II. Основные предположения генетической теории памяти
1. Основные виды памяти. Разногласия между исследователями памяти можно, конечно, объяснить субъективными причинами. Теории различных исследователей с различной степенью совершенства, соответственно квалификации исследователей, отражают одно и то же явление - память. Но разногласия настолько велики и в то же время настолько велика квалификация многих из этих исследователей, что, пожалуй, закрадывается подозрение, в субъективных ли несовершенствах исследователей только причина их разногласий.
Наш обзор истории проблемы памяти показывает, что с самого начала научной разработки этой проблемы память рассматривается в теснейшей связи с воображением, а объектом памяти считаются образы. Так рассматривала память античная психология. Такого же взгляда на нее, полностью или частично, придерживается ряд представителей новой психологии. Условимся называть память, имеющую дело с образами, образной памятью. Тогда мы можем сказать, что многие исследователи изучали, исключительно или преимущественно, образную память, и именно с изучения этой памяти началась история проблемы памяти. Но совершенно ясно, что те, которые изучают выучивание движениям, изучают совершенно другой вид памяти. Если первые исследователи сближали память с воображением, то эти сближают память с привычкой. Условимся эту память называть, как это нередко делают, моторной памятью (la memoire motrice).
Техника экспериментального изучения так называемой механической памяти обычно состоит в предъявлении тем или иным способом бессмысленного вербального материала, который испытуемым известное количество раз вербально повторяется. Правда, не всегда, не во всех случаях давался вербальный материал, и не всегда испытуемый вербально повторял. Но огромное большинство исследований производилось именно так, и именно на них были получены все основные положения экспериментальной психологии памяти. Ясно, что такие исследования были, собственно говоря, исследованиями выучивания определенных речевых движений, поскольку влияние смысла тщательнейшим образом элиминировалось. Понятно поэтому, что эти исследования принципиально мало чем отличались от исследований, например, выучивания ручным движениям. Речь идет все о той же моторной памяти, памяти-привычке.
Но именно эту память устраняет из своего исследования Жане, и не ее он считает памятью в подлинном смысле этого слова. Наоборот, то, что Жане понимает под памятью, во многих отношениях прямая противоположность привычке. Если пользоваться общепринятыми терминами, то память у Жане больше, чем на что-либо иное, похожа на то, что обыкновенно называют логической памятью, и является как бы своеобразной разновидностью ее.
Таким образом, когда различные исследователи изучали память, то одни изучали главным образом или даже исключительно образную память, память-воображение, другие - моторную память, память-привычку, а третьи, пожалуй, - логическую память, память-рассказ или память-мышление, как иногда интерпретировали эту память. Не удивительно, что, изучая совершенно различные виды памяти, исследователи приходили к различным результатам, думая, однако, при этом, что все они изучают одно и то же. Еще большая неразбериха получалась, когда один и тот же исследователь или компилятор (чаще всего так поступали именно авторы учебников или сводных работ о памяти) в одной и той же работе, при этом не отдавая себе в том отчета, смешивал воедино подобные различные, порой даже противоположные результаты.
Моторная память, или память-привычка, образная память, или память-воображение, логическая память, или память-рассказ (па уточнении терминологии мы пока не останавливаемся), - вот три основных вида памяти, как они устанавливались из анализа истории проблемы памяти. Так, например, Аристотель изучал главным образом образную память, Уотсон - память-привычку, а Жане - память-рассказ. Наряду с этими тремя основными видами памяти некоторыми исследователями называется еще один вид памяти - аффективная память, память чувств. Особенно Рибо настаивал на существовании этой памяти, хотя не было недостатка и в тех исследователях, которые отрицали ее. Откладывая разбор дискуссии по этому вопросу до одной из следующих глав, допустим пока в виде предположения существование и этого - четвертого - основного вида памяти.
Итак, разногласия между исследователями памяти объясняются в значительной степени тем, что они исследовали различные виды памяти. Таким образом, противоречия исследователей в этом отношении являются отражением реальных противоречий в самой изучаемой ими действительности - памяти, отражением тех противоречий, которые реально существуют между различными видами памяти.
