Статья впервые помещена в "Циркуляре по управлению Киевским учебным округом" № 3, за 1860 г., откуда перепечатывалась во многих периодических изданиях России, а также во всех сборниках статей Н. И. Пирогова. Литературные беседы были введены Н. И. Пироговым в Одесской и в Киевских гимназиях. По его мнению, они являются одним из ценнейших средств формирования у учащихся способностей к самостоятельному умственному труду. Поэтому они должны проводиться по всем предметам гимназического курса.
Цель всех научных бесед есть обмен мыслей, взглядов и убеждений беседующих. Они мощно содействуют узнаванию и разъяснению истины, а следовательно, и усовершенствованию науки. Принадлежат ли, спрашивается, наши гимназические литературные беседы к числу научных бесед?
Делая этот вопрос, мы, значит, спрашиваем себя: служат ли разработка и усовершенствование науки их главной целью? Очевидно, нет, и именно по той очевидной причине, что сама гимназия не может иметь своей целью разрабатывать и подвигать науку вперед. Это дело университетов и академий. Гимназия есть только преддверие университета: она должна только приготовить учащихся к восприятию и разработке науки, излагая ее в известной мере, в известном объеме и в современном виде и способствуя общечеловеческим образованием всестороннему развитию всех благих способностей человеческого духа. Какая же, спрашивается опять, цель гимназических бесед? Они названы литературными не в тесном, а в обширном смысле этого слова. Не собственно так называемая литература отечественного или иностранных языков, а упражнение в литературных занятиях всех в гимназии преподаваемых наук должно быть целью этих бесед. Они должны служить мощным пособием учащимся к ученическому образованию. Они должны приготовлять к университету. А вам нужно знать, как важно значение этого слова: "быть приготовленным к вступлению в университет". Вам нужно знать, что из 100 оканчивающих гимназический курс 90 наверное еще не приготовлены, хоты бы по экзамену и вступили в число студентов университета. А отчего? Оттого что в гимназиях они не приготовлялись к самостоятельному научному труду, без которого учение в университете бесплодно. Итак, вот собственная цель наших так называемых литературных бесед. Итак, они должны послужить средством к упражнениям этого рода. И потому всякое проявление самостоятельного труда учащихся в литературной беседе должно быть дорого и знаменательно для наставников-руководителей в этих беседах. Оно возбуждает надежду, что университет получит из их рук ученика, уже хорошо ознакомленного с тем родом научных работ, который ему предстоит во время бытности его в университете, хорошо подготовленного к умственным занятиям и уяснившего себе цель и значение умного учения. Но следует ли из этого, что выбор предметов для упражнения в научном самостоятельном труде в наших литературных беседах может быть совершенно своеволен и безразличен, что он может быть предоставлен случаю? Кто так думает из участников в наших беседах, тот сильно ошибается и смешивает чисто научные беседы с нашими литературными, не уяснив себе хорошо того различия, которое должно существовать между ними и о котором я уже намекнул, кажется, довольно ясно. Допустить совершенную безразличность в выборе предметов труда - значило бы допустить мысль, что учащийся в гимназии уже настолько опытен в самостоятельном труде, настолько созрел умственно и научно, что может уже соразмерить свои силы и сведения с предстоящим ему делом. Не значило ли бы это, другими словами, предположить, что он вполне знаком и со всеми трудностями, и с теми вопросами, которые обыкновенно возникают при предстоящей ему разработке предмета, с теми средствами, которыми ему нужно будет воспользоваться, и, наконец, что он уже уяснил себе вполне и ту органическую связь, которая обнаруживается во всех научных вопросах, требующую для разрешения их сведений, нередко глубоких и многосторонних? Предположив это, значит, мы бы предположили такие условия, которых мы не можем в настоящее время требовать и от учащихся в университете. Все это было причиной, почему при самом учреждении литературных