Евгений Борисович Сырейщиков (?-1790)

Профессор Московского университета. Свои взгляды на воспитание юношества, в частности нравственного, Е. Б. Сырейщиков изложил в речи «О пользе нравоучения при воспитании юношества», произнесенной в публичном собрании Московского университета 30 июня 1783 г. «Нравственное воспитание юношества,- подчеркивал Е. Б. Сырейщиков,- есть... сколько трудное, столько ж и важное дело, потому что от оного... зависит благоденствие не семейств только частных, но и всего общества»; «...От всех болезней душевных... предохраняет человека нравственная наука... Надо эту науку преподавать как можно раньше» [2].

Для народных училищ написал «Краткую Российскую грамматику». Она интересна тем, что написана в духе учения М. В. Ломоносова о родном языке. Кроме того, учебный материал методически и научно продуман так, что «учащим малого весьма труда будет стоить преподавать по ней учение и самым малолетним детям».

К сожалению, о жизни и деятельности Е. Б. Сырейщикова сохранилось мало сведений. «Частная жизнь и нравственный характер нам неизвестен» - так написано о нем современниками.

Краткая Российская грамматика

(Печатается по изданию: Сырейщиков Е. Б. Краткая Российская грамматика. СПб., 1787.

Учебник был издан для народных училищ. Состоит из 4 частей: 1) правописание, 2) произведение слов, 3) сочинение слов, 4) произношение слов. В каждом разделе материал излагается логически последовательно, правила подкрепляются упражнениями, примерами, взятыми из окружающей действительности, художественных произведений. В тексте, помещенном в «Антологии», изложены дидактические и методические советы по изучению краткого курса грамматики.)

Предисловие

Сколько необходима грамматика для изучения языков, то доказывается одним ее определением.

Издаваемая ныне «Российская грамматика», коль ни сокращенна быть кажется, содержит, однако ж, в себе все нужное и, сверх того, при всей краткости, соблюдена в ней такая ясность, что учащим малого весьма труда будет стоить преподавать по ней учение и самым малолетним детям, а особливо поступая в том по следующему наставлению.

Учитель, прошед в грамматике истолкование об имени, заставляет учеников поодиночке приискивать в какой-либо учебной книге имена существительные и пр., показывая, какого каждое из них рода, которого склонения, в каком падеже, а прилагательные в какой степени уравнения; причем более всего упражняет учеников своих в склонении, сперва порознь имен существительных и прилагательных, а по времени соединяя их вместе и согласуя в роде; в рассуждении ж имен прилагательных заставляет учитель учеников приводить их в разные степени уравнения и в оных склонять. Сие упражнение продолжает учитель и по истолковании местоимений, приказывая ученикам склонять местоимения, соединив с именами существительными и прилагательными. На примере, склоняя местоимения сей, моя, то, велит учитель прибирать к сим местоимениям пристойные имена существительные и прилагательные и с оными склонять местоимения сей, моя, то, как-то: сей огромный дом, моя правая рука, то приятное время, ибо в таком соединении дети удобнее удерживать могут в памяти склонения имен и местоимений. Но еще нужнее упражнение в спряжении глаголов; почему учитель не токмо на каждое спряжение, но и на каждый залог глаголов заставляет поодиночке своих учеников написать на черной доске, по меньшей мере, по одному полному примеру. Причастия должны ученики склонять с именами существительными, так, как имена прилагательные.

В сочинении слов каждое правило прилежно должно быть изъяснено и снабжено довольным числом примеров, по которым учащиеся лучше помнить будут сии правила, нежели б учили их наизусть. По окончании таким образом всей грамматики учитель заставляет учеников разбирать взятый период из какой-либо учебной книги, грамматическим способом, показывая все части речи и правила из сочинения слов, по которым оные части речи соединены, а потом, выбрав учитель сам один из таких периодов, переставляет в нем все речения и заставляет ученика приводить оные в порядок по правилам сочинения слов; в сие ж время повторяет учитель с учениками своими таблицу о правописании, которая тем яснее учинится для учащихся, что они уже знают грамматику.

Из речи «О пользе нравоучения при воспитании юношества»

(Печатается по изданию: Сырейщиков Е. Б. О пользе нравоучения при воспитании юношества. М., 1783.

В советской историко-педагогической литературе публикуется впервые. В речи, произнесенной профессором Е. Б. Сырейщиковым на публичном собрании Московского университета 30 июня 1783 г., автор осветил одну из проблем, волновавших общественность,- нравственное воспитание, его роль при воспитании юношества.)

