Переживания физического развития

Взрослому человеку, даже уделяющему очень много внимания своей внешности, трудно, а порой и невозможно прочувствовать все происходящее с подростком в ходе физического развития. Часто, сталкиваясь вплотную с напряженностью переживаний подростка, ее объясняют особенностями подростковой психики, не видя за ними специфических психологических проблем. В самом общем виде их нужно определить как проблемы реорганизации образа "физического Я" и формирования качественно новой телесной идентичности.

Впервые эти проблемы дают о себе знать в конце препубертатного - начале пубертатного периода и остаются актуальными до минования пика бурного процесса взросления. Тревожащая новизна интероцептивных ощущений, меняющихся телесных форм, появление непривычной угловатости и неловкости, трудности управления "ломающимся" голосом, необычность ощущений, связанных с сексуальным напряжением и его разрядкой,- все это рискует стать проблемой, причем во многом неосознаваемой, а потому тревожащей еще больше. Это время внутренне противоречивого и нередко конфликтного состояния утраты привычного и обретения нового "физического Я". Чтобы стать собой новым, надо перестать быть собой прежним. Это противоречие жизни и смерти тем острее, чем более бурно протекает созревание. Если бы подросток мог это осознать и выразить словами, то он вложил бы в них, вероятно, не меньше пафоса, чем в гамлетовское: "Быть или не быть? Вот в чем вопрос!" Тем более что монолог этот действительно сплошь и рядом произносится - надо только расслышать его.

Накануне рывка в физическом развитии (девочки - в среднем около 10, мальчики-около 12 лет) ребенок часто становится "грязнулей": его трудно заставить умыться, почистить зубы, сменить белье или одежду, хотя еще совсем недавно он мог быть идеалом чистоты и аккуратности. Что же происходит?

Смутное чувство тревоги заставляет противиться всему, что может - пусть только в неясных пред чувствиях - угрожать телесной целостности, тождественности подростка самому себе. У мальчиков обычно этот "антигигиенический" период протекает конфликтнее, чем у девочек, а чуть позже мальчики начинают бурно противиться стрижке, как бы защищая свою неприкосновенность (любопытная параллель: в Древнем Риме право на длинные волосы имели только свободные люди, рабов стригли коротко).

Длительность описываемого периода варьируется в зависимости от темпов развития, но обычно через год-полтора все входит в колею. Родители частенько подтрунивают: "Влюбился!" Может быть, и влюбился, но и влюбиться-то можно, лишь освободившись от тревоги и чувствуя себя собой. Задача взрослых не в том, чтобы выиграть "войну за чистоту" - она бессмысленна, а в том, чтобы поддержать ребенка душевно и помочь пережить ему этот период с минимальными потерями.

Половое развитие, по точному замечанию И. С. Кона,- это стержень, вокруг которого структурируется самосознание подростка. Потребность убеждаться в нормальности своего развития, диктуемая все той же тревожностью, обретает силу доминирующей идеи. Прежде всего это касается наиболее бесспорных признаков полового развития. В предметно-инструментальном мужском стиле жизни это выражается ярче, чем в женском. Но так или иначе, больше или меньше все мальчики и девочки оценивают собственные признаки мужественности и женственности. Взаимные обмеры и сравнения своего тела с телом сверстников и сверстниц - обычное и закономерное явление. Возможность для мальчика побриться или пощеголять пробивающимися усиками, конечно, приятна, но я отсутствие ее не трагедия, чего нельзя сказать об оценке размеров полового члена. Как правило, кажется, что он меньше, чем должен быть. Сказываются и отголоски фаллических культов, и индивидуальные вариации размеров и форм, и подмеченная Э. Хемингуэем оптическая иллюзия: наблюдаемый сверху собственный половой член кажется меньше наблюдаемого сбоку чужого. Одних мальчиков и девочек сравнения и обмеры успокаивают, других - наоборот. Откровенно трагические формы такие переживания принимают редко, со стрессовыми же и невротическими реакциями на мнимую "недоразвитость" телесной мужественности или женственности приходится сталкиваться много чаше. К сожалению, они нередко провоцируются - прямо или косвенно - взрослыми.

Подростков и их родителей порой тревожат некоторые внешние признаки нарушения гормонального равновесия. И у мальчиков, и у девочек организм в это время вырабатывает больше мужских половых гормонов, под влиянием которых увеличивается выработка кожного жира, приводящая к появлению угрей. Девочек может пугать появляющееся под влиянием этих же гормонов избыточное оволосенение тела. Больше чем у половины мальчиков отмечается временное (но они-то этого не знают!) набухание грудных желез (если оно одностороннее, то чаще - слева); оно проходит само по себе в течение 1-2 лет. Эти временные явления могут потребовать симптоматической медицинской помощи либо совета. По сравнению с настоящими болезнями это, конечно, мелочи. Но неквалифицированное самолечение может и правда стать причиной болезней. Поэтому лучше, если под-ростка проконсультирует, например, косметолог или другой специалист. Кроме того, человек болен настолько, насколько он чувствует себя больным. Нельзя отказывать ему в помощи, ссылаясь на то, что "ничего серьезного нет". Было бы хорошо, если бы всеми этими вопросами занималась школьная медицинская сестра. Больше всего, конечно, подросток нуждается в психологической помощи, но ее-то как раз и удобнее всего оказывать вместе с помощью медицинской, порой используя ее в качестве "дымовой завесы".

