Дени Дидро

Дени Дидро

Дени Дидро (1713-1784) принадлежал к числу наиболее выдающихся французских философов-материалистов. Как и другие просветители, он высоко ценил роль воспитания в формировании человеческой личности и усовершенствовании социального строя. Однако он не был склонен к таким категорическим утверждениям, как "воспитание может все" (Гельвеций). Дидро признавал наличие у людей природных различий и полагал, что они должны учитываться в процессе воспитания, цель которого - развитие всех дарований.

Дидро выступал с резкой критикой существовавшей в то время системы воспитания в традиционных школах, пронизанной духом классицизма и религия, подавлявшей живую мысль учащихся. Он решительно отстаивал идею всеобщности элементарного образования. Общедоступность школ, по его мнению, позволит выявить множество талантов, которые кроются в народе.

Приводимые ниже отрывки из "Систематического опровержения книги Гельвеция "Человек" (1773-1774) показывают основные отличия взглядов Дидро на задачи и возможности воспитания от взглядов Гельвеция. Избранные части "Плана университета для России" позволяют составить ясное представление о взглядах Дидро на структуру народного образования, содержание и методы обучения в различных школах. "План" был составлен Дидро в 1775 г, по поручению русской императрицы Екатерины II.

Систематическое опровержение книги Гельвеция "Человек"

В пятнадцати главах, составляющих этот раздел, автор пытается установить свой излюбленный парадокс, "что различие между почти одинаково организованными индивидами зависит целиком только от воспитания...", не привлекая таким образом к рассмотрению ни силу, ни слабость, ни здоровье, ни болезнь, ни одно из тех физических или моральных качеств, которые лежат в основе различий темпераментов и характеров.

Стр. 2.- Я рассматривал ум, гений и добродетель как продукт воспитания.

- Только воспитания?

- Эта мысль представляется мне все еще истинной.

- Она ложна, и в силу этого ее никогда не удастся доказать вполне убедительным образом.

- Со мной согласились в том, что воспитание имеет на гений и характер людей и народов большее влияние, чем это думали.

- И это все, в чем можно было согласиться с вами.

Стр. 4.- Если бы организация делала нас почти целиком тем, чем мы являемся, то на каком основании мы обвиняли бы учителя за невежество и тупость его учеников?

Я не знаю теории, более утешительной для родителей и более удобной для учителей. Это ее преимущество.

Но я не знаю также теории, более безутешной для детей, которых считают одинаково пригодными ко всему; более способной наводнить общество тучей посредственностей и сбить в то же время с пути гения, который может хорошо выполнять только одну какую-нибудь вещь; не знаю теории, более опасной, ибо под влиянием ее учителя, упорно и бесплодно обучая класс учеников вещам, к которым они не имеют природной склонности, выпускают их затем в свет, где те оказываются ни к чему не годными. Нельзя наделить борзую собаку тонким чутьем, нельзя наделить быстротой, которая присуща борзой, лягавую: что бы вы ни делали, у последней остается ее тонко развитое обоняние, а у первой - быстрота ее ног.

Стр. 5.- Человек рождается невежественным, но не глупым: он даже не без труда становится глупым.

Следовало бы сказать чуть ли не обратно. Человек рождается всегда невежественным и очень часто глупым; если же он не глуп, то нет ничего более легкого и, к сожалению, более согласного с опытом, чем сделать его глупым.

Тупость и гениальность занимают два противоположных конца шкалы человеческого ума. Невозможно изменить тупость, но легко изменить гениальность.

Стр. 6.- Есть двух видов тупость: одна - естественная, другая - благоприобретенная.

Я хотел бы знать, как можно справиться с естественной тупостью? Всех людей можно разместить между максимальной проницательностью и максимальной тупостью, между г. Даламбером и г. Дутрело, и, несмотря ни на какое воспитание, всякий остается приблизительно на своей полочке. Пусть только мне дадут пощупать какого-нибудь человека, и я вскоре определю, что он добился прилежанием и что он получил от природы. Тот, кто не обладает этим чутьем, нередко будет принимать орудие за изделие и изделие за орудие.

Между двумя соседними полочками существует небольшое, но непреодолимое расстояние, и, чтобы установить естественное неравенство, необходимы, с одной стороны, упорный труд, а с другой - почти столь же постоянное разгильдяйство.

Человек, которого природа поместила на определенной полочке, сидит на ней без усилия и уверенно. Человек, который забрался на полочку, расположенную выше, чем та, которая подобала ему от природы, шатается на ней и чувствует себя там нехорошо; он предается длительным размышлениям по поводу какой-нибудь проблемы, которую другой решает в то время, как ему завивают папильотки.

Здесь автор смешивает тупость с невежеством.

Стр. 7 - Если уж обременен грузом ученого невежества, то он уже не доберется до истины; он лишился стремления, побуждавшего его двигаться к ней...

А одинаково ли во всех людях это естественное или благоприобретенное стремление?

Человек, не знающий ничего, может научиться; дело только в том, чтобы зажечь в нем желание учиться.

Но все ли одинаково способны на это желание?

Стр. 8.- Что делает воспитатель? Чего желает он? - Расправить крылья гению.

Значит, гений предшествует воспитанию.

Древние сохраняют как в области морали, так и в области политики и законодательства превосходство над современными народами; этим они обязаны не организации, а воспитанию.

- Но что же это доказывает?

- Что один народ мало отличается от всякого другого народа.

- Но кто отрицает это?

- Что если бы французов воспитывали, как римлян, то у них тоже были бы свои Цезари, свои Сципионы, свои Помпеи, свои Цицероны.