Но что представляют собой эти виды памяти? Диалектик Гегель, как раз разбирая проблему представления, указывал на то, что способности представления или силы души, о которых учит обычная психология, на самом деле являются рядом ступеней развития представления. Нельзя ли попробовать применить эту точку зрения и к видам памяти? Не являются ли различные виды памяти лишь различными ступенями развития памяти?
2. Основные виды памяти как генетически различные "уровни" памяти (предварительная гипотеза). Даже самый беглый обзор онтогенетического развития человека показывает, что вышеупомянутые четыре основных вида памяти появляются в онтогенезе далеко не одновременно. Бесспорно, позже всех других видов памяти развивается память в понимании Жане, которую, не гонясь пока за точностью терминов, условимся называть памятью-рассказом, или логической памятью. По утверждению Жане, эта память имеется у ребенка начиная только с 3 или 4 лет. Когда заканчивается развитие этой памяти, мы не знаем, но педагогический опыт показывает, что развитие этой памяти продолжается еще в юношеском возрасте.
По данным Штерна* первые зачатки свободных воспоминаний наблюдаются только на втором году жизни, и, пожалуй, было бы осторожнее всего именно с этим связывать начало выступания образной памяти. Даже если проявить уступчивость и допустить участие "образов" в "припоминании" в виде так называемой связанной памяти, когда ребенок припоминает что-либо, ассоциированное с данным наличным стимулом, то по Штерну, такое припоминание фигурирует только с 6 месяцев. С другой стороны, если считать для человека наиболее характерной образной памятью зрительную память, то, судя по тому, что эйдетические** образы после полового созревания сильно ослабевают, правдоподобно предположить, что, во всяком случае, уже в юношеском возрасте образная память не прогрессирует.
* (Штерн, Вильям - немецкий психолог и философ. См. примеч. 6 к работе "Развитие мышления школьника".)
** (Эйдетический образ - чрезвычайно яркий наглядный образ предмета в отсутствие этого предмета; обладающий эйдетизмом человек не просто представляет предмет, а как бы видит его, воспринимает как наяву. Наиболее часто встречаются зрительные эйдетические образы. Эйдетизм встречается главным образом в детстве. Среди взрослых он, как правило, встречается у представителей техпрофессий, которые связаны с оперированием наглядными образами, например у художников.)
Аффективная память наименее изучена, и еще даже не улеглась дискуссия о том, существует ли она. Поэтому здесь паши предположения могут быть особенно гадательны. Однако кое-какие предположения, правда, довольно неопределенные в смысле сроков, можно попытаться сделать. Если ребенок плачет или испугался после чего-либо, то здесь его плач и испуг - непосредственный результат действия данного стимула. Но если он плачет или испугался перед чем-нибудь, только от одного вида его, причем нет оснований предполагать здесь унаследованной инстинктивной реакции, то, пожалуй, наиболее правдоподобно предположить, что вид данного стимула оживил его прежнее чувство, т. е. что здесь имеет место аффективная память. Такие аффективные реакции до непосредственного действия данного стимула почти не изучены, в частности относительно сроков появления их. Но, во всяком случае, они уже несомненно имеются у 6-месячного ребенка, даже, кажется, раньше.
"Самый первый сочетательный рефлекс вырабатывается уже на первом месяце жизни ребенка. Он состоит в следующем: если ребенка взять на руки в положении кормления, то он проявляет комплекс пищевых реакций без всякого при этом специального воздействия на пищевую зону... Если взять ребенка в вертикальном положении и поднести его к раскрытой груди матери с выдавленной каплей молока на ней, пищевой реакции нет. Если же ребенка берет в положении кормления сотрудник (мужчина), ребенок начинает делать сосательные движения. Очевидно, что самым ранним и первым сочетательным рефлексом является возникновение пищевых реакций в положении кормления. В течение первого месяца этот рефлекс вырабатывается у всех нормальных кормящихся грудью детей, так как при грудном кормлении имеются все необходимые для его выработки внешние условия"*. Если считать, вместе с Лебом, условные рефлексы "ассоциативной памятью", притом конечно моторной, то молено с достаточной правдоподобностью предположить, что моторная память начинает развиваться раньше всякого иного вида памяти. С другой стороны, педагогический опыт показывает, что младший школьный возраст - возраст, наиболее благоприятный для обучения ручному труду, танцам, катанию на коньках и т. п. На основании этого можно предположить, что начиная с полового созревания моторная память, во всяком случае, не прогрессирует.