...Нравственное воспитание юношества, составляющего подпору и подкрепление всякого общества, есть, конечно, сколько трудное, столько ж и важное дело, потому что от оного непосредственно зависит благоденствие не семейств только частных, но и всего общества. Итак, конечно, нет должности, которая бы требовала больше благоразумия, неусыпности, бдения и проницательности в том, кому она поручается, ибо как от нерадения при физическом воспитании случаются недостатки и несовершенства в теле, причиняющие родителям и ближним такого несчастного юноши сердечную скорбь, так от недосмотрения и оплошности при нравственном воспитании остаются недостатки и несовершенства в душе, приключающие не только родителям и ближним несносную горесть, но и всему обществу урон невозвратимый. Болезни тела, сколько б они ни застарелись, могут, однако, быть если не совсем уврачеваны, то, по крайней мере, много облегчены; болезни ж души, как скоро не в самом начале их подается им потребное врачевание, то делаются уже неисцелимыми. Болезни тела, сколько б они мучительны ни были, от самого продолжения времени немало уменьшаются; болезни ж души от продолжения времени становятся жесточайшими и пагубнейшими. Страждущий телесною болезнию никому не может причинить ни досады, ни огорчения, а только производит в сердцах наших, жалостным состоянием своим, сострадание, за которое он, яко за облегчение некое, платит всегда сердечною благодарностию; страждущий же болезнями душевными причиняет всегда не только ближним своим и сторонним, но и целому обществу огорчение, беспокойство и совершенный вред и на самых тех, кои изъявляют о нем соболезнование свое и тщатся подать ем какое-либо облегчительное средство, устремляется с злостию и ожесточением. Болезни телесные если и бывают когда соединены в одном и том же человеке, то одна умеряет жестокость другой, одна препятствует усилию другой или и совсем одна другую изгоняет; болезни ж душевные одна рождает другую, одна другую подкрепляет и взаимно одна другой спомоше-ствует усугублению. Словом, когда и в телесных болезнях делаем мы между ними различие, смотря по тому, какой которая из них уязвляет член, и по сему самому одну пред другою почитаем опаснейшею, то как можно сравнить болезни, уязвляющие душу, часть человека благороднейшую, с болезнями, тело удручающими. Конечно, сколько душа превосходнее тела, столько и болезни душевные несноснее и опаснее телесных. От всех душевных, толико ужасных болезней, совершенно предохраняют человека нравственные науки, или нравоучение; а как сии болезни вкрадываются в сердца и души весьма рано, то есть тогда, когда человек едва выходить начинает из детского возраста, то и потребно при самом воспитании преподавать юношеству нравоучение, или такую науку, которая показывает ему не только то, каким образом может оно предохранить себя от заразы сих болезней, но також, в случае, когда кто по неосторожности и несчастию своему впадет в оные, научает, как можно воспрепятствовать усилению оных, а потом, когда они еще не по всей душе разлили яд свой, и совершенно излечить их.