Достаточно впечатлительные подростки ("У страха глаза велики!") зачастую видят дефекты там, где на самом деле их нет ("У меня слишком длинный нос ...слишком короткие ноги"). В какой-то степени этот страх знаком каждому подростку, хотя и не каждым осознается и не у каждого ощутимо сказывается на настроении. Но у некоторых он превращается в форму пубертатной дисморфофобии (навязчивого страха телесного уродства или дефекта). Еще в начале XX в. П. Жане описал юношей и девушек, "стыдящихся тела", того, что они якобы слишком быстро растут или безобразно полнеют, боящихся стать уродливыми или смешными, пугающихся приходящих с половым созреванием изменений своего тела. В западной литературе в 70-х гг. болезненные варианты пубертатной дисморфофобии звучали как "синдром Квазимодо". Это блестящая метафора, но она все же больше подходит для крайних случаев. А то, что происходит со многими нормально развивающимися подростками прекрасно описал Г. Х. Андерсен: "Это были лебеди... Они поднялись высоко-высоко, а бедного утенка охватила непонятная тревога. Он завертелся в воде, как волчок, вытянул шею и тоже закричал, да так громко и странно, что сам испугался. Ах, он не мог оторвать глаз от этих прекрасных, счастливых птиц, а когда они совсем скрылись из виду, он нырнул на самое дно, выплыл опять и долго не мог опомниться. Утенок не знал, как зовут этих птиц, не знал, куда они летят, но полюбил их, как не любил до сих пор никого на свете. Красоте их он не завидовал; ему и в голову не приходило, что он может быть таким же красивым, как они". Поэтому давайте обозначим неболезненные варианты таких переживаний как "синдром гадкого утенка". Любые изменения в состоянии тела пробуждают у него тревогу, физическое и половое созревание вызывает прежде всего сомнение: "А так ли? А правильно ли?" Он сравнивает себя со сверстниками, которые переживают то же, что и он сам, но, видя их внешность, а не переживания, приходит к выводу, что он "не такой" ("не такая"); нормальную эволюцию воспринимает как искажение. Каким он будет - он еще не знает, и воображение рисует худшие варианты. Говорить об этом с кем-нибудь практически невозможно. Сомнения и тревоги выдают себя раздражительностью, могут отражаться в сочинении небылиц о чьем-то восхищении в свой адрес. Переживания подростка прекрасно поняты Л. Н. Толстым в "Отрочестве". Надо обратить внимание на несколько моментов, проливающих свет на переживания современного подростка. Благодаря акселерации они приходятся на более младший, чем раньше, возраст. Сто лет назад ориентиром были те, кого подростки видели в своем окружении. Сегодня им становятся стандарты, предлагаемые средствами массовой коммуникации: чемпион-спортсмен, киногерой, победительница конкурса красавиц, образы рекламы и т. д. Они недосягаемы, в сравнении с ними совсем не трудно почувствовать себя "гадким утенком".

Манера подростка одеваться, причесываться и г. д. отражает ту же тревожность. Чубчик, развевающийся клеш, кепочка с пуговкой; взбитый кок, туфли на невероятной платформе, надеваемые едва ли не с мылом брюки-дудочки; петушиный гребень на голове, штаны-бананы или драные дедушкины галифе - все это меняется во времени. Неизменным лишь остается стремление подростка внешне быть "как все", т. е. как сверстники в значимой, референтной для него группе. Первым средством такого конформистского успокоения становятся одежда как внешнее продолжение тела и способы украшения (татуировка, прическа, серьга в ухе, вериги "металлистов", косметическая "боевая раскраска" и др.). Подростковая мода, как и любая другая, живет по своим, никому до конца не ведомым, но в основе своей социальным и социально-психологическим законам, а принимается или отвергается, выбирается для себя по законам психологическим!

Все эти внешние эффекты по мере взросления и обретения уверенности в собственных силах постепенно сведутся к минимуму. Пока же они - щит и забрало подростковой мнительности, тревожности.

Эта же неуверенность проявляется и в граффити (своеобразной "настенной росписи"). Подобно малышу, гордо заявляющему: "Вот он - я", подросток оставляет свое имя на любой поверхности, на которой молено писать - неважно, каким способом. Особое возмущение взрослых вызывают "сексуальные" рисунки и надписи. Специально изучавшие их психологи подчеркивают, что в них отражается крайняя неосведомленность о сексуальных органах и функциях при крайней же заинтересованности ими, а в акцентировании размеров половых органов и непристойности выражений - утрированная компенсация неуверенности авторов. Часто их используют в психотерапевтической работе с подростками.

От того, как складываются знания подростка о себе, как формируется переживание своего "физического Я" вообще и полового в частности, зависят многие стороны его будущего отношения к самому себе, к окружающим людям разного пола, а также к чувству любви.

Все сказанное на первый взгляд диктует вывод о негативном образе тела у подростков. М. Брукон-Швейцер на основании своих исследований считает, однако, что это не так. На наш взгляд, это внешнее разногласие. Рассматривая переживание подростком своего "физического Я", мы стремились показать, что тревожно-противоречивое отношение в этом возрасте к телу содержит в себе и сильный психозащитный, психопрофилактический элемент. Оборотной стороной позитивного субъективного значения происходящих телесных изменений является психический стресс, подросток настолько страшится быть некрасивым, "не таким", насколько не хочет этого в будущем. Это справедливо сравнить с описанным известным психиатром А. М. Свядощем неврозом ожидания. Речь, таким образом, идет не о негативном образе тела, а о психическом напряжении в связи с опасениями его негативизации. Оно может отливаться в очень разные, далеко не всегда желательные формы поведения. Помня об этом, воспитатель не станет стремиться "пресекать на месте", "держать и не пущать". Задача его состоит в ином: помочь подросткам в социализации этих форм, их "окультуривании" - помочь им удерживать равновесие на той грани, где сходятся индивидуальное и общественное.