- Почему нет? Значит, хорошее воспитание может сделать у любого народа из любого индивида, из какого-нибудь Терсита, великого человека, Аннибала, Александра, Ахилла? Уверяйте в этом кого угодно, но только не меня.

Почему такие знаменитые люди столь редки даже у тех народов, где все граждане получали рекомендуемое вами воспитание?

Господин Гельвеций, ответьте на маленький вопрос. Вот пятьсот только что родившихся детей; их готовы отдать вам на воспитание по вашей системе; скажите мне, скольких из них вы сделаете гениальными людьми? Проанализируйте хорошенько все свои ответы, и вы найдете, что в конечном счете в них все сводится к различию организации, этому первичному источнику лености, легкомыслия, упрямства и прочих пороков или страстей.

Стр. 12.- Истинными наставниками нашего детства являются окружающие нас предметы.

- Верно, но как они наставляют нас?

- При помощи ощущения.

- Но возможно ли, чтобы при различии организации ощущение было одинаковым?

Разнообразие ощущений так велико, что если бы каждый индивид мог создать себе язык, соответствующий его сущности, то было бы столько же языков, сколько индивидов; ни один человек не говорил бы ни здравствуй, ни прощай так, как другой человек.

- Но в таком случае не было бы ни истины, ни добра, ни красоты?

- Я этого не думаю; разнообразие этих наречий все же не смогло бы исказить этих представлений.

...Почти во всех рассуждениях нашего автора предпосылки верны, а выводы ложны; но предпосылки эти полны ума и проницательности.

Трудно признать его рассуждения удовлетворительными, но легко исправить его выводы и заменить правильным умозаключением его ошибочное умозаключение, грешащее обычно лишь слишком большой общностью. Надо только ограничить его.

Он говорит: Воспитание значит все. Скажите: Воспитание значит много.

Он говорит: Организация не значит ничего. Скажите: Организация значит меньше, чем это обычно думают.

Он говорит: Наши удовольствия и страдания сводятся всегда к физическим удовольствиям и страданиям. Скажите: Довольно часто.

Он говорит: Все те, кто понимает какую-нибудь истину, могли бы открыть ее. Скажите: Некоторые.

Он говорит: Нет такой истины, которую нельзя было бы сделать доступной всем людям. Скажите: Есть мало таких истин.

Он говорит: Интерес вполне заменяет недостаток организации. Скажите: Более или менее, в зависимости от недостатка.

Он говорит: Случай создает гениальных людей. Скажите: Он помещает их в благоприятную обстановку.

Он говорит: При помощи труда и умственного напряжения можно справиться решительно со всем. Скажите: Можно справиться со многим.

Он говорит: Воспитание - единственный источник различия между людьми. Скажите: Это один из главных источников.

Он говорит: Нельзя сделать ни с одним человеком ничего такого, чего нельзя было бы сделать с другим человеком. Скажите: Мне кажется, что так бывает иногда.

Он говорит: Климат не имеет никакого влияния на умы. Скажите: Климату приписывают слишком большое влияние.

Он говорит: Только законодательство и правительство делают народ невежественным или просвещенным. Скажите: Я признаю это относительно массы населения; но и при калифах были великие врачи, был такой поэт, как Саади.

Он говорит: Характер зависит целиком от обстоятельств. Скажите: Я думаю, что они видоизменяют его.

Он говорит: Можно создать у человека любой темперамент; но, каков бы ни был полученный им от природы темперамент, это нисколько не влияет на его умственные способности, на возможность для него стать гениальным человеком. Скажите: Темперамент не всегда является непреодолимым препятствием на пути к умственному прогрессу.

Он говорит: Женщинам можно давать то же самое воспитание, что и мужчинам. Скажите: Их можно было бы воспитывать лучше, чем это обыкновенно делают.

Он говорит: Все, что исходит от человека, сводится в конечном счете к физической чувствительности. Скажите: Как к условию, но не как к мотиву.

Он говорит: Часто гораздо труднее понять какое-нибудь доказательство, чем найти какую-нибудь истину. Скажите: Но это не доказывает вовсе равенства умственных способностей.

Он говорит: Все нормально организованные люди одинаково способны ко всему. Скажите: Ко многому.

Он говорит: Гипотетическая лестница, отделяющая друг от друга людей по их умственным способностям,- химера. Скажите: Она, может быть, не так длинна, как это воображают.

То же самое относится ко всем его утверждениям, из которых ни одно не является ни абсолютно истинным, ни абсолютно ложным.

Право, нужно быть очень упрямым или очень неумелым, чтобы не заметить этого и не устранить легких недостатков, которые будут усиленно подчеркивать зависть одних, ненависть других и благодаря которым книга, изобилующая массой наблюдений и фактов, будет отнесена к классу чрезмерно педантических произведений, так справедливо раскритикованных нашим автором.

Всякий беспристрастный и рассудительный читатель найдет книгу Гельвеция, несмотря на все ее недостатки, превосходной. Она вызовет большое возмущение, потому что она полна нападок на могущественных людей, потому что исключительные люди отнесены в ней к классу средних людей, откуда они были извлечены лишь мало лестными для их тщеславия обстоятельствами; но это возмущение не будет длительным, потому что автор умер и приходится отказаться от сладостного удовлетворения погубить его, что непременно случилось бы, будь книга его опубликована при жизни.

