Циркуляр написан в 1859 г. В подлиннике имеет название "Меры нравственные". Напечатан в № 4 "Циркуляров..." за 1859 г., с. 13. В документе Н. И. Пирогов обратил внимание на три основных вопроса: 1) сущность и функции заседаний педагогических советов; 2) взаимоотношения между их членами и 3) этические нормы в отношениях членов педагогического совета к учащимся.
Усматривая из протоколов некоторых педагогических советов и отдельных мнений, что многие из наставников неверно понимают их нравственно-педагогические обязанности и действуют несоответственно духу моих распоряжений, я считаю необходимым поставить советам на вид следующее:
1. Доставив каждому из учителей удобный случай, посредством суждений в заседаниях совета, высказывать откровенно свои мнения о способе преподавания, о достоинствах и проступках учеников и о нравственно-педагогических приемах, я знал очень хорошо, что мнения всех членов совета не могут быть одни и те же. Если бы все и обо всем имели одинаковые взгляды и убеждения, то не было бы и необходимости в коллегиальных и совещательных учреждениях. Из этого, однако же никак не следует, что те из членов совета, мнения которых не согласны с мнением большинства, должны своими действиями противоречить решениям педагогического совета, основанным на большинстве голосов. Такой образ действий доказывает, что действующие неясно понимают дух и главное основание коллегиальных учреждений. Первая и главная обязанность всех членов коллегиальных, и преимущественно учебных коллегиальных учреждений, есть именно та, чтобы проводить свои убеждения на деле путем прямым и законным, т. е. посредством решений коллегиального учреждения, или, другими словами, посредством большинства.
Если же большинство не сочувствует убеждениям некоторых из членов - будут ли они прогрессисты или непрогрессисты, все равно, - то этим некоторым, или меньшинству, ничего более не остается, как остаться при своих убеждениях, протестовать подачей отдельных мнений, предоставить прочее на решение главного начальства, к которому должно иметь законное доверие, и не препятствовать ходу дела неуспешными и настойчивыми обнаруживаниями своих личных и. частных воззрений пред подчиненными. Иначе благая и высокая цель коллегиальных учреждений будет нарушена, и нарушится ко вреду общего блага. Популярность в этом случае, и именно в деле образования, неуместна. Суетным желанием нравиться и приобрести почет у молодежи, незрелой и впечатлительной, развивается только неуважение к законности и к тому учреждению, которое в глазах этой молодежи должно быть ареопагом и к членам которого принадлежат эти же сами деятели, противоречащие его решениям. Следовательно, неуважение, несмотря на их популярность, рано ли, поздно ли распространится и на них самих. Но всего важнее подчинение собственного убеждения убеждениям большинства в делах судебных. В этих делах членов педагогического совета можно сравнить с присяжными. А отдельные мнения каждого присяжного не объявляются подсудимым. Это было бы противно здравому смыслу. Поэтому меня удивляет несообразность тех отдельных мнений педагогического совета, в которых высказано желание сообщить их подсудимым ученикам при решении дела. Они в глазах моих означают незрелость взглядов и непонимание благой цели коллегиальных педагогических судов. В этих случаях члены, не разделяющие мнений большинства, обязаны, под строгой ответственностью пред законом и начальством, содержать в глубокой тайне их личные взгляды, как скоро они отвергнуты большинством. Эти взгляды должны быть известны только одной высшей инстанции, а уже никак не подсудимым. Иначе неминуемо выйдет разлад и беспорядок, за который будут отвечать агитаторы подсудимых пред лицом закона. Это правило еще важнее, когда подсудимые - ученики.
Только высшей инстанции подлежит суждение, справедливо ли решение низшей. Только высшая инстанция, рассмотрев решение большинства и протесты меньшинства, может определить, кто действовал справедливее, но уже никак не сами подсудимые - ученики. А если так, то для чего же им знать, как думало меньшинство? Разве для того только, чтобы меньшинство приобрело популярность. Такое требование со стороны меньшинства означало бы только одну неблагомыслящую суетность; те, которые желают, чтобы решение меньшинства сообщать подсудимым, доказывают, что они вообще еще не умеют проводить надлежащим путем своих взглядов или не имеют для того надлежащего терпения, выдержки и твердости духа, желая достигнуть своей цели не путем логики и настойчивого убеждения, а ненадежной дорогой агитации, привлекая на свою сторону незрелую толпу и отдаваясь ей на суд. А что будет тогда, если их взгляды ошибочны? (Ведь они не могут быть собственными беспристрастными судьями своих мнений?) Не завлекут ли они тогда и толпу в заблуждение?
