Антон Антонович Прокопович-Антонский (1763-1848)

Антон Антонович Прокопович-Антонский

Профессор, заведующий кафедрой, преподаватель (с 1789 г.), инспектор (с 1791 г.), директор Благородного университетского пансиона (1818-1823), председатель Общества любителей российской словесности, активный член Московского общества сельского хозяйства.

За время работы в Московском университете, в Благородном университетском пансионе А. А. Прокопович-Антонский пропагандировал гуманистическую систему воспитания, основанную на просветительских идеях французских ученых-материалистов, демократических принципах отечественных мыслителей, в первую очередь М. В. Ломоносова, Н. И. Новикова. Уроженец Прилуцкой земли, Полтавской губернии, сын священника, начальное образование А. А. Прокопович-Антонский получил в Киевской духовной академии. В своем мировоззрении отражал веру в «верховного строителя», «просвещенного монарха».

Однако определило педагогическую деятельность А. А. Проко-повича-Антонского знакомство с учением русских просветителей, естествоиспытателей, в результате чего он приходит к выводу о единстве мира и природы. В развитии науки первостепенное значение отводил опыту, эксперименту. Анализируя педагогическую систему Руссо, выступил против изоляции воспитанников от «порочного общества», идеализации жизни первобытных людей. В своем трактате «О воспитании» А. А. Прокопович-Антонский развивает прогрессивные идеи о назначении воспитания (укреплять «здоровье», развивать «качества ума и сердца», «Никто не родится в свете ни счастливым, ни добродетельным, ни просвещенным... худые и добрые свойства... зависят от воспитания»), о роли научных знаний, о преимуществах и недостатках общественного и частного воспитания.

О воспитании (в сокращении)

(Печатается по изданию: Прокопович-Антонский А. А. О воспитании. М., 1818.

Трактат «О воспитании» - документ, показывающий уровень развития педагогической мысли в Московском университете - центре отечественной науки и культуры. Тем не менее необходимо отметить ограниченность автора в освещении такой проблемы, как обучение и воспитание в народных училищах, о которых даже не упоминается в трактате. Автор сосредоточил внимание на воспитании только дворянских детей.)

Никто не родится в свет ни счастливым, ни добродетельным, ни просвещенным. Природа, производя человека, кажется, дает ему только жизнь и силу действия, а образовать его предоставляет времени и опытам. Большие или малые успехи ума в человеке зависят от различных случаев жизни, более или менее ему благоприятных. Необыкновенные и общие, худые и добрые свойства его зависят от первых производимых в нем впечатлений, от первых внушаемых ему чувствований и понятий - от воспитания.

...Судьба целых народов наиболее зависит от воспитания молодых людей. Дети должны некогда составлять общество и быть его членами. Они утверждают благосостояние его, если с юности напоены добродетелью и любовью к отечеству; разрушают порядок его и тишину, если отравлены развратом. Как бы славно и могущественно ни казалось государство, но если утверждением ему не служит доброе воспитание, то падет оно и блеск славы его исчезнет. Для блага обществ столько же нужно воспитание, сколько попечение о юных растениях нужно для поддержания, распространения и украшения сада. И если всегда доброе воспитание необходимо, то особливо в нынешние времена, когда роскошь повсюду влечет за собою распутство и болезни, суемудрие расстраивает всех умы и сердца-, а жадность к корысти потушает глас совести и веры.

Воспитание есть физическое и моральное. Предмет его - образование телесных и душевных способностей человека. Тело делает оно крепким и стройным, ум просвещенным и основательным, а сердце вооружает противу язвы пороков. Оно дает человеку новую жизнь, доставляя ему возможное совершенство...

...Строением тела обязаны мы природе. Счастливы дети, кои родились от трезвых, воздержных и здоровых родителей! Доброе семя произращает древо с добрыми плодами. Жалка участь родившихся с болезнями! Жизнь их в тягость им самим, а произведшим их нередко в поношение. Воспитание тем и другим может быть полезно. С самым крепким сложением тела становятся часто уродами от небрежения; с самым слабым делаются нередко крепкими и стройными, если нежная рука матери приложит об них возможное старание...

...Не негою и праздностью, не пышностью и .роскошью приобретаются такие сокровища; не в пиршествах и непозволенных забавах, не в угождении чувствам и пресыщении искать должно крепости сил, но в деятельности, воздержании, в простоте жизни и умеренности.

...Между всеми средствами, служащими к укреплению нашему, к сохранению здоровья, к предупреждению самых болезней, нет лучше, нет надежнее деятельности, движения и вообще физических упражнений. Не только освежают они тело, не только дают нам новые силы и бодрость, но еще предохраняют нас от праздности, делающей многих бесполезными, а часто и вредными для общества. История государств довольно показывает, что целые народы от сего единственно были крепки и мужественны и что те же народы от неги и лени становились слабы и малодушны.

Надлежит, сколько можно, ранее приучать детей к переменам внешнего воздуха и вообще к простоте жизни; надлежит приучать ко всему тому, что может способствовать их здоровью, крепости и делать их не столько чувствительными к болезням тела. Привычка сия тем более нужна, что мы час от часу становимся слабее, из роду в род передаем болезни; и ежели не предупредить действия роскоши, то вместо полезных граждан отечеству преобразим потомство свое в женоподобных сибаритов (Праздный, живущий в роскоши человек (от названия древнегреческой колонии Сибарис).).

...Но к несчастию, человек в поступках своих никогда не бывает умерен. Избегая одной крайности, одного порока, ввергается часто в другой, гораздо опаснейший; привычку к неге заменяет несоразмерными грубыми упражнениями, неестественными усилиями. Излишество везде пагубно. Сколько жертв пало под изнурительною тягостью несносных трудов!