Но кто ж сии толь опасные и лютые болезни, душу человеческую убивающие? Они суть пристрастия наши, или стремление воли нашей, вместо истинного и прочного добра, к добру ложному и скоро проходящему или к злу, под видом добра нам представляющемуся; а как нравоучение научает нас не только различать истинное добро от ложного, но и преподает наставления, как можно нам приучить волю нашу избирать всегда истинное добро, а от ложного избегать, то из сего и должны мы заключить, что нравоучение одно в состоянии предохранить нас от сей гибели. Преподавая же нам важную науку познания самого себя, нравоучение подает нам верные средства к укрощению оных непокорных, бунтующих и сильных противников. Нравоучение покажет юноше весьма ясно истинную цену каждой добродетели и пользу, какую каждая из них во всю жизнь его ему приносить может, так как и пагубные следствия, кои каждый порок влечет за собою. Оно научит его снимать с сих последних личину, коею они, для уловления юных сердец, прикрывают гнусность свою. Оно откроет ему, что щедрость его, например, к которой он особенное имеет стремление, вышла уже из пределов, в коих изящная добродетель сия заключается, и превратилась в расточительность, сей столько бедствий в обществах причиняющий порок. Оно скажет ему, что склонность его к покою и увеселениям если не будет умерена, то превратится вскоре в леность и празднолюбие, сии два пагубных источника всех пороков, приводящие не только тело в расслабление, но и самую душу во изнеможение. Оно откроет ему, что склонность его высоко мыслить о своих дарованиях и совершенствах, а дарования и совершенства других почитать малыми и неважными есть начало открывающейся в нем гордости, порока, столько для всех нестерпимого, и что если он желает произвести в обществе доброе о себе мнение, то должен заблаговременно переменить сей образ мыслей и поступков своих. Оно изъяснит ему, что досада, оказывающаяся в нем при всякой не по его желанию случившейся вещи, соединенная с неудовольствием на того, кому сей противный мыслям его успех он приписывает, есть знак склонности его к гневу, страсти, часто весьма бедственные и плачевные имеющей следствия. Уведомляя подробным сему образом нравоучение юношу о всякой рождающейся в нем страсти и показывая ему каждой вредные для него следствия, научает оно его вместе и тому, как надлежит какую страсть умерять. Оно научит его также любить добродетели, внушая ему беспрестанно, что они одни могут человека учинить счастливым и что все прочее хотя и кажется для нас счастием, но есть непрочно и хотя на мгновение ока и доставляет нам удовольствие или увеселение, но после наказывает нас продолжительным и несносным мучением. Словом, нравоучение есть зеркало, весьма верно все черты или движения сердца нашего представляющее. Оно есть тот истинный друг, которого все ищут, но немногие находят и который нам как все наши добрые дела и качества представляет без ласкательства, так и порочные без потворства. Из сего заключить можно, что, к какому бы состоянию юноша себя ни приуготовлял, нравоучение везде принесет ему великую пользу. Если он ощущает в себе довольно мужества, чтоб учиниться последователем Марсовым (Имеется в виду Марс - первоначально бог полей и урожая, потом бог войны. ), то нравоучение покажет ему, в чем состоит истинное воина мужество; научит его отличать оное от безрассудной опрометности... Если ж он похочет служить отечеству своему, приемля на себя охранение законов и внутреннего спокойствия, то нравоучение истолкует ему, сколько нужно для соблюдения целости всякого общества, чтоб законы, общее всех членов оного благоденствия ограждающие, сохраняемы были свято и ненарушимо; чтоб все, как сильный, так и маломощный, как богатый, так и убогий, равную находили в них себе защиту, и потому, чтоб всем и каждому отдана была без лицеприятия должная справедливость. Оно покажет ему, сколько согрешает против человечества тот, кто для угождения сильному теснит маломощного и для умножения богатства человека избыточествующего отнимает последнее у бедного. Оно приучит сердце его к жалости, заставит его чтить слезы вдовы и не отвращать слуху своего от вопля сирот, помощи требующих у него и заступления. Словом, нет состояния, в котором бы нравоучение не было нужно человеку. Но что может человека, суровостию непостоянного счастия угнетаемого, подкрепить столько, как нравоучение? Что, кроме нравоучения, удобно отвратить его от поносного и недостойного отчаяния? Оно, научая его не возвышаться в счастии, научает також не изнемогать под бременем несчастия, а особливо когда он не может приписывать самому себе причины своего несчастия. Наконец, нравоучение делает человека другом всех людей добродетельных и любви его достойных: ибо от порочных оно его столько ж удаляет, сколько к добродетельным привлекает; да и к самым порочным вселяет в него сожаление и повелевает ему все способы употреблять к их исправлению. Из чего верно заключить можно, что человек, твердо сохраняющий правила нравоучения, не только в отечестве своем, но и вне оного, словом, в самых отдаленнейших концах земли всеми добродетельными людьми бывает любим, как бы своими ближними. Везде находит он людей, готовых к помощи ему, когда он имеет в ней нужду. Всякий за удовольствие считает оказать услугу свою ему, как такому человеку, который сам сокрушается тогда, когда видит себя не в состоянии представить оную другому. Всякий с радостию разделяет с ним имение свое, зная, что если дойдет ему нужда, то одолженный им ничего не пощадит для него, как человек, любящий больше одолжать, нежели одолжаться, и делать паче благодеяния, нежели получать оные; и между тем, как слышит он от всех жалобу на времена, что толь мало производят людей, друзьями быть способных, он во внутренности сердца своего утешается, находя во всех добродетельных людях друзей своих, и с восторгом благодарит нравоучению... Коль ни слабо и ни кратко доказано мною, сколько нравоучение полезно при воспитании юношества, однако как сия истина каждому из вас совершенно известна, то я оканчиваю слово мое представлением вам доказательства, сию истину несравненно более утверждающего, нежели... все сказанное мною... а именно... чтоб во всех на иждивении государственном содержащихся училищах, при прочих науках, преподаваемо было также и нравоучение.