2. Из некоторых отдельных мнений видно, что в педагогических советах гимназии существуют два взгляда об отношениях наставников к ученикам. Одни думают, что учителя - братья, другие, что они отцы ученикам. А я думаю, что ни то, ни другое. Наставники должны остаться наставниками в полном смысле, не более и не менее. Более от них нельзя требовать. Те, которые хотят наложить на учителей обязанности родительские, забывают, что они требуют более, нежели, сколько человек может исполнить. Отцом можно быть только своих детей. А те, которые сравнивают учителей с братьями, отвергая все принудительные меры, и говорят, что не должно учеников понуждать ходить в классы, не взыскивать за незнание и леность и т. п., очевидно, смешивают способ университетского образования с образованием гимназическим. Сторонники таких взглядов, чтобы остаться последовательными, должны будут дозволить ученикам и выбор предметов: они Должны будут допустить, чтобы одни ученики посещали только те уроки и только те классы, которые им заблагорассудится посещать. Можно ли же серьезно надеяться провести такой принцип? Неужели все то, что прилично делать зрелому юноше, может быть дозволено и ребенку? Неужели мы еще так мало имеем здравого смысла, чтобы не уметь отличить крайности?
Если теперь выражается общее желание сделать университетское образование как можно менее принудительным, то неужели следует из этого, что должно желать распространить это же самое начало и на гимназии? Здесь опять появляется на сцену та же суетность, как и при решении вопроса о действиях меньшинства. Учителям гимназии хочется играть роль университетских профессоров, а гимназистам - студентов. Как будто одно выше или лучше другого в нравственно-гуманном отношении! Еще более эта мелочная суетность и непонимание самых первых начал педагогии проявляются у тех, которые хотят дозволить ученикам читать романы или другие книги в классах и отдавать на их волю слушать или не слушать учителя. Эти господа имеют, очевидно, ложное понятие и о воле человека, и об обязанностях учителя. Позвольте сегодня одному ученику, отрапортовавшему свой урок, читать в классе, что ему угодно, и завтра же целый класс будет заниматься в классе чем ему угодно. Да разве должен хоть один ученик сидеть в классе незанятый и не в постоянном ожидании, что им займется учитель? Разве не должны все ученики быть a qui vive1 в классе; разве не должны они с постоянным напряжением внимательно следить и за ответами своих товарищей, и за вопросами учителя?
1 (a que vive (фр.) - здесь в смысле "начеку, наготове".)
Разве учитель в своем классе может оставлять, хотя одного из своих учеников в убеждении, что он уже отделался, и потому может заниматься чем угодно? Все это так несообразно, так противоречит основным началам педагогики, что я не понимаю, как такие мысли могли когда-нибудь прийти в голову опытных наставников.
3. Если в настоящее время обнаруживается какой-то антагонизм между учениками и учителями, не пользующимися милостью учеников, если проявляется дух своеволия и неповиновения, если учителя для сближения с учениками, приглашая их к себе, критикуют с ними же вместе других наставников, то все это доказывает, что ни учителя, так поступающие, ни самые педагогические советы не понимают надлежащим образом прямых своих обязанностей. Учителя - потому, что во вред и ученикам и всему учебному учреждению поселяют вражду, неуважение и недоверие там, где весь успех дела основан на гармоническом согласии действий и взаимном уважении и доверии; педагогические советы - потому, что им следовало бы тотчас же предпринять энергические меры для прекращения зла, подвергнув в своих заседаниях не простым намекам, а беспристрастному суду и точному исследованию поступки его членов, употребляющих во зло имя и достоинство учителя.
Прошу настоящее предложение заслушать в первом заседании педагогического совета.