...В благоустроенных обществах не должны быть терпимы ни роскошные сибариты, ни нечувствительные, твердые, как железо, Цельты (Очевидно, имеются в виду кельты (галлы) - древние индоевропейские племена, жившие во 2-й половине I тысячелетия до н. э. на территории современной Франции, Бельгии, Швейцарии и некоторых других стран. ). Весьма редко от изнеженных людей ожидать можно великих и благородных подвигов; но нельзя также надеяться отличных талантов от нечувствительных и грубых. Греки, стараясь укреплять тело детей разными упражнениями, соединенными с суровостью, старались вместе смягчать грубость чувств их приятностью музыки. Во всем есть мера; преступая пределы ее, мы всегда уклоняемся от пути правого.

Желательно, чтобы определил кто-нибудь, как далеко могут простираться в человеке навыки, которые способствовали бы его здоровью, крепости, стройности и красоте тела без ущерба красоте душевной, без порчи нравственности, без ожесточения. Тысячи есть примеров, что люди самого крепкого сложения имели робкую душу. Многие, напротив, величайшие герои и философы, с самым слабым сложением, готовы были на все опасности, на все труды. Малорослый и слабосильный Агезилай (Имеется в виду Агис III - спартанский царь (399 - 358 до н. э.). Удачно воевал с персами, пытался вернуть величие Спарты. В 362 г. до н. э. был разбит Эпаминондом в битве при Мантинее. )был славою своего народа, ужасом Азии, удивлением света. Декарт (Декарт, Рене (1696 - 1750) - французский философ, физик, математик и физиолог.) с неимоверным напряжением ума сооружал системы мира в ту самую пору, когда от слабости здоровья едва мог дышать.

...Заключим, что только красота души может доставить истинную красоту, стройность и даже самую крепость телу. Но чем приобретаются неоцененные сии нравственные сокровища? Просвещением ума и образованием сердца, нравственным воспитанием.

Ум есть главнейшее преимущество человека, есть драгоценнейшее его сокровище, есть то отличительное титло (Надстрочный знак, указывающий на сокращенное написание слова или цифровое значение буквы в письменности средневековой Руси и Греции) , по коему поставлен он выше всех существ, неизмеримую цепь творения на земле составляющих. Образование, очищение его тем должно быть важнее. Он может расти, укрепляться и возвышаться по мере стараний, об нем прилагаемых. Как тело наше, так равно и ум требуют своей пищи. Сила, бодрость и - если позволено так сказать - масса их обоих зависит единственно от качества и количества сей пищи. Нет сомнения, что развитие душевных способностей человека должно начинать на самой заре юности его; но надобно, чтобы оно в начале своем сколько можно было легче, почти неприметно и возвышалось постепенно. К надлежащему же и, так сказать, систематическому образованию ума должно приступать тогда только, когда самое тело получит уже известную крепость. Скороспелый плод непрочен. Многие подвержены предрассудку, чтобы детей как можно ранее представлять людьми, и безвременно обременяют голову их тысячью бесполезных сведений - делают из них приятных обезьян, хорошо выученных попугаев и, обрадовавшись первым сим успехам, оставляют их без попечения в такие лета, когда оно им более всего нужно. Сии сначала столь удивительные дети впоследствии обыкновенно перестают быть удивительными. Безвременным напряжением истощив естественные силы и таланты души, они становятся совсем не способны к важным делам, к перенесению трудов. Иногда нужно даже останавливать слишком беглых и быстрых, дабы сберечь крепость ума их и силы тела.

Первым правилом воспитатель должен поставить себе то, чтобы заблаговременно исследовать способности воспитанника, смотрению его вверенного, и сообразно силам и дарованиям молодого человека размерять труды об нем и старания. Никто не родится в свете, не получив к чему-нибудь способности.

...История знаменитых людей свидетельствует, что многие из них, долго почитавшись ни к чему не способными, вдруг от одного счастливого случая возблистали дарованиями своими и имя их сделалось бессмертным. Сталь не прежде дает искры, как по прикосновении к ней кремня. Внутренняя наклонность всегда готова раскрыться в нас, надобно токмо удачно тронуть ее.

Узнавши способности ума, надлежит употреблять средства, споспешествующие развертыванию их и направлению к доброй и спасительной цели. Достигнуть сего можно постепенно. Не окончив одного учения, бросать его и переходить к другому - значит подвергать себя опасности не знать ничего. Обыкновенными следствиями в таком случае бывают сбивчивость, темнота в мыслях и отвращение от наук. Учебный метод Базедова вначале заманчив, но после родит скуку ко всем важным упражнениям, требующим не столько беглого ума, сколько рассудка, системы. Нет сомнения, что строгий порядок, столь приятный для зрелых умов, тяготит детей; душевные способности, равно как и органы тела, требуют отдохновения, но облегчить труд и отвратить скуку можно, перемешивая упражнения - важные с приятными, полезные с занимательными.

Руссо (Руссо, Жан-Жак (1712 - 1778) - французский философ, писатель, просветитель. Педагогические взгляды выражены в романе - трактате «Эмиль, или О воспитании».) делает весьма сильные возражения тем отцам, кои хотят, чтоб дети их рассуждали с самого младенчества; однако ж на всяком шаге дает он своему Эмилю (Главный персонаж романа Ж.-Ж. Руссо «Эмиль, или О воспитании».) вождем рассудок. Без него молодость легко может заблудиться и встретить бесчисленные преткновения. Рассудок необходимо должен быть всегдашним руководителем нашим. С матерним млеком, так сказать, должно всасывать его; но таким образом, чтоб дитя, вместо отвлеченных понятий, всегда почти удерживаемых и повторяемых машинально, образовался более примерами и ощутительными предметами.

Душа, по мнению известного в ученом свете Бэкона (Бэкон, Фрэнсис (1561 -1626) - английский философ, родоначальник английского материализма. ), имеет три главные способности: память, рассудок и воображение.

