испытаний по этим предметам? А для научного образования врачей мне казалось бы, наоборот, современной мерой серьезное изучение наук естественных, физики и химии. По моему мнению, справедливо бы было требовать, чтобы молодые люди, желающие себя посвятить медицине, сначала вступали в факультет физико-математический и в течение двух лет изучали бы одни естественные науки, физику и химию, а потом, уже, окончив сокращенный курс в этом факультете, приступали бы к занятиям практическими частями медицины. Действительно изучившему физику, химию, анатомию и физиологию растений, геогнозию и сравнительную анатомию при современном состоянии медицины (с каждым годом все более и более вступающей в состав естественных и экзактных наук) легко бы было изучить анатомию и физиологию человеческого тела, а при сведениях из этих наук и занятия патологией и практической медициной получили бы совершенно другое, более научное и более современное направление. Правда, и теперь от студентов медицины при так называемом полукурсовом испытании требуются сведения по всем этим предметам; но на самом деле эти требования слабы и чрезвычайно поверхностны, потому что экзаменаторы естественных наук, физики и химии, принадлежащие к физико-математическому факультету, смотрят на эти требования как на едва необходимые для врачей и потому допускают их к занятиям практической медициной без надлежащего приготовления.

Наконец, я считаю невозможным определить в уставе с точностью полный штат всех кафедр наук, которые должны быть преподаваемы в университетах, и мне, казалось бы, гораздо, полезнее и практичнее при назначении штатов каждого университета ограничиться определением числа только тех кафедр, которые считаются основными для каждого факультета; а на содержание других (второстепенных) кафедр, число и потребности которых изменяются со временем, определить только одну, общую штатную сумму. Необходимость в изменениях и потребностях той или другой отрасли сведений оказывается в наше время не так медленно, как это бывало прежде, и предвидеть ее в будущем, на продолжительное время, невозможно. Поэтому если университет не будет иметь общей запасной штатной суммы для удовлетворения столь существенной научной потребности, каково открытие новых кафедр по той или другой отрасли сведений, то отсталость в ходе специального образования будет неминуемым следствием этого. В доказательство возьмем, например, медицинский факультет. Лет за 45 никто еще не предвидел необходимости в учреждении особой кафедры патологической гистологии или физиологической и патологической химии; а теперь изучение этих наук считается всеми уже существенной потребностью образования врачей. Запасная штатная сумма при всякой вновь обнаруживающейся потребности могла бы быть с пользой назначаема по определению совета для вознаграждения доцентов, желающих посвятить себя специальному изучению и преподаванию какого-либо и особенно нового предмета. Вообще я полагаю, что в деле университетского (специально-научного) образования гораздо полезнее бы было при учреждении и замещении кафедр более сообразоваться с имеющимися налицо людьми, способными излагать ту или другую науку в современном ее виде и направлении, нежели с отвлеченными требованиями науки. В самом деле, к чему послужит нашим университетам увеличение числа кафедр в каждом факультете, хотя бы и вполне удовлетворяющее всем современным требованиям науки, когда налицо не будет достойных представителей каждого преподаваемого предмета? Не вернее ли будет открывать новые кафедры, соображаясь с имеющимися налицо кандидатами, посвятившими себя специальному изучению одного предмета и достойными занять новую кафедру? В таком случае запасная сумма послужила бы, во-первых, к удовлетворению и современных потребностей науки и, во-вторых, к достойному награждению и поощрению доцентов, оказавшихся способными к занятию новых кафедр. Возьмем для примера медицинский факультет. Вместо того, чтобы распределить бюджет его на 18 и более кафедр, почитаемых в настоящее время необходимыми к удовлетворению современных требований науки, научная деятельность не была ли бы возбуждена гораздо более, если бы штатных кафедр было не более 7 (основных: анатомии, физиологии, патологии, терапии, хирургии, акушерства и судебной медицины), а для других, новых и существующих уже (как-то: физиологической и патологической химии, патологической гистологии, гигиены, госпитальных клиник и т. п.) была бы определена известная сумма, распределение которой предоставлялось бы автономии факультетов и советов с обязательством назначать как самые кафедры, так и количество содержания сообразно с требованиями науки, с имеющимися налицо специалистами, с числом их занятий и с научными заслугами каждого из них, предъявляемыми на публичных конкурсах.