Я отнесся слишком строго к этому произведению на основании рукописи, которая показалась мне довольно бездарным и многословным переложением нескольких дурных строк из книги "Об уме": я отнес тогда эту работу к группе тех посредственных произведений, всем достоинством которых являлась лишь смелость и которые извлекал из мрака забвения лишь приговор судьи, осудившего их на сожжение. Я изменил свое мнение. Я ценю и очень ценю этот трактат "О человеке". Я нахожу в нем всякого рода литературные достоинства и все добродетели, характеризующие честного человека и хорошего гражданина. Я рекомендую чтение его своим соотечественникам, но особенно правителям государства, чтобы они, наконец, поняли, какое влияние имеет хорошее законодательство на процветание и благополучие государства, и убедились в необходимости лучшего общественного воспитания; чтобы они освободились от глупого предубеждения, будто ученый-философ - это лишь мятежный подданный, способный быть только скверным министром. Я рекомендую его родителям, чтобы они не слишком быстро приходили в отчаяние от своих детей; людям, гордящимся своими талантами, чтобы они поняли, что расстояние, отделяющее их от массы их ближних, не так велико, как это кажется их гордости; всем авторам, чтобы они увидели, до каких нелепостей может дойти человек недюжинного ума, но слишком упрямый в своих взглядах, и чтобы они благодаря этому стали осмотрительнее.

Стр. 13. - Когда ребенок покидает утробу матери и открывает перед собою двери жизни, он входит в нее без представлений и страстен.

Без представлений - это верно, но со способностью воспринимать их, сравнивать и предпочитать некоторые из них и усваивать их легче, чем другие. Без вполне готовых страстей - я этого не знаю; без способных к развитию страстей - я это отрицаю; с одинаковой склонностью ко всякого рода страстям - я это тоже отрицаю; со склонностью ко всякого рода страстям - мне кажется, я могу и это отрицать. Есть люди, которым никогда не была знакома скупость. Очень редко бывает, что у человека нет какой-нибудь господствующей страсти; еще реже, чтобы над ним одинаково господствовали две страсти; столь же редко, чтобы какая-нибудь господствующая страсть не раскрывалась перед внимательным человеком в первые же годы жизни, задолго до зрелого возраста. Угрюмый ребенок оказывается угрюмым в шесть месяцев. Ребенок бывает живым или вялым, нетерпеливым или спокойным, хладнокровным или раздражительным, печальным или веселым. Все рассуждения нашего автора могут заставить думать, что он никогда не наблюдал детей.

Дени Дидро. Собрание сочинений, т. II. М., ГИХЛ, 1940, стр. 120-242.

План университета или школы публичного преподавания всех наук для Российского правительства

Что такое университет

Университет есть школа, двери которой одинаково открыты для всех детей народа, школа, где преподавание ведут оплачиваемые государством лица, которые сообщают ученикам элементарные знания по всем наукам.

Я говорю "одинаково", потому что было бы столь же жестоким, сколь и нелепым обрекать на невежество людей, занимающих низшее положение в обществе. Я говорю "всех наук", ибо в каждой из наук имеются такие знания, которыми никак нельзя пренебрегать. Число хижин и прочих частных жилищ относится к числу дворцов, как десять тысяч к единице, и соответственно с этим мы имеем десять тысяч шансов против одного за то, что гений, талант и добродетель скорее выйдут из стен хижины, нежели из стен дворца.

Добродетель? Да, добродетель, так как, для того чтобы быть истинно прекрасным человеком, требуется гораздо больше разума, больше просвещенности и больше силы, чем то принято думать. Может ли быть назван хорошим человек, лишенный сознания справедливости, и может ли существовать справедливость без просвещенности?

Чем меньше богатств окружают колыбель новорожденного младенца, тем яснее родители его сознают необходимость дать ему образование и тем серьезнее и быстрее сам ребенок будет усваивать знания. Ему, привыкшему наблюдать трудовую жизнь, труд учения покажется менее неблагодарным. Родители ребенка, рожденного в бедности, своими грубыми попреками порою добьются большего, нежели родители-богачи, которые прибегают к ласкам или даже слезам, воспитывая своего избалованного роскошью отпрыска. В первом случае усилия родителей будут поддерживаться строгостью, необходимой для искоренения беспечности или лености. Ребенок, слыша постоянно предупреждения о том, что ему грозит в будущем, если он не воспользуется заботами и помощью учителей, постарается быть как можно прилежнее. Инстинктивно он и сам почувствует, что лучший способ достичь счастья в жизни - это отличиться на том поприще, которое он изберет для себя. Ему придется рассчитывать исключительно на свои успехи, а не на протекцию. Этот урок он усвоит тем яснее, что сам убедится, как грубо и как недостойно учителя выказывают предпочтение детям богатых родителей и как полезно делу строгое отношение учителей к детям бедняков.

Собственно говоря, публичные школы следует устраивать для таких детей, чьи родители не могут нести расходы на домашнее воспитание или по своим занятиям лишены возможности следить за воспитанием ребенка. Но ведь такие отцы и составляют основную массу населения.

О публичном образовании

Законы, отвечающие потребностям массы населения, не могут считаться с особенностями отдельных людей. Будучи полезными для большого числа людей, они неизбежно должны нарушать интересы некоторых отдельных индивидов.

Способности или отсталость, т. е. качества лица, выделяющегося из массы своими умственными данными или же своею тупостью, скажут нам, какой уровень образования явится в данном случае подходящим: высший или низший. Но в основу публичного воспитания, по общему правилу, должен быть положен средний уровень человеческого ума. Нельзя не отметить прямой противоположности между методом, применяемым для развития десятков учеников в школе, и методом обучения отдельных учеников. И если цель преподавания, а также характер заданий должны соответствовать возможностям множества учеников, то отсюда следует, что интересы гения, идущего обычно большими шагами, будут отчасти принесены в жертву интересам массы, которая продвигается вперед более медленно или даже только тащится за ним...