Изощрение памяти доставляет лучшее богатство уму; нужно токмо уметь изощрить ее. Скоропоспешное обогащение заглушает ее, слишком сильное - подавляет. Развлеченный ум, неосновательный рассудок обыкновенно бывают у тех, кои, обольстясь успехами памяти, без меры отягощают ее несовместным количеством материалов. Прежде всего стараться должно, чтоб она вначале возрастала мало-помалу, потом чтобы все почерпнутое ею вело нас к размышлению. Богатая жатва, собранная в житницу, была бы бесполезна, если б мы оставили ее без всякого употребления.

Посредством памяти делаемся мы обладателями сокровищ всех стран, всех веков. Труды многочисленных народов становятся собственным нашим уделом. Но как нельзя иметь ни физической, ни моральной возможности научиться всему, что до нас открыто, то в сем случае необходимо нужен благоразумный выбор. И счастлив тот, кто имеет опытного наставника! Под его руководством, озаряемый светильником здравого его разума, пересмотрит он те веками сооруженные хранилища, где ум человеческий собрал бесчисленные разнообразные свои сокровища, и возьмет для себя то только, что есть в них лучшее, достовернейшее. Круг понятий его распространится, душа взойдет на высшую степень совершенства, мысли сделаются благороднее, сердце обретет для себя приятную пищу. Воспитатели и наставники! Помыслите, какое сильное влияние имеют на ум, сердце, нравы, характер, на самое счастие и несчастие детей первые получаемые ими впечатления, первые понятия, первые уроки - и вы найдете, что нет ничего пагубнее, как позволить им читать без разбору всякую попадающуюся в руки книгу или говорить при них все, что ни вздумается. Сколько от одного сего погибло дарований, и сколько сердец развратилось!

Важнейшая польза, какую доставляет нам память, состоит в изучении языков. Чем мы им не обязаны? Они обогащают нас многими высокими, тонкими, прекрасными мыслями, кои в переводах или обезображиваются, или совсем пропадают; они делают нас гражданами всего мира, способствуют распространению торговли, знакомят нас с отдаленнейшими народами и приводят в состояние судить о совершенстве и недостатках их установлений, обычаев, правления, политики, наук, художеств.

...Несмотря на мнимую важность предписаний Руссовых (Имеется в виду педагогическая система воспитания Ж.-Ж. Руссо, который считал, что умственное воспитание надо начинать с 12 - 15 лет, когда созреют органы чувств. Автор трактата не соглашается с Руссо. Он считает, что способности детей начинают проявляться рано, поэтому и начинать учить детей надо в раннем детстве. ), ученья языков не должно откладывать до зрелых лет. Органы детей гибки; они скорее и удобнее взрослых могут приобыкнуть к правильному произношению. Эпоха ума их не та еще, чтобы мыслить, а больше, чтобы учиться, изощрять и обогащать память. Каждому возрасту природа назначает свои упражнения. Земледелец, который бы смешал времена года и преобратил порядок работ своих, получил бы в удел токмо позднее раскаяние.

Преимущественно должно заниматься отечественным языком и употреблять все старания и средства для достижения в нем правильного, твердого, основательного знания. Оставлять в небрежении такой язык, которым писаны все отечественные законы, все гражданские постановления, к общественному благосостоянию относящиеся, который должно употреблять при всех делах, при всех встречающихся нуждах,- оставлять в небрежении такой язык есть крайне грубое, непростительное заблуждение. Ошибаются также и те, кои думают, что изучение природного своего языка не великого труда стоит. Знать его основательно, знать со всеми тонкостями, чувствовать всю силу его, красоту, важность; уметь говорить и писать на нем красиво, сильно и выразительно по приличию материи, времени и места - все это составляет труд, едва преодолимый. На приобретение такого знания должно употребить все силы, должно пожертвовать не малою частию жизни.

...Какие знания более споспешествуют просвещению и укреплению рассудка? Вопрос сей сколько необходим по великому числу наук, из которых многие бесполезны, столько по многоразличию состояний неудоборешим. Все знания в основании своем соединены неразрывным союзом. Невозможно достигнуть совершенства ни в одной науке, не имея, по крайней мере, общего понятия о большой их части. Есть, однако ж, такие, коих звенья во всеобщей цепи одни от других весьма отделены. Ум молодых людей преимущественно должно обогащать теми знаниями, кои больше имеют отношения к будущему их отношению, к будущему их состоянию.

Не знать того, что до нас делалось в свете, говорит Цицерон (Цицерон, Марк Туллий (106 - 43 до н. э.) - римский политический деятель, оратор и писатель.) значит всегда быть младенцем. Благоразумный воспитатель, то только в виду имеющий, к тому единственно устремляющий все труды свои и попечения, чтобы юный питомец его не всегда оставался младенцем, но сделался бы некогда человеком, сделался бы полезным членом общества и верным сыном отечества, такой воспитатель оставит ли его в грубом незнании предшествовавших ему великих приключений? Нет, он смелою рукою откроет над ним завесу истории и представит глазам его величественное, поразительное зрелище. С удивлением увидит тут юный житель земли, как мир сей огромный, великолепный восстал из ничтожества; как явился первосоздан-ный человек, венец и краса поднебесного творения; как возрастал и распространялся род человеческий; как составлялись селения, грады, области; как возникали, процветали и упадали царства; как науки рождались, достигали совершенства и разливали животворный свет свой, и потом - как ночь невежества паки простерлась по лицу земли и погрузила род смертных в постыдную, уничтожительную дремоту, пока наконец снова возблистало солнце просвещения и явилось в полном величии на горизонте человечества. Какая картина! Какое поле для собрания жатвы неоцененных познаний!..