* (В. М. Бехтерев, И. М. Щелованов. К обоснованию генетической рефлексологии. В сб.: Новое в рефлексологии и физиологии нервной системы. Л.-М., 1925, с. 125-126.)
Учение о врожденных идеях, все равно, будет ли это понятие или представление, отвергнуто. Но существование врожденных движений, притом связей движений (инстинктивные движения), несомненно. Если стать на точку зрения тех, кто, подобно Земону, расширяет понятие памяти за пределы приобретаемого в жизни индивидуума опыта, то можно говорить о наследственности инстинктивных движений как о той моторной памяти, которой индивидуум обладает уже при рождении.
Так или иначе, в онтогенетическом развитии раньше всего выступает моторная память и, может быть, затем, но вскоре, - аффективная память, несколько позже - образная память и гораздо позже - логическая память.
Но, пожалуй, самое яркое подтверждение того, что эти виды памяти - различные "уровни" ее, можно видеть в той последовательности, с какой расцвет функционирования одной памяти сменяет такой же расцвет другой памяти. Простое наблюдение показывает, что именно раннее детство является возрастом максимально интенсивного приобретения привычек. Оно же обнаруживает гегемонию так называемого "образного мышления", проще и точнее говоря, воображения - воспроизводящего и продуктивного (фантазия) - в дошкольном возрасте. Наконец, в школьном возрасте, и чем старше он, тем больше, на первый план выступает логическая память. Этот яркий факт дает основание предполагать, что виды памяти - на самом деле различные уровни, лучше говоря, различные ступени развития памяти.
Приблизительно ту же последовательность в развитии памяти дает рассмотрение филогенеза ее. Та память, о которой говорит Жане, конечно принадлежит только человеку. Пускаться в предположение о существовании образов у животных вообще довольно рискованно, тем более для автора как не зоопсихолога. Однако можно предположить, что образы имеются у животных, видящих сны. Торндайк слишком далеко заходит в своем скептицизме, утверждая, что здесь простое нервное внутреннее возбуждение для этого поведения, например, собаки, лающей, ворчащей, махающей хвостом и т. п. во сне, слишком выразительно. Г. Эрхард рассказывает: "Как известно, существуют собаки, которые во сне "охотятся". Моя собака при этом лает высокими тонами и двигает или стучит ногами. Это случается всегда тогда, когда ее перед этим водили гулять в лес... Если она несколько дней не была в лесу, то я могу ее побудить "охотиться" во сне тем, что я только вызову запах леса искусственным запахом сосновых игл"*. Таким образом, у высших млекопитающих с некоторой вероятностью можно предположить существование образов, а стало быть, и образной памяти. Но если даже отнестись к этому скептически, то по отношению даже к самым диким племенам человеческим, когда-либо виденным, никто не станет отрицать у них существование развитой образной памяти, пожалуй, даже в большей степени, чем у культурного человека. Образная память, несомненно, в филогенезе появляется раньше логической и не раз поражала путешественников своей силой у так называемых первобытных племен. Возможно, хотя и сомнительно, что она имеется, пусть еще в слабой степени, и у высших млекопитающих.
* (Erhard. Ratzelhafte Sinnesempfindungen bei Tieren. "Natur und Technik", 1924, B. 5.)