Преимущества положения вашего величества

Момент, избранный вами для составления плана университета, весьма благоприятен. Человеческий ум, по-видимому, отверг прежнюю ходульность; полная бесплодность изучения схоластики стала общепризнанной; неудержимая страсть к систематике ослабела; прекратились споры об аристотелизме, картезианстве, мальбраншизме и лейбницианстве; стремление к подлинному знанию царит повсюду, и знания всякого рода достигли значительной степени совершенства. У вас не имеется тех старинных учреждений, которые могли бы составить оппозицию вашим взглядам; перед вами широкое поле, свободное от всяких преград, на котором вы можете строить так, как вам будет угодно. Я вовсе не хочу льстить, я говорю искренно и уверяю вас, что с этой стороны ваше положение более выгодно, чем наше.

Об учебном плане

После этих замечаний вернусь к сравнению науки с главной аллеей, где вас, ваше величество, встречала толпа людей, кричащих хором: "Дайте нам образование! Мы ничего не знаем! Пусть нас обучают!"

Не все эти люди способны и предназначены для того, чтобы пройти эту длинную аллею до конца. Одни из них дойдут до какой-то определенной се точки, другие - несколько дальше, и, по мере того как они будут продвигаться вперед, число их будет сокращаться.

Какой же первый вывод можно сделать из этого? Ответ нетруден. Их следует обучать тому, что полезно для каждого, к какому бы рангу общества он ни принадлежал.

Дальнейшие мои занятия будут относиться к предмету, насколько менее общему, но имеющему, однако, важность для значительного большинства.

Третьим предметом моих занятий будет тот, который явится менее общеполезным, чем предшествующий, и который будет нужен для меньшего числа людей, а именно лишь для тех, которые последовали за мною до данного места.

И так далее, вплоть до конца обучения. Общеполезность обучения будет уменьшаться по мере того, как число моих слушателей будет становиться все меньшим.

Я классифицирую предметы и занятия по тому же принципу, по которому наш натуралист Бюффон классифицировал животных, минералы и растения. Бюффон рассказывает сначала о корове, животном, с которым полезно познакомиться всем нам; затем он переходит к описанию лошади, далее осла, мула, собаки; волк, гиена, тигр, пантера отодвинуты у него тем дальше, чем дальше они стоят от нас в природе и чем меньше пользы мы можем извлечь из знакомства с ними или чем меньше зло, угрожающее нам от них.

Каков же будет результат? Учащийся, у которого не хватит силы и мужества пройти весь курс до конца, покинет университет раньше срока, но все же унесет с собою ряд знаний, могущих оказаться для него полезными.

Я настаиваю на этом принципе; он должен стать краеугольным камнем всего здания. Если этот камень будет заложен криво, все здание рухнет; если он ляжет хорошо, здание останется непоколебимым на долгие времена.

Знания основные и знания вторичные

Имеется два вида знаний: одни, которые я назвал бы основными, или первоначальными, и другие, которые я назову вторичными, или условными. Первоначальные знания необходимы для всех состояний, и, если их не приобрести в юные годы, придется затем наверстывать в более зрелом возрасте, рискуя ошибиться на каждом шагу или искать столь же часто помощи со стороны. Вторичные же знания необходимы лишь для той профессии, которую человек избирает для себя сам. Первоначальные знания носят общий характер, тогда как знания вторичные требуют углубления. Лишь углубленные первоначальные знания сообщают человеку профессиональную подготовку.

Не все профессии требуют одинаковой меры первоначальных пли элементарных знаний, составляющих длинную цепь законченного цикла предметов. Эти знания нужны чернорабочему в меньшей мере, чем фабриканту; фабриканту - в меньшей мере, чем коммерсанту; коммерсанту - меньше, чем военному; военному - меньше, чем судье или священнику, а этим последним - меньше, чем общественному деятелю.

Важно, чтобы каждый учащийся в большей или меньшей мере прошел те предметы, которые необходимы для профессии, им избранной. Так, если судья пройдет все первоначальные и вторичные науки, необходимые для его деятельности, и закончит свое образование, то ему реже придется передавать дела на заключение экспертов-юристов и он более здраво будет судить о добросовестности или недобросовестности их заключений.

Приведем другой пример, менее серьезный. Возьмем поэта. Существует ли какая-либо область искусства или природы, которая не должна входить в круг его познаний? Можно ли быть крупным поэтом, не зная языков ни древних, ни новых? Можно ли быть крупным поэтом без некоторого знания истории, физики и географии или без знания обязанностей человека и гражданина, без знаний, относящихся к законам, управляющим общественной жизнью, к религии, к различным формам правления, нравам и обычаям народов, к обществу, членом которого этот поэт состоит, к страстям, порокам и добродетелям, к пониманию характеров и, наконец, ко всей морали? Как велика, например, была эрудиция Гомера или Вергилия! Чего только им не пришлось изучить перед тем, как они взялись за перо! Наши поэты Корнель и Расин не стали бы тем, чем они стали, если бы они не получили такого образования. Чем отличается Вольтер от всех наших молодых литераторов? Вольтер знает очень много, а наши молодые литераторы часто невежественны. Произведения Вольтера богаты мыслями, произведения же новейших писателей пусты. Они хотят петь, и у них хорошая глотка, но за отсутствием достаточных знаний они поют лишь приятные для слуха пустячки.