...Наука, доставляющая столь великие, многоразличные выгоды, наука, не менее укрепляющая рассудок, как и обогащающая память, едва ли не первое заслуживает место при воспитании; но за нею поставил бы я преимущественно те знания, кои более основываются на наблюдении и опытах,- физические и математические. Польза их ощутительна. Без них не знали бы мы даже, что такое мир сей, в котором мы живем, сии растения и животные, кои служат нам в пищу, и что такое мы сами в отношении к телесному своему составу. Без них не умели б мы ни нивы удобрить, ни поля разграничить, ни построить дома. Без них не знали б мы ни компаса, ни насосов, ни громового отвода, ни многих других весьма полезных орудий,- словом, без них лишены б мы были тысячи выгод и прият-ностей в жизни, не могли б даже удовлетворить необходимым своим нуждам и нередко подвергались бы неизбежным опасностям.

Между физическими науками история натуры для детей гораздо полезнее, нежели как обыкновенно думают. Ясность понятий зависит от ясного представления различий, отличающих одно понятие от другого. Молодые люди то скорее понимают, что ближе к чувствам и более действует на воображение. В естественной истории, по методу новейших натуралистов, изъясняются отличительные и неприменяемые знаки, отделяющие роды и виды и определяющие каждое нераздельное. Дети, учась приводить в порядок существа и разбирая приметы их, нечувствительно получают навык приводить и самые понятия свои в некоторый порядок и чрез то доставляют им большую степень ясности и определенности. Сверх того, сия наука в самой себе заключает упражнение, весьма приятное, полезное и приличное юношеству: она изощряет чувства, доставляет многие познания, которые служат основою для искусств и большей части наук; надлежит токмо, чтоб охота заниматься познанием натуры не превратилась в страсть к пустым редкостям и бесполезным мелочам...

...Круг наук беспределен; какие для кого полезнее, нужнее - трудно сказать утвердительно. Выбор в сем предоставляется благоразумию воспитателя, который должен смотреть на сложение, характер и способности его питомца, а более на то звание, к которому порода или другие отношения его назначают.

Сколько науки вообще в воспитании необходимы к изощрению ума и укреплению рассудка, столько изящные искусства нужны к успокоению его и облегчению. Они не требуют, как первые, зрелых лет; им гораздо ранее можно учиться. Не надлежит только иметь пустого желания, заниматься вдруг многими и с отличным успехом. Те одни, кои определяют себя быть артистами, не должны жалеть ни времени, ни трудов для достижения в них совершенства.

...Есть много искусств, кои, кажется, забыты и коих, однако ж, не надлежало бы оставлять при воспитании: таково искусство хорошо читать и хорошо произносить. Оно послужило б равным украшением и тому и другому полу, но его не так легко приобрести, как многие думают. Чтобы тоном голоса изобразить различные положения души и сердца, изобразить игру страстей и, вообще, чтобы дать жизнь тому, что читаешь,- для сего надобно иметь самому душу и сердце, надобно иметь тонкое чувство у образованный ум; но навык и ученье едва ли тут не действительнее всего. Хороший орган есть неоцененный дар природы, коего нельзя достать от рук человеческих, но недостатки его можно поправить усилием. Искусный мастер искусно может играть и на дурном инструменте. Есть многие также механические упражнения, кои могут быть полезны в воспитании. Одни послужили б к оживлению и гибкости тела, другие к облегчению душевных сил, иные к доставлению выгодностей жизни. Встречаются случаи, кои, препятствуя действиям ума, требуют телесных занятий; встречаются обстоятельства жизни, где не столько науки, сколько труд и механические работы потребны.

На рассудок, познания, искусства, на самое счастие и несчастие весьма много действует в человеке сила воображения. Одаренный живым, игривым воображением не унывает в самых мрачных случаях; а с томным - печален в самых пленительных и веселых положениях жизни. Цветное воображение украшает пред нами всю натуру: источники и ручейки журчанием своим возбуждают приятную меланхолию, пещеры преобращаются в жилища забав, самые мраморы улыбаются; возвышенное воображение преодолевает все трудности, гремит победами, похищает лавры во храме славы; печальное наполняет ядом всю жизнь, самые утехи делает скучными и отвратительными; самую надежду, последнее сокровище несчастных, превращает оно в черные предчувствия; мрачное низвергает нас в пропасти отчаяния, добродетель пред ним кажется лицемерием, дружба становится коварством; пылкое воображение воспламеняет сердце художника и восхищает зрителей. Живописцы, поэты! Не приближайтесь к храму вкуса, если не оживляет вас благотворный огонь воображения.

При всей таковой важности сил воображения способность сию в воспитании пренебрегают и совсем почти не стараются обогащать ее и направлять к надлежащей цели. От сего-то, может быть, в самые даже просвещенные наши времена суеверие, фанатизм и бесчисленные предрассудки восстают противу истины и человечества. Если печальные и страшные виды беспрестанно поражают нежное воображение детей, если представляют им ложные и несбыточные мечтания, удаляют от истинных и естественных предметов и мыслей, то удивительно ли, что они становятся мрачны, суеверны, склонны к исступлению и ко всем странностям. Нет ничего опаснее, как сильное воображение, напитанное нездоровою пищею; нет ничего неприятнее, как человек, которого воображение мертво.

Наставникам при воспитании детей предназначены два весьма важных предмета: первый, чтобы как можно более распространять в них круг истинных понятий; второй, чтобы отвращать от них все вредные впечатления, столь быстро действующие в молодости и остающиеся потом на целую жизнь. Воображение, раздраженное сими впечатлениями, изменяет все нас окружающее; блестящее в картинах трогает сильнее, нежели сама натура; пустые мечтания превращает оно в существенность; рождает ужасы, робость, привидения, страшилища; наконец, доводит до самого сумасшествия, унижающего человечество. Умеряй стремление воображения, когда можно, в юных еще летах; оно неукротимо, как воздействует во всей силе; да будут всегда вождем ему правила здравого рассудка и законы природы. Сколько правильное и очищенное воображение доставляет выгод и удовольствий, столько необузданное и развращенное причиняет вреда человеку: оно пресмыкается в тине роскоши и сладострастия, в то время когда должно бы устремляться ко всему высокому, изящному, благородному и направлять парение свое ко храму славы и добродетели.