бесед я предложил гг. наставникам указать учащимся именно на такие предметы, которые бы им были действительно по силам и которые бы при их разработке могли действительно приучить учащихся к самостоятельному труду. Вся будущая участь наших бесед, все осуществление их цели зависят именно от искусства выбрать такой предмет, который не осилил бы избравшего, а, напротив, которого бы осилил избравший. Это есть особенного рода такт. Его имеют не все, и даже редкие. Мы видим, что и более опытные деятели науки при избрании предмета впадают в непростительные ошибки от недостатка этого такта, от самонадеянности, желания блеснуть и подражать другим, более счастливым, не размерив хорошо ни собственных сил, ни глубины предстоящего им труда. Чем неопытнее сам избиратель, чем менее он созрел и чем более он самонадеян, тем легче он может промахнуться в избрании предмета. Наблюдая постоянно и зорко за ходом наших литературных бесед, я именно это заметил. Не скажу, чтобы они совсем не достигли своей полезной цели. Нет, многие из участвовавших в них доказали явное и научное стремление, и любовь к занятиям, и дарование и, следовательно, оправдали наши надежды в том, что беседы могут действительно послужить средством к развитию самостоятельной деятельности и к приготовлению в университет. Но, к сожалению, вместе с тем я заметил, что немногие прислушались к голосу опыта и воспользовались данным советом. Некоторые, например, избирали предмет самый обширный, не имев твердости ограничить свой кругозор и желая лучше скользить мыслью по огромной поверхности, чем проникнуть ею в ограниченное пространство поглубже. От этого вся их работа оказывалась разведенной общими местами и ничего не заключающими в себе взглядами. Другие, напротив, избирали предмет уже самый ограниченный и замкнутый в пределах, доступных для одного только специалиста, посвятившего целую жизнь разработке одной отрасли человеческих сведений. Третьи, наконец, грешили не столько относительно границ и объема избранного ими предмета, сколько в отношении его свойств, а потому и промах был не количественный, а качественный. Ни те, ни другие, ни третьи не взяли в соображение, при выборе предмета, окружающей их среды; все переоценили свои силы, и потому все вместо ясных и неподдельных усилий самостоятельного труда обнаружили в своих работах не свое, а чужое, от которого они не могли отделаться, потому что не могли сладить с избранным ими предметом, не имея еще достаточной зрелости и опыта жизни, чтобы уметь на него смотреть не с одной и не с двух, а со всех сторон. Многие не уяснили себе даже и того, что и чужое передать так, чтобы оно не оказалось непереваренной массой, нужно иметь много своего в запасе.
Но мне было бы очень жаль, если сказанное мной будет перетолковано в худшую сторону и отнимет у иных желание участвовать в наших беседах. Правда, хотя бы и жестоко выраженная, не должна быть страшна никому. Нам всем, отыскивая ее и на пути к ней, придется еще не раз спотыкнуться. Беда не в этом; но, то беда, если мы останемся глухи к голосу опыта, которому уже знакома дорога к правде со всеми ее трудностями.
А опыт говорит, что самостоятельный труд никому сразу не дается. В нем нужно испробовать свои силы с чрезвычайной постепенностью. Самый высокий талант легко опозорится, если слишком самоуверенный, захочет с первого раза измерить свои силы в таком деле, которое требует огромных предварительных сведений, зрелости ума в суждении и опыта в жизни. Ни "Фауста" Гёте, ни "Анналов" Тацита никогда не напишет шестнадцатилетний юноша уже и потому, что он, незнакомый с жизнью, не может еще и понять вполне все высокое и всю глубину мыслей, содержащихся в этих творениях. Итак, повторяю, искусный и с тактом предпринятый выбор труда, означающий верное знание самого себя и следующее отсюда искусство совладать с избранным предметом - вот необходимое условие для начинающих приучаться к самостоятельно-научному труду. Прошу принять к сердцу эти указания, вытекшие из желания быть вам истинно полезным на пути к научному образованию, и руководствоваться ими, приготовляясь вступать на эту многотрудную дорогу.