Профессия поэта, таким образом, требует долгого учения. Первоначальные познания, необходимые ему, разнообразны и сложны. То же самое я сказал бы и относительно оратора, ученого и лица любой профессии, которая не терпит посредственности и для занятия которою одного образования недостаточно. Впрочем, если эти лица лишь немногим превосходят средний уровень, они малополезны обществу.

Когда в основу учебного плана публичной школы кладут знакомство с древними языками, это значит, что нацию решили наводнить ораторами, священниками, монахами, философами, юристами и врачами...

Обществу нужно иметь больше философов, чем врачей; врачей больше, чем юристов; юристов больше, чем ораторов, и ему почти не нужны поэты.

Задачи публичной школы

Задачи публичной школы состоят вовсе не в том, чтобы дать человеку углубленные знания какого-либо рода; она должна дать лишь первоначальные сведения по возможности большему числу предметов, причем такие знания, отсутствие коих могло бы оказаться пагубным для людей всех состояний, а для некоторых категорий и постыдным. Так, незнание законов было бы гибелью для судьи. Было бы постыдно, если бы он не умел разбираться в истинном красноречии.

При поступлении в школу ребенок несведущ, в школе же он научается владеть собою и устремлять все свои природные способности и все свое усердие к достижению определенной цели. Итак, что же ребенок должен вынести из публичной школы? Ему надо хорошо усвоить элементарные знания.

Расписание дня в коллеже

Древний философ говорил: "Я повелеваю всей Грецией, так как я повелеваю Аспазией, а Аспазия повелевает Периклом, который повелевает всей Грецией". В каждой школе имеется один незаметный слуга, который повелевает Аспазией и деспотически распоряжается всем. Этой Аспазией является звонок. Звонок распоряжается начальником, учителями, префектами, воспитателями, служителями - словом, всеми. Звонок прозвонил, и специальные служители разносят его высший приказ во все двери, стуча в них, пока им не ответят. Час вставания и час отхода ко сну установлены точно как для зимы, так и для лета. Студенты наших коллежей встают в половине шестого утра, впрочем, учащимся низших классов разрешается спать несколько дольше. К 6 часам они должны собраться на молитву в своем классе. Затем они одеваются и готовят свои уроки до 6.45. Потом они завтракают и отдыхают в своей комнате до 8.30. В 8.30 они идут в классы профессора первого цикла занятий и остаются здесь до 10.30. После этого они возвращаются к себе и после короткой перемены возвращаются к индивидуальным занятиям до 11.45. Затем они обедают до 12.24. После обеда устраивается общая рекреация на открытом воздухе, если погода хороша, или в самом здании, для каждого класса в его комнате, если погода плоха. Во время этой рекреации все ученики сходятся вместе. Это длится до 1.30. После этого, вернувшись к себе, учащиеся работают отдельно до 2.30. Затем они направляются в классы для занятий по второму циклу и остаются здесь до 4.30, после чего приступают к занятиям третьего цикла, которые длятся до 5.15. По окончании этих занятий они пьют чай и закусывают, а затем отдыхают до 6 часов. В 6 возвращаются к себе и занимаются до 6.45, затем отдых до 8.00. С 8.00 до 8.45 - ужин, в 9 - молитва и отход ко сну. Этим день учащегося заканчивается.

По средам и субботам классы запираются, и работа приостанавливается как для учителей, так и для учащихся на время с 12 до 6. В 6 часов ученики возвращаются к себе для индивидуальных занятий до 6.45, после чего в продолжение часа происходят репетиции с воспитателями отделения. Первая свободная половина дня используется для всевозможных игр. Отдых необходим как для учителей, так и для учеников. Обычно деревенские дети крепче, чем дети городские; среди городских детей дети простого народа и ремесленников крепче детей богатой буржуазии; наиболее слабы и наименее здоровы дети знати. Одно компенсируется другим.

Сидячая жизнь учащегося, умственное напряжение, упражнения, несогласные с природой, часто служат источником болезней; кровь застаивается и изменяет свой состав, а тело слабеет по мере того, как просветляется дух: это очень грустно.

Прочтя это описание, могут сказать: да, это действительно трудовой день.

- Верно, но что же из того? Разве так уж необходимо иметь много ученых? Разве день промышленника, коммерсанта, судьи, пахаря, менее труден? Разве можно приобрести знания, лежа на боку?

К тому же занятия прерываются отдыхом, изучаемые предметы разнообразятся, тогда как непрерывная работа над одним предметом может довести до скуки, усталости и отвращения не только ребенка, но и взрослого человека. Квинтильян, автор весьма рассудительный, уверяет, что ребенок меньше утомляется, занимаясь четыре часа в день разнообразными предметами, чем просидев четыре часа за одним уроком.

Учащиеся

Для поступающих в школы не установлено определенного возраста. Обучение наших отцов обычно начиналось не ранее пятнадцати лет; родители их считали необходимым, прежде чем позаботиться о духе, хорошенько укрепить их телесные силы. Ныне требуется только, чтобы ребенок, поступающий в школу, обладал знаниями, которые он мог приобрести в родительском доме или в первоначальной школе. Его проэкзаменуют, чтобы узнать, умеет ли он читать, хорошо ли он пишет и знает ли орфографию, знаком ли с правилами арифметики и с основными положениями своей веры.