Так и все таланты, самые превосходные, так и все знания, самые обширные и глубокие, не только не достигают благой своей цели, не только не приносят вожделенных плодов, но более зловредны, пагубны, если не освящает их чистота нравов, невинность сердца.

Наблюдатель-философ, обращающий внимательный взор на происшествия нравственного мира, с прискорбием видит, что воспитание подвержено той же участи, какую терпят все прочие вещи в мире. Все должно стремиться к полезному концу; но сколь часто бывает противное! из чего не сделает злоупотребления! - воспитание... оно далеко от высокой, предназначенной ему цели. Наставники и попечители забывают, что питомцы их не только разум имеют, но и сердце; что одною рукою делая ученые исчисления, другою должны они отирать слезы несчастных. Истощая все труды и старания на украшение, обогащение ума разнообразными сведениями, сии хладные учителя нимало не пекутся об украшении сердца, об укреплении его добрыми правилами и примерами! Какое заблуждение! И какие же плоды произращает оно? Горькие, пагубные, часто орошаемые слезами лютейшей скорби.

...Многие отцы приставляют к детям своим толпу учителей для обучения их разным языкам и для изощрения рассудка, а не ищут ни одного такого, который бы изъяснил им первую и важнейшую науку - быть добрым, честным, сострадательным, быть - человеком. Что ж бывает? Сии воспитанники тщеславия вступают на театр света, и первый шаг их ознаменован падением; стыд и поношение покрывают не их только, но самых виновников их бытия. Тут роптания и жалобы! «Мы ли не старались,- говорят сии несчастные родители,- мы ли не старались дать детям своим приличного воспитания? Мы ли жалели трудов и иждивений? И что ж получили мы в награду?» Таким родителям можно сказать в ответ: «Не сами ль вы главнейшею тому причиною? Не одною ли суетностию и неразумием водимы вы были при воспитании детей ваших? Имели ли прямую нежность, прямое чадолюбие и непритворное желание доставить им прочное счастие? Не вы ль, из одного пустого любо-честия, старались делать их только ловкими, острыми, учеными тогда, как общество требует граждан здоровых, рассудительных, . благонамеренных и честных?»

Так точно, если разобрать все обстоятельства, в каких бывает воспитываемое дитя, и если рассмотреть, как поступают с ним наставники и все окружающие его, то едва ли не всегда найдется, что они сами всему злу причиною. Сердце оставляют они долго в совершенном небрежении, и если начинают о нем думать, то уже очень поздно, забыв, что оно гораздо ранее требует попечений, нежели ум. Предрассудки и невежество с летами от разных причин нередко проходят, а злые навыки, закоренелые пороки ничем не истребляются. Сердце требует особенного надзора и потому, что страсти беспрестанно тревожат его, забавы и роскошь на уловление его простирают свои сети и что за все усилия в стремлении и добродетели никаких ободрений, никаких общественных наград оно не получает, между тем как ум часто имеет сильные возбуждения: славу, честь, отличие.

При воспитании сердца, в удалении его от пороков и прилеплении к добродетели пример лучший и действительнейший - наставник. Дети любопытны и переимчивы. На все смотрят они с примечанием и всему стараются подражать. При таком счастливом природном расположении, чего не могут сделать родители, которых они чрезмерно любят и почитают, на которых смотрят, как на единственный образец, достойный их подражания, которых всякое движение, всякий шаг, всякое слово, и можно сказать, всякое мановение родит в них новые понятия, новые чувства, новые впечатления! Счастливы, счастливы души, коим провидение даровало благомыслящего отца, добродетельную мать.

Но зло разве менее сообщительно, нежели добро? Чего ж можно ожидать от детей, если они в юности окружены будут дурными и порочными людьми? Сердце их будет открыто для разврата. Язва нравственного повреждения заразительна. Один проступок побуждает к новым погрешностям; один порок влечет за собою тысячу других. Пагубно для детей дурное сообщество!

...В воспитании нравственном и физическом, к преодолению встречающихся трудностей, к возбуждению в детях любви к добру, прилежности и соревнованию, обыкновенными средствами употребляют награды и наказания; но сколько требуется присем благоразумия, осмотрительности! Опыт показывает, что сии поощрения вместо желаемых действий часто производят совсем противные: вместо охоты к трудам возбуждают отвращение и скуку. Надлежит иметь великую осторожность, чтобы не ожесточать никогда юных сердец продолжительным и грубым наказанием, не убивать духа детей уничижением, не раздражать естественной пылкости их неумеренною строгостью и не расстраивать здоровья излишними принуждениями. Всякое телесное наказание должно бы истреблено быть в благородном воспитании. Оно внушает робость, подавляет бодрость и унижает душу. Страх наказания столь сильно впечатлевается в воображении детей, что остается в них навсегда и простирает пагубные свои влияния нередко на целую жизнь, ко вреду ума и здоровья.

Но оставлять детей совершенно на произвол натуры, по правилам Руссо, вредно. Ежедневные опыты подтверждают, что узда строгости необходима. Жалка участь сына ненаказанного. Отец и необузданный сын равно постраждут. Необходимо нужно детей поощрять к трудам, воспламенять в них любовь к добру и искоренять наклонность ко злу. Не вспыльчивостью, не строгими наказаниями и жестокостью покоряют волю их законам добродетели, возбуждают в них благородное желание и охоту отличиться, но твердостью, хладнокровием, терпением, блюдением беспристрастия, вниманием к заслугам и предпочтением достоинств.