III. Факультетские испытания, так же как и распределение кафедр, мало приспособлены в настоящее время к прочному специально-научному образованию учащихся. Слишком большое число различных ученых степеней с необходимыми для достижения их испытаниями стоит на первом плане. К чему служит это более бюрократическое, нежели научное, различие ученых степеней: действительных студентов, кандидатов, магистров, докторов, лекарей, докторов медицины и хирургии? Не замечается ли в этом разнообразии старание законодателей примениться более к существующему чиноиерархическому порядку, нежели к требованиям науки и истинного образования? Наука и специальное научное образование чрез многосложность и разнообразие этих степеней у нас ничего не выиграли. Этим затрудняется только вступление на учебно-университетское поприще; но образование преподавателей науки нисколько не подвигается вперед. Прежде, когда в наших университетах большая часть профессоров были лица, не достигшие высших ученых степеней, составители ныне существующего устава думали возвысить профессорское достоинство, не допуская к этому званию никого из недостигших степени доктора. Хотя требование вообще и было справедливо, но достижение высшей ученой степени, кроме степени доктора медицины, у нас без всякой нужды затруднялось предварительными испытаниями по двум другим степеням (кандидата и магистра), требующими много времени и отвлекающими испытуемого от специальных занятий избранным им предметом. А это отняло охоту у специалистов избирать учебное университетское поприще, не предоставляющее им, с другой стороны, никаких особенных материальных выгод. Поэтому уменьшение требований при испытании на высшую ученую степень, вместе с тем сокращение сроков времени для достижения этой степени и вообще ограничение числа ученых степеней двумя - степенью кандидата и доктора, по моему мнению, составляют вопиющую потребность нашего времени. Мне кажется даже, что удостаивание высшей ученой степени могло бы быть предоставлено университетам в некоторых случаях и без особого испытания. Я знаю по собственному опыту, как специальное совестливое и ревностное занятие наукой мало располагает человека подвергаться продолжительным и повторным испытаниям; занимаясь специально и во время моего пребывания в университете, и после хирургией, я никогда бы не решился подвергнуться испытанию на степень доктора медицины и хирургии, если б от меня этого потребовали для занятия кафедры хирургии. Почему не предоставить права университетам принимать в соображение специальные занятия одним предметом и допускать лиц, заявивших на деле неоспоримыми доказательствами свои способности, знание и любовь к избранной науке, к достижению профессур без особенных официальных испытаний, основываясь только на предшествовавших трудах или на удовлетворении всем требованиям публичного конкурса? Свидетельство об окончании полного гимназического курса могло бы служить доказательством полученного таким лицом образования; а специальные занятия наукой в университете, научно-литературная известность или конкурс могли бы служить доказательством его заслуг и достоинств.

Вообще, при составлении устава нужно бы иметь в виду сколько можно более уменьшение испытаний, производимых в университетах. Экзамены в настоящее время, особливо в некоторых факультетах (именно в медицинском), похищают у преподавателей значительное время в ущерб науке. Если мы возьмем всю сумму вступительных полукурсовых, годичных испытаний (существующих еще в Киевском университете для желающих освободиться от платы за учение) и испытаний на различные ученые степени и звания (учителей, учительниц, уездных врачей, инспекторов управ, акушеров, повивальных бабок, дантистов, фармацевтов, лекарей, действительных студентов, кандидатов, магистров и докторов), то убедимся, что преподаватели университета на преподавание и собственно научные занятия употребляют менее времени, нежели на эти испытания учащихся и посторонних лиц. Такая многочисленность испытаний, не оправдывает ли мысли об учреждении особых экзаменационных комитетов, в которых поочередно каждый год, менялись бы экзаменаторы (в столицах могли бы в них участвовать, кроме профессоров университета и другие известные ученые)?

Учреждение доцентства и увеличение числа доцентов могли бы дать средства также сменять экзаменаторов. Но, во всяком случае, необходимо уменьшить число испытаний уничтожением передержек экзаменов в короткие сроки, допускаемых в настоящее время законом для лиц, не выдержавших испытаний на степень.

Вот начала, которыми, по моему мнению, нужно бы руководствоваться при составлении устава. Признаюсь, что я сам вижу трудности, соединенные с их осуществлением. Знаю также, что некоторые из предлагаемых мною мер, как, например, усиленная автономия советов и факультетов, доцентство и конкурс, еще не скоро приведут к желанным результатам. Но с другой стороны, я, во-первых, убежден, что без коренных преобразований, без увеличения материальных средств университета, перемена устава не принесет никакой существенной пользы, а во-вторых, что при введении предлагаемых мною мер я имел в виду не столько настоящее, которое вдруг изменить невозможно, сколько будущее состояние наших университетов.