С гораздо большей уверенностью можно утверждать, что моторная и аффективная память в филогенезе появляется очень рано. Как в этом убеждают опыты Иеркеса, повторенные в более утонченной форме Гекком, эти виды памяти имеются уже у дождевых червей. Опыты состояли в том, что червяку, доползшему до определенного места, нужно было обязательно свернуть или вправо, или влево, так как дальше нельзя было прямо ползти. При этом па одной стороне, если червяк поворачивал туда, он получал электрический удар. В первых опытах червяк одинаково часто сворачивал то вправо, то влево, но затем, примерно после 80-100 опытов, ясно обнаружилось, что в ту сторону, где получался электрический удар, он сворачивал гораздо реже, и в конце дрессировки, после 120-180 опытов, на 20 сворачиваний в сторону без электрического удара приходилось максимум 1-3 сворачивания в обратную сторону. Эти опыты решительно опровергают ранее пользовавшееся авторитетом мнение, что у червей, в отличие от высших животных, отсутствует "ассоциативная память". Больше того: наиболее простым объяснением возможности подобной дрессировки червей посредством боли является предположение о существовании у них аферективной памяти. В данном случае проще и правдоподобнее всего предположить, что дождевые черви запоминали боль, причем запоминали, разумеется, не в виде представлений - мыслей или образов, а единственное, что остается предположить, - в виде чувства, т. с. аффективной памяти*.
* (F. Hemphelmann. Tierpsyhologie. Vom Standpunkte des Biologen. "Akad. verlagsgesellschaft". Leipzig, 1926, S. 165.)
Что касается моторной памяти, то, если доверяться авторитетным зоопсихологам, ее можно обнаружить даже у простейших (protozoa). Описывая соответствующие опыты над paramaecium, Гемпельманн говорит о "выучивании путем упражнения" у этого животного и заключает: "Физиологические изменения, необходимые для выполнения соответствующей совокупности движений, протекают вследствие частого повторения все быстрее. Должен, конечно, после каждого протекания реакции оставаться, сохраняться, "энграфироваться" след, остаток, благодаря чему облегчается следующее протекание. Мы, стало быть, имеем дело с мнемическим процессом в смысле Земона!"*.
* (F. Hemphelmann. Tierpsyhologie. Vom Standpunkte des Biologen. "Akad. verlagsgesellschaft". Leipzig, 1926, S. 77.)
Таким образом, и в филогенезе мы имеем все тот же ряд: моторная память - аффективная память - образная память - логическая память в смысле Жане. Каждый из членов этого ряда следует в определенной последовательности за другим.
Так, на основании онтогенетических и филогенетических данных удалось установить, что основные виды памяти являются как бы членами одного и того же последовательного ряда и в филогенезе и в онтогенезе они развиваются в определенной последовательности друг за другом.
Чем ближе к началу этого ряда, тем в меньшей степени имеет место сознание, и даже, наоборот, активность его мешает памяти. Инстинктивные и привычные движения обычно совершаются автоматически, без участия сознания, а когда мы на автоматически совершенные привычные движения направляем сознание, то этим производство таких движений скорее затрудняется. Даже очень опытный танцор может сбиться, думая, как ему двигать ногами. Дискуссия о том, существует ли аффективная память, как мы увидим, возникла в значительной мере потому, что произвольная репродукция чувств трудна, почти невозможна, тогда как непроизвольно они то и дело репродуцируются.
Как образная, так и логическая память лежат уже в сфере сознания. Но и здесь их положение по отношению к сознанию различно: вряд ли кто станет оспаривать, что в логической памяти сознание принимает гораздо большее участие.
Таким образом, можно предположить, что различные виды памяти, развивающиеся последовательно один за другим, находятся на различных уровнях сознания, относятся к различным ступеням развития сознания. Это еще раз укрепляет нас в предположении, что виды памяти не что иное, как различные уровни памяти, или, точнее и правильнее, различные стадии развития памяти, различные ступени.
Понятие "уровень", введенное в неврологию английскими невропатологами (Джексон, Хед) и отсюда перенесенное некоторыми исследователями (в том числе и мной) в психологию, нельзя признать вполне удовлетворяющим. Еще менее может удовлетворять как будто более распространенное среди генетических психологов, особенно немецких (Шторх, Вернер), понятие "слой". Эти понятия слишком статические, механистические. Они не внушают идеи движения, перехода. А между тем движение, переход, несомненно, имеют место.