В самых попечениях о детях, в самых наградах, особливо вещественных, надобно иметь великую осторожность, чтоб не делать их слишком часто и не вовремя. Смешное беспокойство родителей, при малейших встречающихся детям неприятностях, и без нужды излишняя заботливость и старание помочь им производят в них малодушие и изнеженность. Благоразумные воспитатели иногда нарочно дают случаи чувствовать питомцам своим боль и неудовольствие. Не кстати, не искусно сделанное награждение или теряет свою цену, или, зарождая в детях семена корыстолюбия, побуждает их ценить дорого такие вещи, кои того не стоят, и чрез то делает их пристрастными, низкими. Никакие награды, никакие побуждения не могут быть надежны и успешны, если они, под видом добра, питают в них страсти. Самое соревнование в детях, самое предпочтение должно основывать не столько на выгодах и преимуществах, сколько на бескорыстной и чистой любви ко всему изящному и благородному.

Главные сии правила воспитания необходимы для детей обоего пола. Здоровье, просвещение ума и доброе сердце не менее нужны как тому, так и другому. Какое печальное зрелище - видеть детей, рожденных от матери, изнеженной в воспитании; детей, которые, вместо того чтобы продлить знаменитость рода своего и отличиться заслугами отечеству, увядают в самом цвете лет своих! Польза общественная требовала бы совершенно переменить физическое и нравственное воспитание женщин. От чего имеют они такое слабое сложение тела, такую бледность лица, такое множество болезней - от чего, если не от образа получаемого ими воспитания? От чего многие женщины часто жалуются на скуку, убивают столько времени в праздности и бездействии, в собраниях занимаются пустыми разговорами и пересудами - от чего, если от недостатка полезных сведений? Женщины, имея от природы столько прекрасных способностей, имея долг быть первыми образовательницами ума, памяти и воображения детей, первыми наставницами их в добродетели, имея долг печись о семейственном устройстве, быть отрадою мужу, украшением бесед, должны необходимо с самых юных лет обогащать ум знаниями, а сердце добрыми нравами.

Каждый народ и даже каждое дитя, сверх главных сил оснований, по различным отношениям и по мере физических и нравственных своих качеств, по мере душевных и телесных сил, требует особых средств, особых попечений, особого воспитания. Весьма желательно, чтоб все, руководствующие детей, делали свои наблюдения и опыты над свойствами души их и над движениями сердца и примечали б самое сложение их тела с такою ж точностью, с какою астрономы наблюдают небесные явления. Может быть, из таких частных замечаний нетрудно было бы сделать лучшую и вернейшую систему воспитания.

Обыкновенно воспитывают детей дома или в училищах. Первое называется частным, а второе публичным воспитанием. Которое из них лучше, которое больше ответствует пользе общества и каждого человека в особенности, едва ли можно сказать утвердительно. Много есть выгод и преимуществ в том и другом, много также и невыгод и неудобств.

Нет сомнения, что первыми воспитателями детей должны быть их родители. Дать жизнь - есть долг человека, общий ему со всеми живущими тварями; но даровать обществу полезных членов, а человечеству достойных человеков - есть обязанность, преимущественно на него возложенная промыслом. Законы природы, любовь к детям, тою же природою поселенная в сердце родителей, требуют, чтобы первая кормилица их была мать и первый наставник их был отец. Чье сердце ближе к детям, как не сердце родивших? Кто может иметь к ним такую нежность и привязанность, какую отец и мать имеют? Но отец и мать могут ли иметь столько сведений, столько средств, чтобы научить детей всему, что нужно и полезно знать им? Могут ли всегда горячность любви своей так умерять, чтобы не нежить и не портить их? Могут ли найти столько времени, чтобы, при всех обязанностях жизни, в силах они были заниматься их образованием? Вот причины, которые заставляют отдавать детей в чужие руки, или дома, или в публичные училища!

Нежные родители! Если вы хотите, чтобы дети ваши были славою своего рода и приносили вам отраду в преклонных днях старости вашей, то разбирайте тщательно, кому вверить смотрение над ними, кому поручить священный долг пещися об их воспитании. Важен выбор сей; от него все зависит. Поношение и честь, бедствие и счастие детей ваших и ваше собственное в руках воспитателя. Порочный заразит юные сердца, столь удобные к принятию малейших впечатлений. Добродетельный!., в нем будете вы иметь гения хранителя, бла-годеющего в детях ваших и позднему вашему потомству!..

Деньги не могут доставить такого наставника, который бы заменил отца. Есть люди, которых усердия нельзя купить ценою золота; одно богатство не властно принудить к понесению всех трудностей, неразлучных с воспитанием. Истинный воспитатель должен быть другом семейства, чтоб неусыпно хранить вверенный ему залог, и пещись о нем с отеческою нежностью, любовью, терпением; должен быть другом добродетели, чтобы собственным примером привлекать к ней своего питомца; должен быть во всех поступках своих и разговорах приятным, гибким и вежливым, чтобы уметь владеть его сердцем, и вообще должен иметь проницательный и просвещенный ум, здравый и основательный рассудок; должен иметь тонкое, глубокое познание сердца человеческого, чтобы надежно руководствовать человека, смотря по характеру его, дарованиям и обстоятельствам жизни.

Таких свойств люди весьма редки. Природа сама по себе наделяет нас сими дарами скупо; а несчастный обычай не ценит их по достоинству, а иногда и презирая, еще более увеличивает сей недостаток. Удивительно ли, что так мало хороших воспитателей, когда на сию толь важную и многотрудную должность едва некоторые только обращают внимание? Человек с отличными талантами обыкновенно ищет звания, которое приносило бы ему не только пользу, но честь и похвалу. Легче сыскать тысячу способных к самым важным должностям, нежели одного совершенно годного к воспитанию детей. Сверх того, самый лучший наставник может ли иметь столько твердости, столько искусства, чтобы дсгма, в глазах излишне снисходительной и чадолюбивой матери, при беспрестанной помехе, при семейственных развлечениях, при недостатке многих способов к просвещению ума и образованию сердца, в присутствии низких приставников, воспитать дитя с успехом, без неги и порчи?