Имеется три рода учеников: пансионеры, стипендиаты и приходящие (экстерны). Пансионеры живут при коллеже, пользуются квартирой, питанием и обучением за счет родителей. Экстернам предоставляется только обучение. Они приходят в школу из родительского дома и по окончании занятий возвращаются обратно. Стипендиаты отличаются от пансионеров только тем, что расходы на их пропитание, одежду и обучение берет на себя какой-либо благотворитель, состоятельный человек, оплачивающий вакансию. Следует всячески поощрять вельмож к столь достойному употреблению их избытков. Вы, конечно, не преминете показать им в этом пример. Но следует, безусловно, воспретить распоряжение стипендиями лицам, их учредившим, и даже вернуть им их пожертвования, если они не откажутся от привилегии, которая заполнила бы наши школы неспособными учениками. Стипендии должны предоставляться по публичному конкурсу ученикам, которые отличились при строгом экзамене. Не следует терять времени и сил на развитие ума тупого ребенка, которого вместе с тем природа одарила руками, пригодными для простых полезных работ. Надо, чтобы живущие при интернате, пансионеры и стипендианты, отличались от приходящих учеников особой одеждой, так как иначе первые, при выходе из школы легко смешавшись с приходящими, могут обмануть бдительность швейцара и ускользнуть из школы. При входе и выходе из классов должен присутствовать префект.

На одном существенном пункте я буду настаивать, а именно, чтобы члены сената каждую четверть года посещали каждый из классов. Они должны приводить профессоров и преподавателей к присяге о том, что те будут говорить правду и укажут им учеников неспособных, которых надлежит удалить из школы и вернуть родителям. Под неспособным учеником я разумею такого, который не имеет ни охоты, ни талантов к учению. Как это ни рискованно, лучше удалить из школы гения, чем лишить множество детей возможности получить рядовую профессию; это значит сделать из них людей порочных,- неизбежное следствие невежества и лени.

Благодаря этому правилу число учеников будет постепенно уменьшаться, начиная с первого класса и до последнего; их останется немного в том классе, где преподаются древние языки и где фабрикуются поэты и ораторы. Тем лучше!

Следует рассматривать все классы как один большой класс, имеющий несколько отделений, и пребывание учеников в том или ином классе должно определяться только их успехами. Есть ученики, которые понимают быстро и легко, другие, наоборот, соображают медленно и подвигаются медленно; есть ученики прилежные и ученики рассеянные, и потому одних следует оставлять в том же отделении, а других переводить в следующее. Не следует допускать повышения в классе до тех пор, пока ученик не усвоил себе, насколько может, все знания предшествующего класса. К концу каждого года каждый класс будет состоять из некоторого числа новичков и ветеранов. Нельзя допускать оставления в классе более чем на три года. У нас принято удваивать третий класс изучением языков и риторики.

Лучше знать немногое, но хорошо, и даже вовсе не знать чего-либо, чем знать плохо. Ложные знания делают людей упрямыми и самонадеянными, абсолютное же незнание диктует осмотрительность и внушает скромность.

Пусть ученики знают, что продолжительность их занятий будет зависеть исключительно от их прилежания, и пусть строгое применение этого правила умерит честолюбие родителей, желающих поскорее вывести детей из тех подневольных условий, в которых они сами находятся, и сделать из них священников, врачей или судей.

Нет ничего более опасного для общества, чем это пренебрежение отцов к своей профессии и эти бессмысленные переходы от одной профессии к другой.

Не следует допускать никакого произвола ни в содержании уроков, ни в их продолжительности. Никакого произвола ни в наказаниях, ни в наградах. Изгнать наказания телесные. Награждая хороших, мы тем самым наказываем дурных. Краткий кодекс, предусматривающий различные дисциплинарные нарушения, во многом способствовал бы устранению как пристрастий, так и неуместной строгости и избавил бы наставников от ненависти провинившихся, которые наказывались бы по закону. Этот кодекс помог бы и ученикам ознакомиться со своими обязанностями и с теми карами, которые их ожидают в случае невыполнения этих обязанностей. Пусть нарушение дисциплины будет караться строже, чем проступки против нравственности, а эти последние - строже, чем упущения в учебных занятиях. Я склонился бы к тому, чтобы о провинностях учеников наставники сообщали капеллану. Этот последний должен будет во все праздничные и воскресные дни после обедни беседовать с учениками, побуждая их к изучению наук и к благонравию. Порицая одних, капеллан публично отзывался бы с похвалой о тех, которые отличились в течение недели, и называл бы их по фамилиям; он называл бы и тех, которые проявили себя невежественными, ленивыми и порочными. Следует пожелать, чтобы такой капеллан был человеком, не лишенным душевной теплоты и дара речи. Его увещания и его выговоры могли бы заканчиваться чтением статей кодекса, против которых согрешили ученики. На его обязанности лежало бы как назначение наказаний, так и распределение наград и поощрение за успехи в науках и за благонравие. Очередной темой его проповеди могло бы явиться указание на полезность действующих правил и обоснование справедливости кары за их нарушение. Награждая за какой-либо добродетельный поступок, пусть он произнесет хвалебное слово, посвященное добродетели. В другие дни он может охарактеризовать обязанности начальников, учителей, учеников и даже служителей.

Каждую субботу утром во всех классах повторяется пройденное за неделю, и в связи с этим должны распределяться хорошие и дурные отметки. Следует ввести внешние отличия за прилежание, следует назначать премии и, что еще важнее, давать награды за благородные поступки так же, как за хорошо приготовленные уроки. Тогда законодательство народов и школьное законодательство перестанет считать, что добродетель - ничто.

Главное же, чтобы внушить учащимся известные надежды на будущее, следовало бы назначать на государственные должности наиболее отличившихся из оканчивающих учеников. Одним из недостатков нашего образования является то, что оно не приводит ни к чему, ни к какому более видному положению в обществе.