Память-привычка - моторная память. Не случайно условные рефлексы, считаемые некоторыми одним из видов этой памяти, а другими интерпретируемые как вообще ассоциативная (моторая) память, собственно говоря, являются предметом физиологии, а не психологии; здесь есть движение, но не сознание. С другой стороны, та память, о которой говорит Жане, очень походит на мышление. Так, установленный выше ряд памяти имеет своим началом движение без Участия сознания, а концом - мышление.
История изучения памяти показывает, что это изучение началось со сближения памяти и воображения, да и сейчас в обычных курсах психологии обе эти функции оказываются часто смежными, близко родственными друг другу. И в этом есть большой смысл: именно образная память есть, так сказать, типичная память, память, как таковая. Память в понимании Жане не воспроизводит факт, а рассказывает о нем, и это так же похоже на воспроизведение воспринятого факта, как книга похожа на тот предмет, который является ее темой, например как книга о сражении похожа на сражение. С другой стороны, привычка не воспроизводит в сознании, а просто повторяет снова то же движение, и это так же можно назвать воспоминанием, как повторную порцию кушанья можно назвать воспоминанием о первой порции его.
Таким образом, в нашем ряде различных видов или "уровней" памяти каждый из них обладает своеобразными особенностями, отличающими его от других, но в то же время между ними существует связь и взаимопереходы.
3. Тема исследования. Вопрос об отношении между памятью и привычкой привлекал к себе большое внимание исследователей, и разбор его проник даже в современные курсы психологии, которые обычно уделяют ему известное место. Совершенно иначе обстоит дело с вопросом об отношении между памятью и мышлением. Если раньше, в предыдущие столетия, этот вопрос привлекал внимание, правда, скорее философов, и преимущественно поскольку он был связан с вопросом об отношении между простым опытом и научным познанием, то в современной психологии он не пользуется даже и таким вниманием. Господствовавшая эмпирическая психология, находящаяся под сильнейшим влиянием эмпирической философии, не была склонна, судя по сравнительно небольшому количеству работ, да и не могла по своим узким эмпирическим философским установкам заняться как следует проблемой мышления. То философское направление, которое, по словам Энгельса, "чванясь тем, что оно пользуется только опытом, относится к мышлению с глубочайшим презрением"*, не давало эмпирической психологии ни желания, ни возможности исследовать мышление. Любые курсы эмпирической психологии более или менее содержательны, пока речь идет об ощущениях, восприятии, внимании и памяти, но чем ближе к мышлению, тем они становятся все более бессодержательными. Проблема психологии мышления как бы уступалась представителям так называемой "философской психологии", где она трактовалась в духе старомодной идеалистической болтовни.
* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 373.)
Эмпирическая психология обрывалась на памяти, да и ту изучала далеко не до конца. Для этой психологии характерно, что как раз та память, которая ближе всего стоит к мышлению, ею наименее изучалась. Наоборот, сама элементарная с генетической точки зрения память, память-привычка, моторная память (включим сюда и вербальную, т. е. моторную память речевых движений), пользуется максимальным вниманием современных представителей эмпирической психологии. Так, стало быть, даже главу о памяти они дорабатывают не до конца, застревая скорее на первых разделах ее. С такой главой о памяти и с почти совершенно не разработанной главой о мышлении эмпирическая психология, конечно, не могла не только разрешить, но даже правильно поставить вопрос об отношении между памятью и мышлением. Точно так же не могла ни решить, ни правильно поставить этот вопрос идеалистическая, так называемая "философская психология", усилия которой под влиянием ее идеалистических установок были направлены скорее на то, чтобы между памятью и мышлением создать непроходимую пропасть.
А между тем мы видим, что память, поднимаясь в связи с развитием все на более и более высокую ступень сознания, тем самым все более и более приближается к мышлению в конце концов настолько близко, что даже в повседневной речи в этих случаях без различения употребляются слова "вспомнил" и "подумал", да и специалист-исследователь теряется в своем анализе, где кончается в таких случаях память, а где начинается мышление. Тем настоятельней становится вопрос об отношении между памятью и мышлением, и попытку подойти к решению этого вопроса представляет настоящее исследование. Надо подчеркнуть, что на данной стадии разработки этого вопроса речь может идти только, конечно, о попытке подхода к решению вопроса, а не о полном решении его. На это данное исследование не претендует.