В публичных училищах больше средств, больше людей способных к воспитанию юношества, более может быть ревности, охоты и любви к наукам между самыми учащимися. Молодые люди, будучи вместе, возбуждаются соревнованием заслужить похвалу...

...В публичных училищах, несмотря на то что многие иначе думают, самую добродетель удобнее можно внушить детям, нежели дома, где тщеславность родителей и низость служащих искажают самые лучшие наставления; там легче предостеречь их от малодушия и изнеженности, которые часто бывают плодом излишних попечений родительских; легче заблаговременно научить их великому искусству жить в свете, познавать разные свойства друг в друге и применяться к ним. Но можно ли воспитать в публичном училище с довольною нежностью в чувствах, приятностью во нравах и гибкостью в обращении? Можно ли сохранить в них довольно любви и горячности к родителям, сих неоцененных добродетелей, столь необходимых для семейственного счастья?

Главные неудобства, встречающиеся при публичном воспитании, большею частью происходят или от недостатка в учении, или от недостатка нужных заведений, или от недовольного внимания к учащим и учащимся. Там, где при наставлении юношества не разбирают ни характера, ни дарований, ни лет учащихся и не смотрят на то состояние, в которое по отношениям должно им некогда вступить; где полководца и воина, судию и священнослужителя образуют почти одинаким образом; где, забыв прекрасный метод, оставленный лучшими древними мудрецами, отягощают память детей отвлеченными токмо понятиями, продолжительными толкованиями и метафизическими тонкостями; где читают христианских авторов так же, как и языческих, древних так же, как и благонамеренных поборников единоначалия, не применяясь ни к религии, ни к народным нравам, ни к образу правления, и где, стараясь об обогащении ума разнообразными сведениями, оставляют сердце в небрежении или пекутся о нем весьма мало; где не довольно публичных училищ, приличных всякого состояния людям, как самым знатным, так и низким - первым, чтобы научиться владеть кормилом государственных дел, а другим, чтобы знать землепашество и ремесла; где, наконец, учащиеся награждаются не соразмерно способностям своим, знаниям и достоинствам, а учащие за все усилия, за все труды, прилагаемые ими, недовольно ободрены и обеспечены в своем состоянии, там, говорю, можно ли ожидать, чтобы публичное воспитание текло с желаемым успехом и достигало своей цели?

Но сии самые неудобности не встречаются ли еще более в частном? Все ли отцы могут быть столько богаты в способах, в много-различии учения и в нужных для того заведениях, сколько и самое посредственное училище? И можно ли ожидать постоянного внимания к детям от учащих, привязанных к дому единственно прибытком и посещающих оный в известный час - после того, как голова и сердце их утомлены уже многими прежде данными уроками? Самые учителя танцеванья стараются собирать многих детей в один дом, для скорейших успехов; и если для образования ног полезнее общественное учение, то почему не может оно быть таковым для ума и сердца?

Говорят о медленности учения общественного, но сия медленность, сохраняя, с одной стороны, ум и память от бесплодного, удушающего бремени многих языков и сведений, утверждает, с другой стороны, наш рассудок, делает его заблаговременно терпеливым, неопрометчивым и осмотрительным; она есть мать основательных познаний; она избавляет нас от того поверхностного, пустого блеска мудрости, которым часто хвалится в своем воспитаннике учитель пред ослепленными родителями. Поспешность столько же вредна, как и излишняя медленность; но сия последняя производит немного, но хорошо, а первая много и ничего. Нежность, гибкость обращения! Очень уверен, что это драгоценные качества молодого человека и что они легче приобретаются в домашнем воспитании; по крайней мере, все согласятся со мною, что они не главное сокровище, а только его украшение. Обработать самый металл - придать ему вид и блеск - дело последнее: для того есть свое время. Горе родителям, которые почитают сии наружные качества главным достоинством детей своих! Не видим ли прелестных статуй, движущихся и изменяющихся при всяком мановении, совершенно пустых, бесхарактерных, которые повинуются чужому взору и чужому слову, сами не имея ни того ни другого! Пусть домашнее воспитание дает детям более людскости и искусства в обращении, но всегда ли оно вперяет в них священные чувства - не того ложного честолюбия, соединенного с именами князей и графов, не того суетного искусства держать себя, которое часто зависит от моды и от других обстоятельств, но того истинно благородного честолюбия, которым одушевляется добрый круг молодых товарищей по учению! Подите, взгляните в их общество! - где с большим благоговением и энтузиазмом произносятся имена знаменитых героев, философов, благодетелей человечества, Суворовых (Суворов, Александр Васильевич (1730 - 1800) - русский полководец, один из основоположников русского военного искусства.) и Румянцевых (Румянцев-Задунайский, Петр Александрович (1725 - 1796) - русский полководец, генерал-фельдмаршал. Развивал взгляды Петра I на тактику и воспитание воинов, войск.) , о которых часто не знают в целом доме и учитель-иноземец и ученик его? - где с большим жаром говорится об отечестве, о будущей службе, о славе, которую молодые друзья обещаются разделять вместе так же, как разделяют свои забавы? У них все общее: все охотно помогают друг другу и уверяются заблаговременно в необходимости взаимного вспомоществования; они уже граждане, члены общества и в маленьком кругу своем вмещают начала тех важных обязанностей, на которых основываются огромные общества. Самые забавы их наставительны. Дитя, играя одно, не наслаждается своею игрою и не будет уметь играть вместе; в сем заключаются первые черты того будущего искусства - живучи для себя, жить для других. Тут взаимная уступчивость, взаимные пожертвования, тут справедливость и честность вперяются без уроков, сами собою! Тут истинная дружба, божественное чувство, столь мало известное в свете! - гораздо высшее, нежели самые родственные связи, и столь редкое - даже между родными - чувство, предполагающее необходимо твердость характера, верность и бескорыстную доброту сердца! - и заметьте, что воспитанные в публичных училищах гораздо более способны к дружеству и сохраняют его вечно. Счастливое время! Кто бы не хотел возвратить тебя!..