Четыре раза в год должен происходить публичный экзамен в каждом классе. Печатные программы будут содержать сведения о характере испытаний с приглашением к гражданам посетить их; при этом ответы на задаваемые вопросы должны даваться всеми учениками класса, в том числе и наименее сведущими; это послужит превосходным средством поощрения прилежных и наказания ленивых, поддержит соревнование между учителями. Публичные экзамены должны происходить по всем трем циклам обучения.

Не все учащиеся обладают одинаковыми способностями ко всему. У одного прекрасная память. Он будет быстро успевать по истории и географии. Другой, более склонный к рассуждению, легко будет комбинировать цифры и линии и почти без труда усвоит себе арифметику и геометрию. Если преподавание в продолжение всего курса будет ограничено только одним предметом, то учащийся, по природе мало способный к этому предмету, впадет в уныние и отчаяние; если же преподавание охватит сразу несколько предметов, то, пережив минуту стыда, он узнает и момент торжества и славы, и его родители вернутся с публичных экзаменов с чувством некоторого удовлетворения.

В наших школах в течение пяти или шести лет подряд преподают только древние языки; понятно, почему там три или четыре наиболее успевающих ученика подавляют всякое соревнование среди всех прочих.

Если в течение трудового дня каждый из учеников будет применять свои способности всесторонне, то вряд ли первенство сохранится за каким-либо одним из учеников, все они будут иметь причину уважать друг друга.

Об учителях

Если вы хотите верно судить о школе, то посмотрите, обещают ли ученики сами стать хорошими учителями. Школа, дающая такой результат, хороша, в противном случае - она плоха. Каких качеств мы должны желать хорошему учителю? Глубокого знакомства с предметом, который он будет преподавать, честной и чувствительной души.

Если занятия учителя будут оплачиваться хорошо, если его профессия будет почитаться особо почтенной, если получаемое им вознаграждение будет единственным источником его существования и если он знает, что, потеряв должность, он лишится и уважения, и средств к жизни, ручаюсь, что учитель будет добросовестным или, по крайней мере, приложит все усилия, чтобы казаться таким. Постараемся же извлечь из личных интересов и из самолюбия то, что мы с большей охотой извлекли бы, обращаясь к естественным наклонностям.

В число учителей не следует вовсе допускать духовных лиц, кроме как на богословский факультет. Уже по роду своих занятий они не могут не соперничать со светской властью, а мораль сих ригористов ограниченна и мрачна.

Супружеская жизнь не препятствует рабочему продолжать его занятия, адвокату посещать заседания судов, магистрату или сенатору отдаваться государственным делам; брак не должен рассматриваться как препятствие и для учителя отделения либо профессора. Оба они могут быть холостыми или женатыми; если у них есть дети, это только хорошо, ибо, являясь отцами семейства, они будут более снисходительны к ученикам. Холостым следует предоставить выбор жить или в интернате, или вне его, женатые же должны быть вне коллежа. Допускать женщин в коллеж нельзя, так как смешение обоих полов не замедлит внести туда дурные нравы и распри. Учитель, обремененный семейством, должен пользоваться равным обеспечением с учителем холостым, а потому ему следует выдавать известную прибавку для оплаты квартиры. То, что я говорю относительно учителей, должно распространяться на всех служащих университета.

Я требую от учителя только добрых нравов, так же как я потребовал бы их от каждого гражданина; только такой просвещенности, какая потребна для преподавания в школе, и хоть немного терпения, которое у него, несомненно, найдется, если он вспомнит, что и сам был когда-то неучем.

Ученики переходят из класса в класс, но учитель остается в своем классе.

Надзор за публичным образованием может принадлежать только государству. В руках государства должны быть сосредоточены назначения и увольнения ректора, заведующих, профессоров, устранение репетиторов и исключение из школ детей неспособных или порочных.

Если университет состоит из нескольких коллежей, то я не возражал бы против обложения учащихся и их родителей небольшой платой, вносимой по триместрам. Бесплатность публичного образования развратила наших преподавателей; в самом деле, что им до того, будет ли у них много или мало учеников, будут ли они хорошо или плохо исполнять свои обязанности; дела у них меньше, а вознаграждение они получат то же.

Другое соображение, говорящее в пользу установления небольшой платы за нравоучение,- это стремление несколько сократить число учащихся, ибо наплыв их будет всегда весьма велик, каковы бы ни были в будущем условия жизни нации. Легкость поступления в публичные школы, честолюбие родителей, скаредность - все это заставляет их предпочитать бесплатное ученичество, независимо от возможностей ребенка; отвлекает множество детей от профессий их отцов, и в результате большие торговые дома приходят в упадок, важные для страны отрасли промышленности глохнут и исчезают, корпорации ремесленников беднеют. И все это ради чего? Чтобы сделаться доктором.

Не следует относиться легко к провинностям учителей, порочные наставники не заслуживают снисхождения. Отцы, ваше неуместное снисхождение к наставникам детей ваших падет на их и на ваши головы; государи, ваше неуместное снисхождение к плохим наставникам падет на ваш народ и на вас самих.

Я ограничусь двумя словами относительно самого преподавания. Если ученики поймут, как тяжел труд учителя, они легче будут переносить свою собственную усталость. Вместо того чтобы подчеркивать превосходство своих знаний, разумнее делать вид, что сам учишься и работаешь вместе с учениками; именно так легче всего ознакомить учеников с искусством объяснения. Приведу пример. Пусть учитель, решающий для своего ученика арифметическую задачу, допустит ошибку; затем он признает ее и вернется назад; начав решение задачи снова, он, наконец, найдет правильное решение. Я полагаю, что этим путем он лучше научит своего ученика, нежели когда быстро и без всяких доказательств даст ему верное решение. Следует проводить различие между ошибкой, проистекающей из невежества или невнимательности, и ошибкой нарочитой; эта последняя держит ученика настороже; заметив ее, он торжествует и испытывает удовлетворение, он привыкает проверять себя, постепенно приучается отыскивать истину и развивает свою сообразительность. Ошибка же, вызванная невежеством, приводит лишь к потере времени и к недоверию. Метод намеренных ошибок мог бы в некоторых случаях сгладить и невольные ошибки и избавил бы учителя от необходимости краснеть. Этот метод обучения, на первый взгляд сложный и спорный, по самой своей сути есть метод сократический.

Недостаточно регулярно оплачивать труд учителей, нужно также обеспечить их старость и инвалидность. Предоставление пожизненной пенсии после определенного числа лет беспорочной службы сделало бы их более внимательными к своим обязанностям, больше привязало бы их к месту и послужило бы им поддержкой в их трудных занятиях.

Не рискую высказываться по такому вопросу, позволительно или нет учителям принимать подарки или иные приношения от родителей; разрешить - это значит родить злоупотребления, запретить - еще не значит воспрепятствовать этому. Издание запретительных законов, исполнение которых затруднительно,- плохая политика.

Как раздобыть учителей? В настоящее время их приходится приглашать из всех стран, закрывая глаза на то, хороши, посредственны или плохи они, лишь бы они были людьми добрых нравов. Им приходится платить большое жалованье. При отправке учащихся в Лейден, Лейпциг, Лондон и Париж их обычно подчиняют надзору порядочного человека, который следит за их нравственностью и за успехами в науках, собрав их под одной крышей.

Надобно также поощрять премиями граждан просвещенных стран, изучающих русский язык. Следует, например, предложить такую-то сумму тому, кто приедет в Москву или Петербург с достаточным знанием русского языка для преподавания геометрии, такую-то сумму тому, кто, зная русский язык, сможет преподавать медицину, юриспруденцию или изящные искусства,- и будьте уверены, что, если приглашения эти будут постоянно возобновляться и обещания будут выполнены, это средство приведет к желанной цели.

В настоящее время достаточно набросать план постройки, заложить для будущего лишь фундамент и установить вехи, предоставив завершение дела преемникам.

Классные пособия

Почти по всем предметам приходится еще составлять пособия; без них на обучение уходило бы много времени и много усилий, и в конце концов ученики получили бы неполные и неглубокие знания. Пособия нужны для всех возрастов и по всем предметам. Впрочем, имеются прекрасные трактаты всякого рода, а классное пособие могло бы явиться хорошим сокращением этих больших трактатов.

Почему так редко встречаются умело сокращенные курсы? Дело в том, что правильно составить их может лишь человек, методически подготовленный и вдумчивый; полуспециалист (а иной раз и специалист) не может систематизировать положения науки, дать определение терминов, отличить существенное от несущественного, быть всегда ясным и точным. К сожалению, люди, способные взяться за такое дело, порою в погоне за славой предпочитают двигать свою науку, нежели повторять в пособиях то, что уже достигнуто ею.

Составление хорошего пособия предполагает, что соответствующая наука или искусство уже достигли высокой степени совершенства. Наше время - наиболее подходящий момент для такой работы. Я уверен, что государь, который пожелает заняться этим, через три-четыре года будет иметь все необходимые пособия. Ваше величество уже поставили себе эту задачу. Выполнение ее следует поручить по возможности всем специалистам Европы. Пусть ваше величество скажет Даламберу: "Г-н Даламбер, составьте, пожалуйста, для меня необходимые пособия по математическим наукам...", и г-н Даламбер сделает это, и сделает хорошо.

Школьные здания

Каждый факультет должен иметь свой отдельный корпус, наподобие здания факультета искусств, которое служит моделью для всех остальных. В таком корпусе находятся квартиры для заведующего, для эконома, для префекта и капеллана, отдельные квартиры для профессоров и комнаты для репетиторов, затем общие залы для занятий и репетиций студентов младших классов, общие спальни для студентов младших классов, общие залы для занятий и репетиций студентов старших классов, небольшие комнаты для более взрослых студентов, определенное число классных комнат (по числу профессоров и отделений), залы для закрытых рекреаций, библиотека и квартира библиотекаря, кабинет с инструментарием, необходимым для изучения математики, астрономии и экспериментальной физики, кабинет естествознания, анатомический театр, собрание анатомических препаратов, химическая лаборатория, склад лекарственных веществ, госпиталь, примыкающий к медицинским школам, и семинарий, примыкающий к теологическому факультету.

Вот все, что я могу сказать относительно устройства университета. Пусть ваше величество присоединит к этому все, что я по необходимости опустил, и сократит все, что признает ненужным.

Ведь многое из того, что могло бы показаться излишним для данного времени, позже станет необходимым; быть может, даже ранее конца вашего царствования, если оно продлится столько, сколько вы мне обещали. Я считал бы себя удовлетворенным, если бы вы приняли этот труд как свидетельство моей преданности и признательности. За высказанные в этом плане идеи, хорошие или плохие, я несу ответственность лично; они внушены мне недостатками моего собственного образования. Мне легко было бы писать более кратко, но я мог бы быть и более пространным, что всего легче.

Дени Дидро. Собрание сочинений, т. X, М., ГИХЛ, 1947, стр. 275-371.