Несовершенства домашнего воспитания происходят частью от самих родителей, частью от наставников и прислуживающих. При самом рождении отдают детей на руки неиспытанным наемникам, расстраивающим нередко их здоровье, поселяющим в них грубые свои чувства и низкие поступки; потом поручают их смотрению по большей части недостойных и не заслуживающих имени наставников. Дети требуют воспитателя умного, твердого и честного, а получают часто незнающего, неосновательного, без правил совести и веры; дети требуют наставника рачительного, благомыслящего и патриота, который бы внушал им любовь к отечеству и службе, а получают тунеядца, невоспитанного иноземца. Нельзя не скорбеть сердцем, видя, в какие руки часто отдают родители неоцененное свое сокровище! Сами же многие или не способны к воспитанию, или не брегут о нем. Сколь часто важнейшую, священнейшую свою должность образовать юные умы и сердца детей, внушать им дух разума и добродетели, сколь часто, говорю, должность сию забывают они для ничтожных забав, нарядов, игр, собраний! Сколь часто ослепленные родители сами похищают у детей своих время, определенное к занятиям, под предлогом показать им свет, научить их обхождению, ловкости или единственно для того, чтоб показать их самих свету и похвалиться учителем, иждивением, истощаемым на воспитание, и ничтожными успехами, которые стоили так дорого! В каждом новом лице, в каждом собрании принимают участие дети: их вывозят очень рано; всяким образом способствуют их развлечению, всеми способами возбуждают их суетность!.. Сколько видят они примеров, от которых не предостерегают, а иногда и совсем нельзя предостеречь! Сколько слышат того, чего не должно! Как рано знакомятся они с такими вещами, для которых совсем не приготовлены! С другой стороны, если их не вывозят, то кому они поручаются? Какое сожаление видеть детей, оставленных дома без призору, в руках низких наемников! И напротив, какое приятное зрелище представляет мать, окруженная детьми, пекущаяся об них, и отец, поучающий их мудрости и правоте!

Вот важнейшие недостатки и выгоды домашнего и публичного воспитания. Каждому довольно ощутительно, что одно другому не иначе может быть предпочтено, как смотря по разным обстоятельствам, отношениям и иным причинам.

...Обычай посылать молодых детей в чужие края едва ли не всегда был больше вреден, нежели полезен. Не спорю - путешествие доставляет великие выгоды и удовольствия, но всем ли? Малолетние, странствуя и с самыми умными наставниками, теряют только время, будучи еще в таких летах, когда они не способны обращать внимания на то, что примечательного может встретиться им в путешествии. Что увидят, что узнают они за пределами своего отечества? Нравы ли и установления иноплеменных народов, степень ли гражданского их совершенства и образ правления, состояние ли наук, художеств, торговли или источники, из которых течет благоденствие их и злосчастие, богатство и скудость, могущество и бессилие? Нет! Видеть и познавать сие есть дело не детей, но проницательного летами и мудростью созревшего наблюдателя. И где сыскать такого ментора, который бы, провождая юное чадо по странам отдаленным, управлял его взорами, мыслями и сердцем? - который бы свергнул его со скалы соблазна в первую минуту опасности? - который бы начертал план ею наблюдений, учения и опытов? Такие люди чрезвычайно редки. Сколько требуется от них познаний ума, прозорливости, осторожности! Они должны быть честны, благонравны, патриоты и, если можно, русские. Нельзя без ужаса представить себе, что и в сем случае многие часто поверяют детей своих безвестному иноземцу, который, нажив вредоносным наемничеством богатства и сокровища, возвращается на свою родину к тому же разврату, от которого прежде только отвлекла его нищета и бедность! Что сказать о взрослых молодых людях? Может быть они лучше пользуются путешествием? Опыт показывает противное. Они, особливо если имеют достаток, предаваясь больше стремлению страстей, нежели повинуясь внушению разума и советам своих руководителей, и ослепляясь блеском наружности, привыкают к одному разврату в мыслях и чувствованиях, а не образуют сердце и не просвещают разум; и таким образом, возвращаясь в дом родителей, привозят с собою не отраду им и утеху, но горесть, а нередко стыд и посрамление. Что ж сказать о том, что сии тщеславные путешественники, напитавшись духом иноземцев и пристрастившись к самым их нелепостям, с презрением смотрят на все то, что есть их отечественное; на все то, что важным и даже священным почитали мудрые их предки? И можно ли думать, ожидать, что сии пришельцы, чуждающиеся нежных объятий, с которыми приемлет их в недро свое отечество, можно ли, говорю, думать и ожидать, чтобы они были верными и усердными его сынами, были героями, патриотами?

И чего искать нам в странах чуждых? Богатства природы? Россия преизбыточествует ее сокровищами. Произведений ума и рук человеческих? Россия в недрах своих имеет многочисленные к тому памятники, на коих резец бессмертия в нетленных чертах изобразил имена сынов ее.

Чему удивляться нам за пределами своего отечества? Могущество и слава России поставляют ее наряду с первыми государствами. Благоденствие народов? Из отдаленных стран текут искать его под сенью державы Российской.

Чему учиться нам у иноплеменных? Любви к отечеству, преданности к государям, приверженности к законам? Века свидетельствуют, что сие всегда было отличительною чертою великодушных россиян. Средствам, руководящим к просвещению ума, к образованию сердца, к воспитанию? Возведем окрест очи наши и узрим повсюду к тому бесчисленные способы...